Здесь, среди моряков и горожан, туристов и обычных жителей, и протекала жизнь семьи Мильян. Однако авария, в которой пострадал Лукас, всего за двадцать минут изменила привычный ход их жизни. У них не было времени подготовиться к худшей из новостей. Во-первых, их сын находился в тяжелом состоянии, во-вторых, ему в грудь впился, раздробив сердце, руль только что подаренного юноше мотоцикла и, в-третьих, им предстояло подготовиться к тому, чтобы выдержать удар, связанный с невероятно сложной операцией по пересадке.

Перед тем как выйти из дома, Хавьер посмотрел в окно. Было семь часов тридцать минут утра. Им следовало спешить. Разбудив Луиса, они быстро собрались и пешком отправились в больницу. Младший сын, которого мать держала за руку, был очень нервным и постоянно тянул ее, мешая идти. Хавьер, бледный, с темными кругами под глазами, двигался очень медленно, держась на некотором расстоянии от жены и сына. Наступающий день снова обещал быть жарким. Не чувствовалось ни малейшего ветерка, воздух казался вязким от зноя, который давал знать о себе уже в эти ранние утренние часы.

В больнице еще не толпились посетители: было слишком рано. Лишь один человек стоял, опираясь на дверной проем. Это был Брэд Мун, тот самый журналист, который разговаривал с родителями Лукаса прошлой ночью. Он уже сторожил Дверь в ожидании последних новостей.

— Good morning! Доброе утро! — поздоровался репортер с родственниками пострадавшего и снова сфотографировал их.

На этот раз родители Лукаса не остановились. Пилар ограничилась тем, что поприветствовала журналиста улыбкой и взмахом руки. На что-то большее у них не хватало духу. В действительности они не знали ничего, о чем можно было бы рассказать. Родственники сами хотели поскорее выяснить, как прошла ночь у прооперированного вчера сына. Луис обернулся и подмигнул репортеру. Молодой длинноволосый человек был ему симпатичен.

Едва ступив на порог больницы, они столкнулись с Орианой, которая только что вошла через отделение неотложной помощи. Было как раз то время, когда медсестра приходила на работу. Она была одета в джинсы и белую рубашку. Глаза девушки были пронзительно-зелеными. Луис оторопел, глядя на Ориану: ему запомнилась черноглазая медсестра. Казалось странным, что глаза девушки поменяли свой цвет.

— Доброе утро, — с улыбкой приветствовала она родных пациента. — Сейчас я переоденусь и выйду к вам. Если хотите, можете пройти прямо в зал ожидания.

— Хорошо, большое спасибо. Вам известно что-нибудь о моем сыне? — нетерпеливо спросила Пилар.

— Я только что пришла на работу и еще ничего не знаю, однако это хороший знак. Если бы произошло какое-то несчастье, нам бы уже сообщили. Я не задержусь более чем на пять минут.

Ориана исчезла в лабиринте лестниц, предназначенных только для персонала больницы. Семья пострадавшего вызвала лифт и поднялась на четвертый этаж. Едва открылись двери, Пилар охватило желание помчаться бегом в отделение интенсивной терапии и обнять своего сына. В действительности, выйдя из лифта, она на мгновение остановилась и, поколебавшись несколько секунд, решила следовать за мужем, который пошел в зал ожидания.

Переодевшись в униформу, Ориана быстро направилась в отделение интенсивной терапии, где приходил в себя после операции Лукас. Увидев нескольких медсестер и врача рядом с ним, она забеспокоилась. Осведомилась, все ли хорошо. Девушка могла видеть только бледные ступни длинных ног Лукаса, которые свешивались с кровати. Было очевидно, что что-то происходило.

Ориана решила войти. Она надела пластиковую шапочку, специальную обувь и зеленую одежду — без них нельзя было находиться рядом с пациентами со столь ослабленной иммунной системой.

— Что случилось? — спросила она у медсестер.

— Пациент так сильно двигался ночью, что нам пришлось привязать его ноги и руки. Сейчас мы их развязываем. Как только придет доктор Аметльер, мы разбудим больного.

— Как дела у Лукаса?

— Ночью у него был сильный жар. Сейчас температура, похоже, спала. Он хорошо реагирует на трансплантацию.

