— Что ты там делаешь? — она услышала голос Тома и поспешно вышла.

На стенах вдоль лестницы висели картины. Ее взгляд привлек рисунок, изображающий плачущего птенца.

— Отличный рисунок. Что это?

— Он плачет, — ответил Тома. — От горя.

Она грустно посмотрела в глаза ребенку. Милое, беззащитное, доверчивое детское лицо.

В тот день в летнем кафе теннисного клуба было особенно оживленно. За одним из столиков в тени сидела Матильда в элегантном белом костюме и изящной белой шляпке. Черные завитые кудри падали на плечи. Вишневого цвета помада придавала ее лицу особый шарм.

Матильду окружали репортеры. Недавно состоялась презентация ее книги, которая, надо сказать, имела успех и очень быстро сделала автора знаменитой. Целыми днями дома разрывался телефон, звонили поклонники, знакомые, журналисты, просили о встрече.

А в прекрасный августовский день в летнем кафе она устроила маленькую пресс-конференцию. Собралась толпа зевак. Щелкали фотоаппараты.

— Я давно сочиняю сказки для детей, но книгу выпустила впервые.

— Это ваш дебют?

— Да.

— Но в книге и иллюстрации ваши?

— Да, я рисую сама.

— Рисунки профессиональны…

— Я училась в Париже. Но из-за болезни не смогла получить диплом.

— Вы пишете только для детей?

— Да.

— У вас оригинальное видение мира. Вы очень талантливы.

— Спасибо.

— Надеюсь, скоро мы встретимся с вашим творчеством опять?

— Возможно.

Подошла Николь.

— Подпиши одну для своего племянника, — она протянула книгу. — Он будет рад. Может, для детей это слишком. Для ребятишек она чересчур хороша.

Матильда поставила свою размашистую подпись.

— Детские книги должны быть особенно хороши. Держи.

Вдруг она услышала запах гари.

— Что это? — она вскочила, тревожно оглядываясь по сторонам.

— Что-то горит на кухне.

Увидев клубы дыма, она побежала туда.

Мадам Жюво снимала со стены огнетушитель, задыхаясь от дыма. Матильда вырвала его из ее рук, быстро нажала на рычаг — полился фонтан жидкой пены.

— Ой, ей-ей. Боже! Что творится? Настоящий пожар. Нажимайте. Сильнее. Кажется, все.

— Испугались? — спросила Матильда.

— Не очень.

Их лица покрылись сажей. Белый наряд Матильды стал черным. В горле першило. Чувствовалась горечь во рту.

— Ой, я вся черная!

Матильда поспешила в ванную. Стоя перед зеркалом, она тщательно протирала лицо. Вошли двое незнакомцев. Они мыли виноград.

— Ты не слышал ту историю с Марселем?

— Нет. Я уже целый месяц его не видел.

— А он тебе никогда не рассказывал о блондинке, которая живет в его доме?

Матильда внимательно прислушивалась.

— А, да, да, да. У них был роман. Кстати, все шло очень хорошо.

— Но теперь все очень плохо. Он не может избавиться от нее. Каждый день она подкарауливает его на лестнице. И он переезжает в другую квартиру. Понял, что самое опасное — это заводить роман с соседкой.

Они захохотали. Эта история их очень забавляла. Зато Матильду как будто кто-то хлестнул по лицу. Ей показалось, что говорили о ней. Вот как выглядят со стороны ее чувства. Они вызывают только иронию и смех. Бернар тоже избегает ее. Окружающие смеются за ее спиной, а она ничего не замечает.

Как жестоко, подло и бестактно! Судорожный комок опять сдавил ей горло. Слезы наворачивались на глаза. Только бы никто не увидел. Уйти, уйти подальше от всех.

Она выскочила на улицу, тревожно оглядываясь по сторонам. Куда ей убежать? Ее остановил пожилой англичанин.

— Извините, вы автор этой книги?

— Да.

— Вы не могли бы мне ее подписать?

— Попозже, месье.

Она бежала по аллее, слезы текли по ее щекам. Матильда глотала их и бежала все дальше.

