— Уже есть арестованные?

— Еще нет. В общем, начинай работу. Имей в виду, сам товарищ Сталин держит этот вопрос на контроле.

— Понятно, товарищ министр.

— Тогда приступай. Желаю успеха.

— Есть, товарищ Абакумов.

Рюмин повернулся и направился к дверям. Но генерал Абакумов придержал его:

— Имей в виду, подполковник. В деле этом замешана грязная политика. Под предлогом очищения лечебно-санитарного управления Кремля от евреев хотят свести кое с кем счеты. Твоим непосредственным руководителем будет мой заместитель Кобулов. Координировать всю работу поручено членам Политбюро ЦК Маленкову, Шкирятову, а также заведующему отделом ЦК Игнатьеву. Так распорядился товарищ Сталин. Кампания разворачивается серьезная. Постоянно держи меня в курсе. Смотри не наломай дров, а то головы не сносить нам обоим.

Первому не поздоровилось самому министру госбезопасности. Над ним очень быстро начали сгущаться тучи.

Едва Рюмин вышел за порог приемной Абакумова, как его перехзатил порученец Кобулова и сказал, чтобы следователь срочно зашел к заместителю министра. Здесь подполковник получил совершенно иной инструктаж:

— Имейте в виду, о ходе расследования «дела врачей» никто не должен иметь никакой информации. Даже Абакумов. Ясно?

— Так точно, товарищ генерал. Но, прошу прощения, товарищ Абакумов потребовал, чтобы я держал его в курсе дела.

— Вы что, не сообразили, зачем я вас вызвал?

— Понял, товарищ генерал.

— Тогда выполняйте мои указания и поменьше задавайте вопросов. Ваша задача — найти связь кремлевских врачей с арестованными по делу Еврейского антифашистского центра и выйти на их покровителей, проникших в наши органы. Пусть врачи и сионисты валят друг на друга что угодно. Через несколько дней всех врагов народа из этого центра расстреляют…

— Есть! — лихо щелкнул каблуками набиравший очки фаворит.

Подполковник Рюмин проявил завидное чутье. Он понял, кто играет первую скрипку, кто дирижирует, и на Абакумова уже не ставил. Правда, халифом Рюмин окажется всего на час. Позднее за фальсификацию «дела врачей» ему придется расплачиваться собственной жизнью.

Да, Абакумов знал многое и про многих. Но оказалось, не все и не про всех, хотя за полтора десятка лет прошел выдающуюся школу. Много было у него единомышленников и проверенных людей в репрессивном аппарате, однако, как выяснилось, его собственную безопасность это не гарантировало. Сталинская система функционировала таким образом, что в любой момент могла смести с лица земли любого человека, независимо от его прошлых и нынешних заслуг, популярности и влияния.

Страховался Абакумов как мог от всех неожиданностей. Перестраховкой объяснялось и его негативное отношение к токсикологической лаборатории. Он опасался вовсе не самого ее существования (в конечном счете она все же обеспечивала потребности контрразведки), беспокоили его проводившиеся в ней эксперименты по испытанию действия ядов на людях. Такая практика была признана преступной международными судебными процессами. И как знать, во что могла вылиться утечка сведений о деятельности в его министерстве подобного заведения. В любом случае крайним оказался бы министр госбезопасности. Такое бывало, и не раз.

Именно этими опасениями объясняется и то, что не кто иной, как сам Абакумов, став министром госбезопасности, сразу же постарался избавиться от лаборатории «X». Он приказал коменданту внутренней тюрьмы Блохину ликвидировать таившее в себе опасность подразделение, а двоим другим генералам — Эйтингону и Судоплатову — поручил сдать все ее документы в спецхран МГБ. С этого, как мы помним, и началась опала начальника названного учреждения. Григорий Моисеевич попал в немилость и выкарабкаться из замкнутого круга уже не сумел.

