— Отчего быстро наступает смерть, — закончил за собеседника Могилевский.

— Вот именно. И практически не оставляет следов. Надежное средство для тихой, бескровной ликвидации опасных для нашей страны врагов…

Услышав о том, что знакомый Эйтингона «весьма опасен» и его нужно ликвидировать, Могилевский в душе содрогнулся. Снова та же старая проблема. Одно дело ликвидировать безопасных и перепуганных, как ягнята, заключенных, а тут — опытного, матерого разведчика, каковым, безусловно, является клиент Эйтингона — с другими он не знается. Такой, заподозрив что-нибудь неладное, может сам пустить в ход оружие и убрать их обоих.

— А насчет венерической болезни — это тоже легенда или он действительно подцепил какую-то заразу? — стараясь не проявлять свои опасения, спросил Могилевский.

— Сделали так, что подцепил. Познакомился в ресторане с подругой, подпоили. Не устоял, поддался соблазну. А сегодня вдруг голос подал, жаловаться начал. Так, мол, и так, мужской «насморк» появился. Чем она его наградила — гонореей или сифилисом, — сам не знает. Но в том, что со здоровьем не в порядке, — не сомневается. Проклинает все на свете. Паникует, а в больницу к врачам сходить боится. Это же ведь сразу станет известно его начальству. За таким народом следят бдительно. Ну вот пообещал я ему помочь, избавиться от болячки без всякой больницы. Рассчитывал именно на вас, — снова хитровато улыбнулся Эйтингон, толкнув Могилевского локтем.

Он вообще говорил, постоянно слегка улыбаясь. Уже много лет спустя до Могилевского наконец дошло, зачем он так себя ведет. Даже если кто-то издали наблюдал за ними, то складывалось впечатление, будто прогуливаются двое друзей и один рассказывает другому забавные истории. Такое общение внушало меньше подозрений, о чем настоящему разведчику надлежало заботиться всегда. Ну а потом, благожелательная, застенчивая улыбка Эйтингона подбадривала собеседника и располагала его к доверительности.

— Задача понятна, — все еще хмурясь, сказал Григорий Моисеевич.

— Да вы не переживайте, товарищ Могилевский. Во-первых, наш завтрашний «пациент» мил, обаятелен и наивен. Да-да, весьма наивен, как это ни странно. Но он наш враг. Знаете, существует такой сорт милых с виду, обаятельных, но очень опасных людей. Этот же назавтра ждет обещанного врача, то есть вас, его защитная система полностью блокирована болезнью и ожиданием помощи. Мы как бы специально привели ее в негодность. А во-вторых, я же ведь буду с вами. Так что вдвоем нам, Григорий Моисеевич, и вовсе нечего бояться. Я же много раз видел, как вы ловко работаете с «пациентами». Залюбоваться можно. Потому и решился сделать вам такое предложение. — Эйтингон снова засмеялся, хотя смешного в том, что он говорил, ничего не было. — Ну как, убедил я вас в том, что это будет совершенно безопасное, пустяковое дело?

— Убеждать вы умеете хорошо, я уже это давно заметил, — слабо улыбнулся в ответ Могилевский. Но для него сделать сегодня выбор означало перейти в новое качество. Если до сих пор он имел дело с «птичками» — с «человеческим материалом», который официальным приговором суда был приговорен к смерти, то теперь… Однако давать задний ход было поздно. Да и небезопасно. И он сказал то, чего от него ждали: «Я работаю на благо советского народа, во имя Великой Победы над врагом. И готов выполнять все, даже если это сопряжено с опасностью для моей жизни».

— Тогда до завтра, — буднично протянул ему руку Эйтингон. — Встретимся здесь же ровно в семь часов вечера. И не забудьте про легенду…

На другой день в условленное время Эйтингон и Могилевский поднялись на второй этаж небольшого особняка. Григорий Моисеевич захватил на этот случай настоящий медицинский саквояж, заполнил его различными медикаментами, чтобы не вызвать у будущего «пациента» ни малейшего подозрения. Дверь открыл действительно симпатичный, крепкого телосложения, элегантно одетый мужчина. От него приятно пахло дорогим одеколоном. Он смущенно поздоровался, радушно пригласил гостей пройти в квартиру. Опрятные, прибранные комнаты, белые накрахмаленные салфетки на столе, порезанный лимон, апельсины, виноград, бутылка хорошего коньяка и три крошечные рюмочки — все говорило о том, что Эйтингона и Могилевского здесь ждали с нетерпением.