Обессиленная, она упала на траву у густых зарослей шиповника. Нервы сдали окончательно, и больше она не могла контролировать себя. Она долго рыдала, громко всхлипывая и задыхаясь от собственных слез. В истерике она кусала траву, била по земле руками, рвала на себе волосы.

Хотелось умереть. Только смерть могла решить все проблемы и подарить покой. Вечный покой.

Жизнь слишком несправедлива и жестока. Одним она дарит счастье, а других обрекает на вечные страдания и муки.

Она не хотела больше жить.

— Где же Матильда? — ее не было больше часа и Филипп стал серьезно беспокоиться.

— Да, странно, — сказала Николь. — На кортах ее тоже не видно.

— Она не собиралась сегодня играть. Она даже не одета для этого.

Он ходил к соседним столикам, расспрашивая, не видел ли кто его жену. Но все только недоуменно пожимали плечами.

— В доме ее нет, — сказал Ролан. — Пойдемте поищем в парке.

По дороге они встретили мадам Жюво.

— Я ищу Матильду, — сказал Филипп.

— Матильда! Матильда!

Все четверо, испуганные и встревоженные, искали ее.

— Что же могло случиться?

— Она была в отличном настроении…

Они нашли ее в кустах шиповника, истерично рыдающую, опухшую от слез.

— Матильда! Что с тобой? — Филипп пытался ее поднять. — Да что же это с тобой, Матильда? Ну успокойся, пожалуйста.

Он гладил ее по голове, крепко обняв. Ролан, Николь и мадам Жюво молча стояли, в ужасе наблюдая эту грустную картину.

Все было очень серьезно. В этой семье происходило что-то страшное и болезненное.

Мадам Жюво молча покивала головой. Она поняла все. И предчувствовала недоброе.

Матильда очнулась уже в больнице. Она помнила только, как приехала скорая помощь. Ей сделали укол и положили на носилки.

Большая доза успокоительного сразу подействовала на обессиленную, нервно истощенную Матильду.

Она открыла глаза. Белый потолок и стены. Светлая мебель. Даже шторы белые. Обычная больничная атмосфера. Матильда чувствовала слабость и головокружение, как будто ее ударили по голове чем-то тяжелым. Она не понимала, зачем она здесь, но думать об этом была не в состоянии.

Подошла медсестра. Молоденькая девушка в белом халате.

— Ваш муж скоро придет.

— Нет… Нет.

Она не хотела никого видеть. Никто не в силах ей помочь.

— Это не может больше продолжаться… — произнесла. Матильда слабым голосом.

— Конечно, не может, — улыбнулась медсестра. — Сначала надо поесть! Вы похудели.

Есть… Она не помнила, когда ела в последний раз. Но при напоминании о еде, почувствовала отвращение и тошноту.

— Мне надо умереть. Я такая дрянь. Да. Умереть.

Слезы катились по щекам. Она пришла в себя. И вновь вспомнила о своем несчастье.

Нет, никто уже не мог спасти ее. Она неисправима. Она безнадежна. Врачи не в силах сделать ее счастливой, а значит, все бесполезно и не нужно.

— Боже мой… Мне так плохо…

— Вы увидите мужа, и вам станет легче, — голос у медсестры был негромкий и мягкий.

А Матильда все плакала и плакала. Она вытирала слезы, пытаясь успокоиться, но не могла.

— Нет… Что это со мной… Я хочу понять.

Двадцатидвухлетняя Адель Маню совсем недавно закончила учебу и работала в клинике всего месяц. У нее не было опыта и той душевной твердости, этакой непробиваемости, свойственной медикам.

Она не видела еще в жизни горя и окружающий мир рисовался ей в розовых тонах. Адель было очень жаль свою новую пациентку. Она не знала, что же на самом деле произошло, не знала истинной причины ее страданий. Но от всего сердца сочувствовала и в душе переживала ее боль. Медперсоналу не разрешалось выказывать свои эмоции, задавать пациентам лишние вопросы, так как это могло еще больше нарушить их душевное равновесие.

Она принесла лекарства. Матильда послушно приняла их. И вскоре закрыла глаза, чтобы, расслабившись, улететь в эйфорический сон.

Доктор Мертэль был единственным психиатром в городе и держал единственную психиатрическую клинику в Гренобле.