— Конечно, — сказала Каролина Пушер, садясь и аккуратно расправляя плиссированную черную юбку-клеш и белую шелковую блузку — О вас говорит весь Париж. Вы, богатенькие американки, являетесь новыми особами голубой крови в Европе. Всем нужны ваши деньги! Вам, наверно, будут хотя бы раз в день делать предложения бедные герцоги и графы. Им нужно так или иначе оправиться от войны.
— А твой виконт? — спросила Сара.
— Анри? У него теперь есть деньги. Я заняла его в деле по декорированию интерьеров, и он прекрасно зарабатывает! Все отели сейчас начали заново оформлять свои помещения.
— Ты знала, что у него не было ни гроша, когда выходила за него замуж?
— Конечно! — захихикала Каролина. — Мы заключили соглашение. В этом отношении французы просто прелесть. Я хотела титул, он — деньги. Он был уже совсем на грани. Но когда мне надоест быть виконтессой или если я найду себе кого-нибудь получше, мы расстанемся друзьями, Анри — педик, он такой же мужчина, как пятнадцатидолларовая купюра — деньги!
Мейв смотрела на виконтессу, как будто увидела животное какой-то неизвестной породы. Ей было столько же лет, как и им, но она рассуждала так, как будто была на двадцать лет старше. Даже Сара не была такой современной, а Крисси — такой циничной!
Виконтесса снова оглядела прекрасно оформленную комнату и пошмыгала носом.
— Сара, я не понимаю, почему вы решили жить тут. «Ритц» — такой пыльный и захламленный отель! И такой высокомерный персонал! Они даже не принимают здесь американских киноактеров!
— Это их проблема, — заявила Сара. — Я считаю, что здесь просто прекрасно! Пляс Вандом — хорошее место, и нам нравится здешняя кухня! Нам нравятся сады и террасы, правда, девушки?
— Мы просто вне себя от восторга! — твердо заявила Мейв.
— В отеле «Ланкастер» гораздо лучше телефонное обслуживание. Но если вы хоть что-то понимаете, вы должны остановиться в «Бристоле». Он рядом с лучшим парикмахерским салоном в городе.
— Я считаю, что в «Ритце» все в порядке!
— Ну, оставайтесь здесь, если вам так нравится, но тогда уж наймите себе лимузин с шофером! И запомните, для американцев в Париже существуют три правила! Первое: никогда не опаздывать на важный обед или ужин — этого не прощают. Второе: нужно стараться показать себя веселым и интересным человеком. Третье: не стоит пытаться перещеголять кого-нибудь своими нарядами — это ужасный грех! И еще одно: держитесь подальше от немецких баронов. Наглые, хладнокровные мерзавцы! Почти все садисты и извращенцы!
Да-а, подумала Крисси. Один из них женился на ее матери и застрелил ее… Понятно, почему Каролину Пушер прозвали «Мордовороткой». У Крисси просто чесались руки дать ей по морде за наглость и надменность!
У Крисси сердце забилось сильнее, когда она взяла в руки плотный серый конверт с гербом Виндзоров. Письмо было написано фиолетовыми чернилами.
Моя дорогая Кристина!
Дэвид и я только что вернулись в Париж. Здесь все говорят только о вас. Все наши друзья обсуждают прекрасную Крисси Марлоу. Нам очень хочется повидать дочь нашего старого и дорогого друга. Мы можем вспомнить твою мать, если ты не будешь против и если воспоминания не будут слишком болезненными для тебя, для всех нас. Для нас троих это было очень трудное время. Но у нас есть много и приятных воспоминаний!
Приезжай к нам в Буа-де-Болонь на чай четырнадцатого, в четыре часа: Я постараюсь собрать старых друзей твоей матери. Мы все ждем встречи с тобой».
Крисси была так поражена, что разжала пальцы и записка упала на пол. Сара подняла ее и быстро пробежала взглядом.
— Вот так так, приглашение от самой герцогини! Что же она не приглашает и нас с Мейв?
— Почему бы тебе не пойти вместо меня? — резко спросила Крисси. Сара быстро посмотрела на нее:
— Ты что, не хочешь идти? Герцог и герцогиня — это же сливки общества!
— Она отбила герцога у моей матери, когда мама поехала воевать за меня в Нью-Йорк!
