Мысль эта разбередила душу, рождая чувство вины и смятение. Мэгги повесила сумку на плечо, повернулась и направилась к машине.

Майк разобрался со счетом, кратко обсудил ход матча с тренером другой команды-участницы и вернулся на свое место дальше наблюдать за игрой. Но мысли его были теперь далеко отсюда, если только они были здесь прежде. Он думал лишь о том, что сообщила ему Мэгги.

Несомненно, сдвинутое сиденье в машине Розы заставляло его тревожиться. Замечание Мэгги вполне справедливо: он помнил, что сиденье всегда располагалось очень близко к рулю. Изредка он водил Розину машину, и ему всегда приходилось отодвигать кресло далеко назад, чтобы уместить свои длинные ноги. Возможен и такой вариант, что сиденье откатилось назад, когда Мэгги осматривала машину, но она бы наверняка заметила это.

Итак, если машину вела и припарковала не Роза, то кто же? Мэгги подозревала Брендана, но Майк не хотел в это верить. Его бедное воображение и логический ум не воспринимали догадку о том, что мужчине вдруг взбрело в голову навредить бывшей жене сейчас, когда прошло так много времени с момента их развода. Но нельзя было не принимать во внимание и еще одно — шарфик, найденный Мэгги в его квартире, этот факт делал предположение Мэгги реальным. Если это именно тот самый шарфик, который она послала Розе ко дню рождения, то, соответственно, Брендан лгал, говоря, что не виделся с Розой после Рождества. А то, что он сказал кроме этого, наверняка правда. Он сказал, что встретил Розу в Кливдоне с каким-то мужчиной.

Каждый мускул у Майка был напряжен. Ложь это или… правда? Как заметила Мэгги, Брендан мог пытаться перевести с себя подозрения на кого-то несуществующего. Но Майк склонялся к другой версии. Хотя она злила и удручала его, он почти верил в нее. В поведении Розы в последние недели перед ее исчезновением появилось нечто странное и подозрительное. У Майка возникло чувство, что она что-то скрывает от него, в ее словах сквозила недосказанность. Он не хотел верить тогда, не хотел и сейчас, но в то же время не мог отрицать вполне возможный факт, что Роза с кем-то встречается.

Реальность предполагаемого вдруг дошла до его сознания, вызвала боль в душе, задев его мужскую гордость и теребя старые раны, которые нанесла отнюдь не Роза, а его бывшая жена Джуди, покинувшая его ради другого мужчины.

Незаглушаемая боль исподволь преследовала его все эти годы. Он любил Джуди простой, откровенной, безоговорочной любовью доверчивого и простодушного человека. Он верил в нее, был полностью предан ей, и ему не могло прийти в голову, что она никогда, ни единой минуты не отвечала ему тем же. Он был слепцом! Слепцом!

Тони Финлей был лучшим другом Майка. В школе они были неразлучны, и даже когда их жизненные пути разошлись, друзья сохранили близкие дружеские отношения. Он доверял Тони безраздельно. Но это не остановило двух самых близких Майку людей, и они закрутили роман прямо за его спиной. А однажды Джуди без долгих объяснений сказала, что уходит от него к Тони.

Удар, нанесенный его сердцу и гордости, был очень сильным; несколько лет он вообще считал, что у него никогда не будет другой женщины. Он сменил работу, снял квартиру, начал новую жизнь. И однажды встретил Розу.

В Розе сочеталось все то, чего не было в Джуди. Джуди казалась мягкой и заботливой, Роза — резкой и изощренной; Джуди была неамбициозна и привязана к дому, Роза — большая карьеристка, повенчанная с работой. Ее независимость поражала Майка. И честность — как раз то, что в его прежнем браке отсутствовало.

Это было притяжение противоположностей: Роза любила общество, а Майк предпочитал тихую, уединенную жизнь; воображение Розы кипело и бурлило, тогда как Майк сохранял спокойствие, не придавая значения ничему, кроме последних матчей по регби. Но, как это ни удивительно, они прекрасно дополняли друг друга, хотя каждый представлял собой незаурядную личность, и чем дальше, тем нежнее становились их отношения. Майк расценивал их, если он вообще об этом задумывался, как любовь, хотя нынешнее чувство сильно отличалось от того, что он испытывал к Джуди.