— Надеюсь, мы одни и можем быть откровенными? — на всякий случай спросил Эйтингон, внимательно оглядевшись вокруг.

— Да-да, конечно, — заверил хозяин, предлагая гостям садиться в маленькие кресла. Он открыл коньяк, разлил по рюмкам, предложил выпить. За окном шел дождь, было прохладно, и Эйтингон первым взял рюмку, побуждая и Могилевского последовать его примеру.

— А вам, милейший, пока нельзя, — остановил Могилевский руку хозяина квартиры, потянувшегося было к коньяку. — Спиртное, знаете ли, провоцирует прогрессирование некоторых специфических заболеваний.

— Да-да, — смутившись согласился тот. — Простите.

— Хороший коньяк, — сделав небольшой глоток, отметил Григорий Моисеевич.

— Ну что, мой друг, можешь смело выкладывать свои жалобы профессору, — с располагающей к доверительному общению улыбкой произнес Эйтингон. — Вкратце я его уже познакомил с твоими тревогами. Представлять вас друг другу не буду, все должно быть конфиденциально.

— Видите ли, — со стыдливой неловкостью начал незнакомец на чистейшем, без всякого акцента, русском языке. Встреть его Григорий Моисеевич где-нибудь в ресторане или в компании, он легко принял бы этого человека за актера, музыканта, художника. Словом, интеллигентного баловня судьбы, столь импозантно и артистично он смотрелся. — Как говорят в России, бес попутал. Чего не приключится, когда встречаешь хорошенькую женщину и теряешь голову. А теперь вот «насморк мужской» появился…

— Такая уж наша мужская легковерность, — понимающе улыбнулся Могилевский, который уже вошел в свою роль и полностью избавился от ненужных эмоций. — Что же, если нет возражений, не будем терять время и перейдем сразу к делу.

Григорий Моисеевич расстегнул свой саквояж, достал два прямоугольных стеклышка и протянул их хозяину квартиры:

— Зайдите в туалет, сделайте мазки выделений из полового органа и возвращайтесь сюда.

Мужчина послушно отправился выполнять указания доктора. Эйтингон заговорщически подмигнул Могилевскому, давая понять, что все развивается по намеченному плану. Для бодрости духа он налил ему и себе еще по рюмке душистого французского «Мартеля» и сразу же выпил, аппетитно закусил кусочком лимона. Могилевский его примеру не последовал. Он был профессионально сосредоточен и деловит.

Хозяин возвратился через пару минут. «Профессор медицины» внимательно посмотрел оба стеклышка на свет и даже зачем-то понюхал образцы, аккуратно упаковал их в пакетик и бережно опустил в саквояж. После этого поднялся с кресла и степенно прошел в ванную, где тщательно вымыл руки. Когда «доктор» вернулся, он застал Эйтингона за мирной беседой с хозяином квартиры на какую-то отвлеченную тему. Складывалось впечатление, что встретились два порядочных, если не сказать, близких друг другу человека, которые мирно разговаривают о чем-то своем.

— Что скажете, профессор? — кротко осведомился пациент.

— Да-a, судя по первому впечатлению, внешнее благополучие не всегда соответствует внутреннему комфорту, — произнес Могилевский, потирая ладони. Сейчас он и впрямь походил на светило медицины.

— Что вы хотите сказать, профессор? Чем я заразился? — с тревогой спросил «друг» Эйтингона.

— Трагедии делать не стоит. Вероятнее всего, у вас обыкновенная гонорея. Но, сами понимаете, это предварительный диагноз. Точное заключение могу сделать лишь после исследования взятых на анализ ваших выделений.

— Сколько времени потребуется для лечения?

— Не беспокойтесь, вылечим. Как я уже вас предупредил, от спиртного придется на некоторое время отказаться. А сегодня не мешало бы произвести небольшую профилактику. Чтобы остановить дальнейшее развитие болезни. Так сказать, для нейтрализации заражения и блокады прогрессирования процесса. Не возражаете?