— Вы любите шампанское?

— Да.

Пока он заказывал бутылку шампанского, она оглядывала толпу.

— Надеюсь увидеть здесь кого-нибудь из знакомых, чтобы мама услышала об этом, но, к сожалению, ни души. Я сказала ей, что поеду к подруге, Оливии Гамильтон, и если она узнает, что на самом деле я была с вами, она сойдет с ума. Как это здорово, что вы пригласили меня, мистер Рубин. Это самое замечательное, что происходило со мной в жизни.

— Вы дурачитесь.

— Нет, правда. Мама караулит меня, как удав.

— Вы хотите сказать, что у вас нет молодого человека?

Она удивленно посмотрела на него, а он не смог отвести от нее глаз.

— Я этогоне говорила, — сказала она. — Я почти обручена.

У него упало сердце, но он притворился, что ему это безразлично.

— Да? С кем?

— Его зовут Крейг Вертхейм. Я знакома с ним уже много лет: в Адирондаксе дом их семьи расположен рядом с нашим — и он очень мил. Он сейчас в Италии, работает водителем скорой помощи. Он пошел в армию добровольцем, что мне представляется очень мужественным поступком. Так или иначе, когда он вернется, мы официально обручимся, а потом поженимся. Но до тех пор я хочу испробовать все: я имею в виду коктейли и женатых мужчин. Подождите, вот я расскажу об этом Оливии. Она умретот зависти.

Официант принес шампанского и разлил по бокалам.

— За «Лебединое озеро»! — сказал Джейк.

— За Чайковского, второго моего любимого композитора.

— А кто первый? — спросил Джейк, боясь услышать ее ответ.

— Моцарт.

— А!

Они чокнулись.

— Ваша жена такая красивая, — продолжала она. — Наверное, это замечательно, быть мужем «звезды». Она, наверно, получает кучу писем от поклонников?

— О, да.

— Вы, должно быть, необыкновенны в любви.

Его пальцы крепко сжали стакан.

— Да, надеюсь, что да.

— Надеетесь. Вы что, не знаете?

Он печально взглянул на нее.

— Нет, я не знаю.

Впервые она почувствовала его уязвимость, и ей стало как-то неловко.

— Извините, я не имела в виду… Я не хотела совать нос…

— Нет, я рад, что ты спросила.

Он так пристально посмотрел на нее, что она занервничала, будто бы осознавая, что она вмешивается в мир взрослых, в котором еще ничего не понимает.

— Я написал такую кучу любовных песен, — сказал он, — но самое смешное в том, что на самом деле я не знаю, что такое любовь. Я знаю, что такое потерять голову, потому что я потерял голову от своей жены. Но предполагается, что любовь должна длиться долго, так ведь?

— Разумеется. Но, знаете, я никогда не думала об этом серьезно.

— Впрочем и я тоже. Да, у меня получается рифмовать слова, но это и все, что я умею. Иногда мне кажется, что все мои мечты сконцентрировались в песнях. Или в иллюзиях.

Она вздохнула.

— Какая ужасная мысль, что любовь это всего лишь иллюзия, — сказала она.

— О, да, я, возможно, во многом ошибаюсь. Но не надо считать меня выжатым, как лимон. Еще шампанского?

Спасибо. Вы — не выжатый лимон. Мне кажется, вы чувствуете многие вещи гораздо глубже, чем другие люди. И это мне нравится.

«И то, что вы такой привлекательный, —подумала она. — Такой привлекательный».

Когда она вернулась домой, дворецкий сказал:

— Мисс Виолет, ваша мать ожидает вас в библиотеке.

Она подумала: Беда.Когда Виолет поднялась в библиотеку — это была единственная комната в доме, не отличавшаяся бьющей в глаза роскошью, — ее мать сидела на стуле с высокой спинкой эпохи Возрождения.

— Где ты была, Виолет? — мягко спросила она.

— Я уже говорила тебе — у Оливии, — сказала она, немного вызывающе.

Ребекка Вейлер, может, и не была самой проницательной женщиной в Нью-Йорке, но она была серьезным противником. Виолет потребовалось собрать всю свою волю, чтобы противостоять ей.

