— Нам сказали, что надо ждать сорок восемь часов, чтобы удостовериться, что все прошло хорошо, — продолжил он. — Думаю, что завтра мы придем на занятия и там увидимся. Ну все, до встречи!

Четверо друзей ожидали, когда директор больницы попрощается с собравшимися. После этого они намеревались поговорить с членами семьи Лукаса. Когда директор в сопровождении медсестры вышел из зала ожидания, молодые люди, воспользовавшись моментом, подошли к родителям своего товарища.

— Мы пойдем, — сказала им Сильвия. — Не хотим и дальше вас беспокоить. Если вы позволите, мы позвоним завтра, чтобы узнать о том, как идут дела у Лукаса. В любом случае мы снова придем в больницу сразу же после занятий.

— Мы тоже пойдем домой. Всем нам нужно отдохнуть, — ответил Хавьер.

— Я хочу остаться, — перебила его жена.

— Нет, Пилар. Здесь мы ничего не сможем сделать. Подумай о Луисе. Будет лучше, если мы вернемся домой. Нам ведь все равно не разрешают пройти и взглянуть на Лукаса… Последуем совету доктора.

В конце концов все вышли из зала ожидания. Больница Сан-Бенито была построена таким образом, что людям при выходе из здания приходилось несколько раз подниматься и спускаться по лестницам с этажа на этаж. Они спускались в полном молчании, когда за их спинами раздался голос Орианы. Пытаясь остановить уходивших людей, медсестра громко произнесла:

— Подождите, подождите! Я не смогла сказать этого в присутствии директора. Вам следует быть здесь завтра в восемь часов утра. Вашего сына начнут освобождать от седативных средств начиная с этого времени, когда придет кардиолог больницы, доктор Аметльер.

— Большое спасибо, Ориана. Ты очень заботишься о нас. Это невозможно забыть, — сказала Пилар. Остальные в знак благодарности закивали, глядя на медсестру.

— Ты уже знаешь, что это сердце принадлежало мальчику? — воспользовался моментом Луис, чтобы удовлетворить свое любопытство. Правда, в его вопросе не было и намека на уверенность.

— Мне известно только то, что донор находился на границе разрешенной области.

— А что это значит? — снова спросил Луис.

— Дело в том, что доноров ищут в пределах определенного радиуса действия для того, чтобы не требовалось перевозить органы на большие расстояния. Видишь ли, операции по пересадке сердца нельзя растягивать по времени: донорский орган может погибнуть. А донор твоего брата находился на расстоянии более чем в часе езды отсюда.

— Ну что тебе стоит сказать мне, был он мальчиком или девочкой?

— Хорошо, мне известно очень немного, но я знаю, что он был мужского пола.

— Отлично! — воскликнул Луис.

— Забудь о том, что я тебе сказала. Это не самое важное.

Родители Лукаса призвали своего младшего сына к порядку и попрощались с Орианой.

Луис бросил заговорщический взгляд на друзей брата.

— Мальчик! Мальчик! — повторял он шепотом.

Едва они вышли из дверей больницы, как их окружила толпа журналистов и фотографов, взяв в плотное кольцо. Родители ничего не понимали, а друзья были обескуражены шумом, вызванным несчастным случаем, происшедшим с Лукасом.

Хавьер и Пилар отреагировали с опозданием. Они были удивлены, так как не понимали, почему то, что произошло с их сыном, заинтересовало кого-либо еще, кроме родных и друзей. Единственным, кто был воодушевлен возможностью попасть на телевизионный экран, был Луис. И действительно, он заговорил первым:

— У моего брата уже бьется сердце.

Как только мальчик сказал это, отец сжал руку Луиса настолько сильно, что тот понял: с этого момента следует молчать.

Вопросы подобно водопаду обрушились на них и следовали один за другим:

— Как ваш сын? Что вам известно об аварии? Что вам сказали врачи?

Хавьер не знал, что делать. Как только он собирался ответить, другой журналист уже задавал новый вопрос. И тогда Пилар взяла инициативу на себя.

— Мой сын — необыкновенный человек. Он не заслужил того, что с ним произошло. Мне бы очень хотелось поговорить с водителем, который наскочил на него. Он чуть не отнял жизнь у моего сына. — В этот момент ее голос задрожал. Она не могла продолжать говорить.