Ориана подошла к кровати. Увидев Лукаса вблизи, она поразилась тому, как он выглядит. Пациент был очень бледен. Швы от операции производили страшное впечатление. Тело юноши столь густо покрывали проводки, что трудно было представить, что он голый.

Дежурный врач пошутил, сказав Ориане, что ей пора сменить место работы в больнице и перейти в бригаду интенсивной терапии. Такое предложение привело к тому, что девушка пулей вылетела из помещения. Одного упоминания о такой работе оказалось достаточно, чтобы она разнервничалась. Ей больше нравилось ухаживать за пациентами на этажах, чем работать в отделении интенсивной терапии.

Сняв шапочку и зеленую одежду, Ориана направилась в зал ожидания. Семья Мильян стояла на месте и ждала новостей о сыне. По улыбке девушки Пилар поняла, что все в порядке. Медсестра глубоко вздохнула, прежде чем заговорить.

— Спокойно! Все идет очень хорошо. Он провел несколько подвижную ночь, но восстановление проходит нормально. Через несколько минут Лукаса разбудят.

— Подвижную ночь? — удивленно спросил Луис.

— Да, пришлось привязать пациента к кровати, чтобы он не оказался на полу и не повредил капельницу с антибиотиками и аппараты, к которым он подключен. У больного много сил, и он мог причинить себе вред. Его готовят к пробуждению. Это произойдет с приходом доктора Аметльера. Кто-нибудь из вас хотел бы присутствовать?

— Моя жена! — быстро ответил Хавьер.

Пилар, удивленная безапелляционным решением мужа, улыбнулась. Луис же почувствовал себя обиженным, потому что ему очень хотелось первым увидеть брата.

— Не беспокойся, я скажу твоему брату, что ты и папа тоже здесь, рядом. Согласен? Ну, поцелуй меня, сынок.

Луис поцеловал мать и подошел к отцу. Они взялись за руки и остались в зале ожидания. Здесь не было больше никого, и они хранили молчание. Луис неотрывно смотрел на отца. Тот очень нервничал. Раньше мальчик никогда не видел его таким.

— Папа, может, мы немного пройдемся?

— Нет… Да… Мне кажется, ты хорошо придумал. Давай подвигаемся.

Они начали спускаться и подниматься по лестницам. Так прошло некоторое время. Сытый по горло хождениями с этажа на этаж, Луис запротестовал:

— Папа, я устал! Если хочешь, давай делать то же самое на лифте.

На третьем этаже они увидели табличку, которая указывала направление пути к больничной часовне.

— Слушай, а давай на минутку зайдем в часовню… — Хавьер сам удивился своему решению. Он уже давно не переступал порога церкви.

Они открыли дверь и оказались в очень маленькой часовне, в которой поместилось около двадцати скамей для молящихся людей. Луис присел на последнюю скамейку. Отец встал на колени. Пахло расплавленным воском. Луис быстро определил источник запаха: две горящие свечи. Он поднялся и начал зажигать все свечи, стоявшие перед статуей Святого Бенито. Мальчик прочитал фразу, начертанную у подножия скульптурного изображения — «Ora et labora»[7]. Он ничего не понял.

— Папа, кто тут изображен? Он внушает такой страх…

— Это изображение одного святого. Сан-Бенито. Его имя носит больница. Говорят, что он — покровитель Европы.

— Почему он идет так… — мальчик не смог закончить вопрос.

— Пожалуйста, замолчи хоть на минуту! — Иногда Хавьер резко обрывал своего младшего сына из-за страха, что ему не удастся найти ответ на следующий из них.

Луис рассердился на отца. Изображение святого монаха произвело на мальчика сильное впечатление.

Тем временем в отделении интенсивной терапии ждали прибытия доктора Аметльера. Несмотря на то что с момента окончания операции еще не прошло и двадцати четырех часов, до пробуждения Лукаса оставалось совсем немного.

Пилар, которую привели в комнату для переодевания медсестер, нервно натягивала специальную обувь, зеленую пластиковую шапочку и всю необходимую одежду. Она думала о том, как чувствует себя ее сын и какой будет реакция Лукаса, когда он узнает, что в его груди бьется не его собственное сердце, а орган анонимного донора. Женщина не сомневалась, что для сына это окажется таким же шоком, как и для всей семьи.