— Да, конечно… Не очень хорошо… Но можно сказать — вполне прилично. — Казалось, что она никак не может дать ему прямой ответ.

Одна из веселых ирландских девушек, которые прислуживали в доме, подыскала ей костюм для верховой езды, и они отправились в конюшню. Они катались верхом, и позже, когда они вернулись в дом, Мейв чувствовала себя совсем измученной. Но она не знала — было ли это от верховой езды или из-за растущего напряжения. Она видела, что Али тоже был возбужден, но он не выглядел усталым. Они пили бренди в библиотеке. Глаза их встретились, воздух вокруг был словно переполнен электричеством.

— Мне бы хотелось посмотреть Дублин, — вдруг выпалила Мейв.

Али засмеялся:

— Прямо сейчас? Сию минуту? Уже поздно! Может, лучше подождать до завтра?

— Нет, пожалуйста. Поедем прямо сейчас!

Он пробыл в Дублине гораздо дольше, чем в Париже. Он сделал его домом для себя. Может, если она походит по тем улицам и увидит те же места, которые видел он, она отыщет хоть крупицу его существования. Мейв пыталась угадать, где он находится в это время.

Дорога до Дублина была узкой и извилистой, и Али сильно гнал машину. В одном месте им пришлось остановиться, чтобы пропустить стадо лохматых овец. Мейв чувствовала нетерпение Али. Он был мужчиной, который не привык ждать. Мейв смотрела, как лениво струится торфяной дымок из труб крытых соломой домишек. Он медленно рассеивался в туманном, теплом воздухе. Ирландская деревня, подумала Мейв, это место для неспешных мечтаний. У нее самой тоже была мечта, но Али Хан был мужчиной, живущим только ради настоящего.

— Что бы вы хотели посмотреть? — спросил он. — Может, пройтись по магазинам?

Мейв приехала сюда не для того, чтобы таскаться по магазинам.

— Сначала я бы хотела увидеть Книгу Келлса.

Али непонимающе посмотрел на нее.

— Она хранится в библиотеке колледжа Святой Троицы, — объяснила Мейв.

Конечно, Али никогда не видел Библию восьмого века, но, может, там бывал Пэдрейк, потому что Джойс писал об этой книге как об «источнике ирландского вдохновения!». А Пэдрейк О'Коннор восхищался Джеймсом Джойсом.

Они покинули колледж Святой Троицы, и Мейв сказала, что ей хотелось бы посетить дом, где родился Оскар Уайлд. Она знала, что он где-то неподалеку. Али Хан, казалось, забавлялся их прогулкой.

— Оскар Уайлд называл ирландцев величайшими ораторами после греческих! — сказала Мейв.

Али засмеялся и заявил, что он знал, что ирландцы — великие говоруны, но ничего не знал о греках. Мейв показалось, что он смеется над ней.

— Вас интересует литература? — поинтересовался Али. — Или вы интересуетесь только ирландскими писателями из-за вашего происхождения?

Мейв улыбнулась, но ничего не ответила. Что она может сказать? Что ее интересовал американский писатель, приехавший жить в Ирландию?

— Мы можем просто погулять здесь? — спросила она.

Они бродили вокруг, заходили в книжные лавки, пили виски в пабе Муки. Они постояли перед входом в театр Эбби и бродили по маленьким улочкам Северного Дублина. Но Мейв ничего не почувствовала. Она ничего не нашла здесь из того, что надеялась найти. Она также не почувствовала тот Дублин, о котором писал О'Кейси, — «Город скрытого очарования».

— Что вы ищете, Мейв? — спросил ее Али. — Может, я смогу вам помочь?

Она не могла, ему ответить. Мейв была уверена, что он не сможет помочь, что он никогда не читал Пэдрейка О'Коннора, — он был не из тех, которые смотрят на жизнь через призму любимых книг. У нее на глазах показались слезы. Мейв улыбнулась принцу и молча покачала головой.

— Бедная моя девочка, — сказал Али и крепко, обнял ее.

Она вспомнила, что писал Шоу о Дублине: «Для меня все настолько реально…» Она не нашла здесь, ничего реального. О, есть где-нибудь кто-то, кто похож на Пэдрейка, который мог бы заставить ее чувствовать себя живой?