— Пожалуйста, оставьте нас в покое, мы крайне измотаны. Завтра мы сможем сообщить вам что-то еще. Подумайте, что всего несколько часов назад с нашим сыном было все хорошо, а теперь он находится в больнице с только что пересаженным сердцем. Нам очень трудно осознать случившееся. Нужно время. Но в любом случае мы благодарны за проявленное вами внимание, — так закончил разговор с журналистами Хавьер.

Не в силах дойти до дома пешком, они взяли такси, стоявшее прямо у дверей больницы. Четверо друзей, напуганные резонансом, который вызвало несчастье, происшедшее с Лукасом, поспешили побыстрее ретироваться. Журналисты остались ни с чем у дверей больницы. Все, кроме одного. Он сел на мотоцикл и поехал за такси.

Поездка заняла не более шести минут. «Белый квартал», как в просторечии называли жители эту часть Города Солнца, представлял собой узкие улицы с располагавшимися на них низкими домами. Когда Пилар и Хавьер приехали сюда девятнадцать лет назад в поисках покоя и тишины, они не могли и подумать о том, что все это заполонит транспорт. Действительно, только на одном имевшемся в районе проспекте, его магистрали, для пешеходов должны были установить ограждение тротуаров. Здесь уже произошло несколько дорожно-транспортных происшествий со смертельным исходом. Кто бы мог подумать, что в этом самом месте их сын попадет в аварию, которая отразится на всей его последующей жизни?

Выйдя из такси, Пилар и Хавьер заметили, что из некоторых окон выглянули ожидавшие их появления соседи. Репортер, преследовавший супругов на мотоцикле, достал фотоаппарат и начал снимать со вспышкой кадр за кадром, как они выходили из такси и шли к своему дому. В тот момент когда муж и жена в спешке, словно они убегали от погони, открывали дверь дома, журналист обратился к ним с вопросом.

— Please, пожалуйста, мне нужен еще один вещь от вы, — сказал он с акцентом, который выдавал в нем человека, родившегося далеко от этих мест.

— Разве вам недостаточно тех фотографий, которые вы уже сделали? — обратился к нему Хавьер, не скрывая раздражения.

— Sorry! Я знаю, что это ошень беспокойт вас, но it’s my job, мой работа. Я хочу, чтобы ваш сын был хорошо как можно скорее. Я всего на три года больше лет, чем он, и я очень взволнован новость. — Под глазами журналиста были хорошо заметны темные круги. — Мне ошень нужен фото Лукаса. Вы сделаете большое одолжение, если мне он дадите. Это может быть любой фото, я верну фото завтра. Оставлю в почтовый ящик ваш дом.

— Что вы собираетесь писать о моем сыне? — спросил Хавьер. — Единственное, чего мы хотим, — это чтобы он вернулся домой и все было, как раньше.

— Я хочу сделать что-то другое, чем мои коллеги. Мне нужно знать о нем больше. Мне хотелось бы прославить вашего сына. Я мало, еще мало времени здесь, в Город Солнца, и мне тоже нужна помощь. Я только начинаю. — Хотя репортер говорил довольно правильно, используемые обороты речи и выражения указывали на его англосаксонское происхождение. — Еще только один вопрос, уверяю вас. Что он изучает? — Журналист повесил фотоаппарат на плечо. Порывшись в карманах, достал маленький блокнотик и шариковую ручку.

— Он на последнем курсе института, — ответила Пилар. Ей понравилось слово «прославить», сказанное молодым иностранным журналистом.

— Вы можете рассказать мне о нем еще что-нибудь? Чем он увлекается? Какие предметы даются ему легче всего? — Говоря, репортер нервно теребил челку, спадавшую на лоб. У него были длинные, несколько растрепанные волосы. Он был очень худым и заметно устал.

— Мой сын — хороший студент. Что мне вам сказать! Точные науки привлекают его куда больше, чем гуманитарные. До аварии он хотел стать врачом. Не знаю, что взбредет ему в голову теперь, после того, как он выпутается из этой передряги. Очевидно, придется ждать.

— Мне хотелось бы, чтобы в своем материале вы написали о том, что, выскочив за ограждение, грузовик перевернул вверх дном будущее Лукаса и всех нас. Мой сын отмечал бы сейчас свой день рождения, если бы не этот ублюдок, который не остановился там, где этого требовал дорожный знак. Вам известно что-нибудь о водителе?