— Правда? — спросила ее мать. — Знаешь, Виолет, твой отец и я, мы отдали тебе всю нашу любовь. И ты платишь нам за это ложью. По удивительному совпадению, мать Оливии звонила мне полчаса назад. И, когда я ее спросила, ушла ли ты уже, она сказала, что тебя там не было. Теперь я хотела бы услышать правду,юная леди.

Виолет села.

— Правда состоит в том, что Джейк Рубин пригласил меня в отель «Плаза» на коктейль. Я знала, что ты никогда не отпустишь мне, я поэтому солгала.

Грозное Вейлеровское молчание.

— Понятно. Надеюсь, ты знаешь, что мистер Рубин женат? — сказала она.

— Конечно. О, мама, ты не должна волноваться. Я знаю, что делаю, и это не приведет к концу света. Мне он нравится!Он интересный человек. Что такого страшного в том, что я приняла его приглашение на коктейль?

— Он презренный маленький русский…

— Он непрезренный! Если бы ты только хоть немного узнала его, ты бы нашла, что он обаятелен и приятен, очень интеллигентен и глубок…

— Глубокий? Человек, который пишет песенки для шоу? И какой же резервуар сократовской философии ты обнаружила в нем? Современная жизнь намного сложней, чем заставляют нас думать строчки любовных песенок.

Виолет вздохнула.

— Мама, ты невыносима.

— Я просто пытаюсь понять, какую разумную причину ты нашла, чтобы компрометировать себя тем, что тебя видят на людях с этим вульгарным человеком?

— Он невульгарный. Он совсем не такой, он — новый…

— По-моему, тяга к новшествам не является признаком благопристойного человека. И, по-моему, твое поведение вряд ли понравится Крейгу и его родным. В то время, как этот отважный юноша рискует своей жизнью там, в Италии, за дело, которое он считает благородным, ты распиваешь коктейли в «Плазе» с женатым человеком, который к тому же намного старше тебя. Что подумает Крейг, если узнает? А что подумают его родители?

— Думаю, Крейг поймет и его родители тоже. Я не сделала ничего ужасного!

Ее мать посмотрела на нее с подозрением.

— Ужасного? Что ты имеешь в виду под словом «ужасного»? — спросила ее мать.

Виолет пожала плечами.

— Ну, я не знаю. Целоваться с ним, например…

— Целоватьсяс ним? Я поражена, как такая мысль могла прийти тебе в голову? Этот человек с Бродвея! Он может быть заразен! Он не пытался поцеловатьтебя?

— Конечно, нет. Он вел себя, как джентльмен.

— Тогда почему ты заговорила об этом? О, Виолет, ты ведешь себя так глупо, так эгоистично…

— Ну, хорошо, хорошо, — сказала она. — Ты победила! Извини, я больше не буду этого делать.

— Надеюсь, это означает, что никаких тайных встреч с мистером Рубиным больше не будет.

— Нет. То есть, да. Я не буду больше встречаться с ним, — сказала она.

— Тогда будем считать этот инцидент случайным. Есть люди нашего круга, моя дорогая, и есть все остальные. Крейг Вертхейм — нашего круга. А мистер Рубин — определенно нет. Можешь поцеловать меня, детка. У нас мясо по-веронски на ужин, тебе должно понравиться.

— Я не голодна, — сказала она, вставая и направляясь к двери.

— Виолет! — резко крикнула ее мать. — Я сказала,ты можешь меня поцеловать.

Виолет молча посмотрела на нее и вышла из комнаты.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

С годами снобизм Ребекки Вейлер должен был казаться просто смешным, однако Джейк Рубин воспринял его чрезвычайно серьезно. Он слишком хорошо был знаком с предубеждением против «русских», как одним словом называли и русских, и польских, и чешских евреев в стане уже основательно упрочившихся немецких евреев. Поэтому Джейк, бывший «русским», мог прекрасно понять, чем вызвана неприязнь к нему миссис Вейлер. Так что простейшего намека на малейший романтический интерес, возникший между ее любимой дочерью и Джейком Рубиным, было более чем достаточным, чтобы пустить в ход все, что имелось в ее распоряжении, и объявить ему войну.

И уже на следующий день Джейк смог на себе почувствовать начало военных действий. Он еще не был уверен в том, есть ли у него романтический интерес к Виолет, но его определенно заинтересовала красивая девушка, поэтому он позвонил в дом Вейлеров, желая поговорить с ней. Но, когда дворецкий услышал его имя, он ответил ледяным голосом: