Он посмотрел удивленно:

— Любовь — очень даже хорошо.

— А начало — отвратительно? — настаивала Алена.

— Жизненной правды маловато вначале, — согласился Данила. — А уж любовь — хорошо! — и он подмигнул ей.

«Жизненной правды маловато» — деликатно сказано. Сильва-Марица, «смотрите здесь» — точнее. Ох, видела бы Анна Григорьевна! Алена споткнулась о край ящика, чуть не упала и в эту минуту услышала грубый окрик Джека — Ахова: «Ты зачем?»

Она остановилась: «Как-то у Жени голос? Сипит, но щука хватает. И опять с первой его реплики смех… Не сказала Женьке «ни пуха», не спросила: как голос? — свинья! Со своими переживаниями обо всем забыла — вот уж верно: центропуп вселенной».

Алена протиснулась за кулисы. Там царила Маринка: второе отделение начиналось водевилем, и она одна сидела перед фарами, разложив возле себя на ящике свои вещи. Глаша, Зина и Олег, снимавший грим, стояли.

— Убери свои шмотки, центропуп, — раздраженно сказала Алена. — Олегу тоже гримироваться.

Маринка поджала губы и переложила свои ленты и блузку на радиатор.

— Ты сама пока разгримируйся, Аленка! — Олег взял ее за плечи и, быстро шепнув: — Извини, — чмокнул в ухо.

— Успею, — сердито зашипела она, силой усаживая его на ящик.

— Миша говорил: «Завтра обсудим сегодняшний концерт», — с явным намеком заметила Маринка.

— А я без него знаю, что играла преподло, — заявила Алена, и горечь вдруг прошла.

— Вторую сцену ты играла чудесно, — в один голос возразили Глаша с Зиной, и Зина спросила участливо:

— А что с тобой вначале случилось?

— Да что вас, атомом всех ударило? — вдруг вспылила Глаша. — «Что случилось?» Первый раз человек на публику вышел. «Что случилось?» Хватит, она сама разберется. Принимают-то как — блеск! — перевела разговор Глаша, и все замолчали, слушая бушующий зал.

Алена только сейчас поняла, какое счастье, что Миша решил выбросить из программы «Хождение по мукам». Не справиться ей с сольным выступлением после срыва в роли Галины. Дай бог дуэты с Зиной и частушки не завалить. И как это?.. Ведь все проверила, повторила, сидя на озере. Сейчас, вспоминая, Алена будто со стороны увидела свою сегодняшнюю Галину, слышала нарочитые интонации, излишне громогласный смех. Действительно, в чужой квартире… «Смотрите здесь»… Она с ужасом поняла, что из-за каких-то мелочей мог так измениться образ Гали! «Жуть! Ну почему?.. Ведь мы шла не нахальная, сосредоточенная, и вдруг занесло. Ничего и никого по-настоящему не видела и не слышала. Опять «самопоказывание»! Ужас какой!» Думать Гнило уже некогда.

Первое отделение кончилось настоящей бурей. Хотя голос у Жени сел, но он, осмелев, воспользовался своей хрипотой как средством еще больше запугать дядюшку — Ахова и доиграл отрывок отлично. Растерявшись от счастья, он с идиотской улыбкой путался под ногами, мешал всем в тесном закулисном пространстве, пока Глаша не прикрикнула:

— Слушай, Ев-гениям тоже полагается снимать грим и костюм!

И вот уже Зина с Аленой стояли у выхода, совсем готовые к своему номеру, и осторожно, одним глазком, смотрели водевиль. Аудитория, разогретая первым отделением, отзывалась легко и благодарно, хотя водевиль шел явно слабее всего первого отделения. И текст был не ах! Да и в главной роли — девушки, изображающей то бабушку, то молочницу, чтобы проверить моральные качества двух своих женихов, — Маринка не блистала, хотя все делала аккуратно. Алена, сама готовившая эту роль, особенно отчетливо видела, что играет Марина неинтересно, однако, подавленная своей неудачей, молчала.

— Разве бы я так не сыграла? А танцую я лучше, — это сказала Зина.

Алена недоумевающе посмотрела на нее:

— Конечно. Почему ж ты раньше помалкивала?

Круглые темные глазки заблестели:

— Маринку-то надо было брать…

Алена взяла Зину под руку:

— Подумаем. Может быть, в очередь?