Сара улыбнулась:
— Давай посмотрим на это дело с другой стороны. Ну и что она выиграла, получив герцога?
— Мне кажется, что ты должна пойти, — сказала Мейв. — Может быть, ты избавишься от неприятных мыслей о прошлом.
Крисси уставилась в стенку:
— Вы считаете, что мне это поможет? Ты тоже этим занимаешься?
— Я? — побледнела Мейв. — Что ты имеешь в виду?
— Все твои маленькие экскурсии, на которые ты отправляешься одна. Разве это не твоя одиссея в прошлое?
«Одиссея? Да, она права. Крисси выбрала правильное слово!»
Мейв сама не знала, что ищет, когда шагала вдоль Сены, заглядывая в лица рыбаков. Она заходила в кафе на пляс Сент-Мишель и заказывала ром «Сент-Джеймс»: она знала, что так поступал молодой и романтичный Пэдрейк. Мейв старалась найти кафе дез Аматер, но не нашла его. Она нашла книжный магазинчик Сильвии Бич. Это были все те места, о которых рассказывал ей отец однажды серым днем в Труро, когда они бродили по пляжу и карабкались по дюнам.
Мейв казалось, что она ищет следы духовного присутствия молодого Пэдрейка в Париже. Того молодого человека, которого она никогда не знала. Она искала его на Монмартре и на рю де Флерюс, где жили Гертруда Штейн и ее подруга Элис, содержавшие, салон, в котором Пэдрейк и другие молодые писатели пили бесцветные фруктовые ликеры и закусывали маленькими пирожными, разглядывая прекрасные коллекции рисунков, развешанных по стенам. Он сказал ей, что мисс Штейн не обращала на него никакого внимания, пока не прочитала его роман, который он закончил в Париже. Тогда она включила его в «будущее поколение», как она называла подающих надежды молодых авторов.
Боже, как тогда смеялся отец, сидя рядом с дочкой на мокром песке и вспоминая этот маленький эпизод. Гертруда Штейн так и не стала известной, как и остальные члены ее салона. Она не канула в вечность, как это произошло со Скотти Фицджеральдом и Зельдой. Но ее основательно забыли по сравнению с Хемингуэем, с Эзрой Паундом и Джойсом, который совсем не нравился Гертруде.
Вернувшись домой, отец сразу ушел в свою комнату, как он делал всегда, когда был пьяным.
Все имена, которые отец называл в тот день, были ей незнакомы. Но Мейв помнила, как она завидовала этим людям, потому что им повезло знать ее отца, когда он был молодым и веселым и, может быть, более расположенным к людям.
Поэтому она и бродила в одиночестве по Парижу, пытаясь найти следы Пэдрейка тех времен. Она прочесывала улицы Квартала, заглядывала во все аллеи, сидела за мраморными столиками бесчисленных кафе, в грязных барах, в ресторанах на рю де Сен-Пре, рю Нотр-Дам де Шан, на авеню д'Опера, на Елисейских Полях. Она побывала во всех местах, которые он хоть раз упоминал. Она разглядывала картины Мане в музее «Люксембург», потому что Пэдрейк был там и смотрел на того же Мане.
Но Мейв его не нашла. Она не выполнила свою задачу — пустота не была заполнена, боль не стала меньше, Париж не показал ей Пэдрейка того времени. Может, его вообще не было на свете?
Крисси чувствовала себя лицемеркой. Как бы она ни утверждала, что не желает ехать к Виндзорам, в душе она твердо знала, что обязательно поедет. Она нашла их дом, как и ожидала, великолепным. Крисси знала, что разведенная женщина из Балтимора известна своим утонченным вкусом, а не только тем, что была виновна в отречении мужа от трона. Правда, Сара сказала, что именно Париж отточил ее чувство прекрасного и элегантность, после чего она стала международным символом шика. Но Сара всегда говорила нелицеприятные вещи.
Крисси увидела, что комната полна незнакомых людей. Ее приняли весьма сдержанно, что было очень странно. Приглашение герцогини было таким теплым, но сейчас она держалась натянуто, почти холодно. Герцог тоже был странным, как бы отстраненным от всего. Остальные гости принялись обсуждать Крисси, как будто ее не было в комнате.