Хотя очень скоро они стали постоянными любовниками, никто из них не хотел оформлять этот союз. У обоих за спиной были разрушенные браки, и у обоих не было желания связывать себя подобными узами вновь. Они получали удовольствие друг от друга, равно как и отличной свободы, которая прежде всего заключалась в том, что они жили под разными крышами. Сейчас Майк поразился своему открытию: при отсутствии взаимных обязательств, он рассчитывал на верность и преданность. Ревность, неожиданно подкравшаяся к нему, вызвала сочувствие к Брендану, вернее, сопереживание. А что, если и Роза лгала своему бывшему мужу так же, как и Джуди Майку? Вдруг она и теперь лжет? Наверное, всколыхнулись переживания далекого прошлого, которые так больно ранили его, ведь Роза никогда не давала ни малейшего повода для недоверия, она никогда не казалась ему двуличной.

Но те сведения, которые Мэгги так ненавязчиво сообщила ему, воскресили прежнюю боль и возбудили подозрения. Мэгги, сев в кресло водителя в машине Розы, обнаружила, что кто-то, у кого ноги длиннее, чем у Розы, привел машину к станции и оставил ее там, чтобы замести следы. Но Майк нашел более простое объяснение. А вдруг Роза и этот «кто-то», кто вел машину, уехали вместе куда-то далеко? Ведь Брендан видел ее с мужчиной в Кливдоне. Вполне вероятно, что этот мужчина из бара и «кто-то» — одно и то же лицо. В тот момент, когда Мэгги все рассказала, Майк узрел возможную связь. Именно поэтому он и отговаривал Мэгги от визита в полицию с ее новыми уликами. Он прикинул, как путем логических рассуждений полицейские придут к аналогичному выводу, и он, Майк, предстанет полным дураком. Если она бросила его и уехала, то меньше всего на свете он хотел, чтобы окружающие, а тем более полиция, узнали, как он по ней скучает.

Майк тяжело вздохнул, угнетенный печальными размышлениями, и попытался сосредоточиться на матче.

Глава 10

Дрю Петерс-Браун находился в своей студии, которая когда-то служила фермерам амбаром, а теперь стала домом для Дрю и Джейн, его жены. Целый день он провел здесь, рисуя, но час назад решил, что сделал достаточно. Он вымыл кисти и уложил на место масляные краски — эти принадлежности были предметом его особых забот — затем включил кассету с «тяжелым металлом», сходил за теплым пивом, скрутил сигарету с марихуаной и плюхнулся на мягкий диван, собираясь закурить.

Наступала, как он сам себе признался, лучшая часть дня, когда можно расслабиться, испытать удовлетворение от работы, выполненной на уровне «выше среднего», и дополнить все это кайфом от музыки и марихуаны.

Иногда бывали дни похуже. Тогда работа продвигалась с трудом, он впадал в депрессию и твердил себе, что больше не вернется к холсту. Тогда музыка и наркотики оказывали совсем другое действие, напоминая ему о прошедших славных днях и приоткрывая завесу над будущим, где все было окрашено в мрачные тона с редкими ярко-красными вспышками вечного проклятья. Но не сегодня. Сегодня выдался хороший день, и Дрю тоже чувствовал себя хорошо.

Он развалился на диване, худощавый мужчина в майке и испачканных краской брюках, с длинными волосами, стянутыми на затылке в жидкий хвостик, и наслаждался наступающим вечером.

Может, чуть позже он на часок заглянет в бар. Ему нравилось выпивать с местными жителями, которые называли его «творцом» и обращались как со знаменитостью. А может, лучше нагрянуть в город к друзьям — Клифу и Дэвиду, на чьей «свадебной церемонии» несколько месяцев назад он был самым почетным гостем. У них остановился парень из Штатов, и Дрю очень взволновала встреча с ним. Он сладко размышлял над этим многообещающим решением, как вдруг обнаружил, что его уединение нарушено.

— Джейн, дорогая, ты меня испугала до смерти, — медленно, протяжно проговорил он.

— Если бы музыка играла потише, ты бы услышал, как я тебя звала.