Когда формировалась целинная бригада и Валерий, ссылаясь на то, что ему необходимо лечиться и уже есть путевка в Кисловодск, отказался войти в бригаду, все думали, что Зина тоже отправится в Кисловодск! Но она твердо заявила, что едет на целину, хотя прямой актерской работы не получила, только пение и танец. После смерти Лили Зина даже не заикнулась о своем желании играть водевиль. Не заикнулась, чтобы не разлучать Мишу с Маринкой, — только сейчас Алена поняла это. Уже на сцене, слушая баян, вступление к песне, Алена обняла стоявшую рядом Зину и этим будто бы сказала: «Не робей, мы вместе».

— «В саду на качелях весною…» — тоненько повела Зина, и ее резковатый, неплотный голос Алена поддержала своим густым и мягким «…мой милый мне руку пожал…». Голоса словно обнялись и зазвучали согласно. Девушки пели, тоскуя о потерянной любви и радуясь тому, как чисто, точно и слитно вьются их голоса.

Публика заставила их пропеть весь их небогатый репертуар — четыре песни — и потом долго не хотела отпускать. У Алены стало чуть яснее на душе.

Стремительный и страстный цыганский танец Зине и Олегу пришлось повторить — так настойчиво их вызывали. И сразу же, пока Миша пространно объявлял последний номер программы — частушки, задыхающуюся и сияющую Зину в мгновение ока переодели, обсушили и напудрили.

И вот уже четыре девушки, стоя в ряд, завели:

— «Девочки-конфеточки, орешеньки-подруженьки…»

Зрители отвечали на каждую частушку взрывами смеха, но особенный восторг вызвала «местная тематика» — бойко сочиненные Женей куплетики про Илюху-тракториста, который «борозду одну пропашет, отдыхать под кустик ляжет», и про агронома Людмилу, что «всех на севе победила перекрестным способом». Наконец Алена, хитро поглядывая в публику, пропела:

и пошла по кругу, начиная финальную кадриль. Из-за кулис вылетели Олег, Женя, Миша и Джек, и четыре миры лихо закружились в переплясе.

Раскинув руки, Алена неслась навстречу лучам прожектора. Нога ее ступила в пустоту — и Алена полетела вниз. В зале ахнули. Но чьи-то руки на лету подхватили ее и поставили на край сцены.

Все произошло в мгновение ока — на сцене один только Женя — Аленин партнер — и заметил ее странное исчезновение, но не менее странное появление увидели все. И в то время как зал взорвался аплодисментами, танцоры чуть не повалились с ног от смеха.

Алена успела присоединиться к последней фигуре кадрили и к дружному непреодолимому громкому хохоту. В нем словно разрешились все бесконечные волнения, трудности и радости этого дня.

Взмокшие, измученные, веселые и благодарные, кланялись, и кланялись, и кланялись молодые актеры, а зал шумел, зрители кричали: «Спасибо!», «Оставайтесь у нас!», «Приезжайте еще!»

Алена всматривалась в лица, непонятно отчего подступали слезы, и хотелось крикнуть в ответ: «Спасибо!»

Из зала на сцену по-молодому легко взобрался улыбающийся Гуменюк в украинской вышитой сорочке, пригладил усы и кашлянул.

— Позвольте мне от лица здесь присутствующих старожилов и новоселов — полтавских, тамбовских, воронежских, великолуцких, а также по поручению нашей партийной и комсомольской организаций сказать вам доброе спасибо, молодые товарищи! Подождите плескать, подождите! — остановил Гуменюк и актеров и зрителей. — Доброе вам спасибо, хотя вы не народные и даже не заслуженные. Но, правду скажу, вы не хуже их: потому что очень стараетесь и от чистого сердца хотите людям дать отдых, и развлечение, и красивое чувство. Спасибо вам, славные дивчинки и хлопцы, играйте всегда так! А мы будем старательно и красиво растить людям хлеб!

Хлопали зрители, хлопали артисты, и ни тем, ни другим не хотелось расставаться.

Глава пятнадцатая. Люди, дороги, раздумья

Солнце уже поднялось, и ночной холод словно растворился в косых его лучах. Впереди — и справа и слева, сколько видно глазу — расстилались поля, поля, поля.