А что же Берия? Почему он, опекавший и поддерживавший Абакумова на протяжении почти пятнадцати лет, в самый критический момент не поддержал его, оставив в одиночестве? Ведь их так много связывало…

Личностные взаимоотношения в больших политических играх или не значат ничего вовсе, или значат очень мало. Известно, что Лаврентий Павлович Берия оставил пост руководителя ведомства внутренних дел сразу же после войны. К тому времени уже существовали два самостоятельных, независимых друг от друга министерства — внутренних дел и государственной безопасности. Способствуя назначению Абакумова на пост главы МГБ, Берия рассчитывал иметь в его лице своего человека в органах.

Но вскоре он почувствовал, что его надежды не оправдались. Былая прочность его позиций стала явно слабеть. Он еще не сознавал, что это было связано не столько с утратой им былого влияния в карательных ведомствах, сколько со все растущей подозрительностью Сталина и все более проявлявшейся его неприязнью.

Сам Берия по-прежнему видел только себя единственным преемником вождя и продолжателем его дела. Глядя, как слабеет истощенный болезнями организм Сталина, он полагал, что заветная мечта его жизни все более приближается к реальности. Почему-то Абакумов никак не хотел или не мог понять этого. Больше того, он стал представлять его мечте даже некую преграду. Обязанный по долгу службы верно служить вождю и не допускать никаких посягательств на высший пост в государстве при жизни его обладателя, он так и делал. Как человек здравого ума, Абакумов не мог не догадываться о намерениях своего бывшего хозяина и покровителя. Однако вольно или невольно создавал определенные препятствия на его пути, используя свое положение, возможности, связи. Этим, пожалуй, и объясняется то, что, разворачивая интригу с «делом врачей», первой своей целью Берия поставил компрометацию и устранение профессионала Абакумова, его замену на обычного партийного функционера Игнатьева. При определенном раскладе сил Лаврентий Павлович рассчитывал сосредоточить в своих руках или хотя бы под своим непосредственным влиянием силы как МВД, так и МГБ.

Только искал свою выгоду из «дела врачей» не один Берия. Целый ряд странных обстоятельств в разворачивавшемся грандиозном действе наводит на далеко идущие выводы. Начнем хотя бы с того, что столь заурядное дело — о недостаче ядовитых препаратов в лаборатории «X» — поручают вести Рюмину, возглавлявшему следственную часть по особо важным делам Министерства госбезопасности. Разве сопоставимо оно со столь громким, чреватым международными осложнениями делом Рауля Валленберга?

Получается, что все это, вместе взятое, — устранение Абакумова, разрешение тупиковой ситуации со шведом, разработка ядов для воздействия на людей и их устранения, деятельность врачей, обслуживавших самого Сталина и его ближайшее окружение, — звенья одной цепи, то есть должно было по замыслу какого-то могущественного режиссера составить единое целое. Иными словами, стать олицетворением организованного на высшем уровне вредительства, а именно причинение вреда здоровью, сокращение продолжительности жизни крупных политических деятелей партии и государства. Несколько позднее в официальном сообщении ТАСС об аресте группы врачей будут названы их жертвы: А. А. Жданов, В. С. Щербаков. Сам Сталин в беседе с тогдашним министром здравоохранения Ефимом Смирновым добавлял к ним еще и болгарского лидера Георгия Димитрова. Насколько все это обоснованно, одному Сталину, наверное, и было известно.

В то же время каждый из упомянутой троицы при жизни, так или иначе, являлся для Сталина персоной нежелательной. Первые двое — известные политики. Они всегда могли рассматриваться в качестве замены дряхлевшему на глазах вождю. Что же касается Димитрова, то на исходе своей жизни он глубоко переживал личную причастность к чистке Коминтерна, вылившейся в невиданную по своим масштабам расправу НКВД над ведущими деятелями мирового коммунистического движения. Смерть Димитрова удивительным образом совпадает с намерением покаяться, обнародовать правду как о своей неприглядной роли в истреблении элиты мирового коммунистического движения, так и раскрыть зловещую режиссуру Сталина в разыгранной им трагической драме. Сделать это он не успел — помешала смерть, которую он встретил, находясь в окружении советских спецов и светил медицины.