Али все еще тесно прижимал ее к себе. Мейв ощутила, какие у него крепкие и надежные объятия. Она посмотрела ему прямо в лицо. Он был настоящим. Таким живым. У него были ласковые, сильные руки, его тело было теплым. Постепенно она почувствовала, как тепло стало подниматься вверх от низа живота, все сильнее и сильнее, пока все тело не запылало от сильного желания, от физической потребности контакта с ним. Кровь, кипятком разбежалась по всему телу. Только склоненное к ней лицо Мейв видела нечетко, как бы в тумане.

Они нашли гостиницу неподалеку, бедную гостиницу прямо над пабом, и почти взбежали наверх по деревянной лестнице. Принц был не тем мужчиной, который привык ждать, а Мейв и так ждала слишком долго!

Но как только они очутились в постели, спешка куда-то отступила, они не замечали времени. Их тела слились, плоть с плотью… Он ласкал ее губы, стонал и покачивал ее в своих объятиях… Сосал ее соски, втягивал их в себя… Вместе они искали наивысшего наслаждения. Они исследовали тела друг друга… Он входил в ее тело… Все ее чувства были обострены, кровь пульсировала в венах. Нежные прикосновения… Мейв почувствовала, как она возносится на вершину блаженства, когда невозможно отделить плотское наслаждение от мистического чувства, реального от нереального, плоти от духа. Она выкрикнула его имя…

Мейв открыла глаза и увидела, как он пристально смотрит на нее. Али грустно улыбался, но в его улыбке был упрек.

— Ты назвала меня «папочка!».

Мейв широко открыла глаза и покрылась потом. — Ты ошибаешься. Ты, наверно, не расслышал… Я крикнула «Али!».

Али погладил ее волосы, рассыпавшиеся по подушке.

— Конечно, — сказал он снисходительно и грустно.

«Мисс Рита Хейворт и принц Али Хан приглашают вас на свое бракосочетание…» Все трое получили приглашение на свадьбу двадцать седьмого мая.

Крисси спросила:

— Как вы считаете, мы пойдем?

Сара задохнулась от возмущения:

— Конечно! Обязательно! Я ни за что не пропущу это зрелище!

Мейв было неудобно не пойти, если Крисси и Сара пойдут на свадьбу Али Хана и Риты Хейворт.

Светская церемония происходила в городской ратуше города Валлауриса, провинции, где стояло шато Али Хана. Первым прибыл Али Хан на серой «альфа-ромео», в черном сюртуке и в полосатых серых брюках. Потом подъехали Ага Хан и его бегум в зеленом «роллсе» — на бегум было синее сари. Ага Хан был в кремового цвета костюме и темных очках. Наконец, прибыла невеста в белом «кадиллаке», в белом платье и синей шляпе.

На приеме в шато подавали коктейль, составленный специально в честь молодоженов. Коктейль «Ритали» состоял из двух третей виски «Кэнедиан клаб», одной трети сладкого вермута, двух капель горькой настойки и, конечно, вишенки. Вокруг были тысячи цветов. В бассейн залили двести галлонов одеколона.

Гости ели омаров, икру, другие деликатесы. На всех произвел впечатление свадебный торт весом в сто двадцать фунтов.

Одна посетительница, бывшая певичка из кабаре, теперь дама из высшего общества, делилась с друзьями:

— Вопрос не в том, спали ли вы с Али, нужно выразиться иначе: «Спал ли он с вами?»

Девушки посмотрели друг на друга, в глазах читался один и тот же вопрос. Потом они так захохотали, что смех чуть не перешел в слезы.

В июне они справляли свою ежегодную встречу в «Ритце» и пили за здоровье Марлены, которая все еще оставалась в Кембридже. Они ждали, что она присоединится к ним, так как она уже закончила колледж, но Марлена преподнесла им сюрприз. Она оправилась от измены Джонни Грея и нашла себе нового любовника, молодого человека, который изучал юриспруденцию в Гарварде. Осенью Марлена сама собиралась поступить на юридический факультет.

Питер, писала Марлена, был самым приятным, милым и любящим человеком, которого она встречала в своей жизни. Марлена также добавила, что «он ей дороже всех, за исключением трех милых подружек, о ком я так скучаю. Питер, может быть, и не такой красивый, как тот, чье имя я даже не хочу упоминать, но, как говорит моя мама, «красив человек лишь настолько, насколько прекрасны его поступки!». Я хочу сказать «Аминь!»