Кто-то побывал в доме и открыл ставни на втором этаже. Скорее всего, Джанин проветривает помещение. Однако никаких признаков того, что бывшая домработница по-прежнему в доме, Мередит не заметила. Может быть, вернется вечером и тогда закроет ставни. Джанин, Макс Кромби и Берри старались как могли, но здание неизбежно разрушится, если в скором времени его никто не купит.

Мередит медленно побрела вдоль стены, глядя на заросший газон и клумбы. Ближе к дому кто-то посадил однолетники. Наверное, сама Оливия немного занималась садоводством, несмотря на хромоту. А может, она просто дала указания отцу или сыну Берри. Кстати, здесь многое напоминало Мередит о странной семейке. Вот место, где парень, Кевин, прислонил лестницу к стене и взобрался наверх, испугав Мередит своим появлением в окне второго этажа. Она живо представила себе несчастного, некрасивого юнца — таким, как видела его в последний раз: Кевин стоял у входа во двор паба, сунув руки в карманы толстого, растянутого свитера и ежась на ветру. Он спрашивал, где Эрни.

Кстати, в самом деле, где Эрни? Судя по всему, его никто не видел уже два дня. Неужели самая пылкая страсть способна заставить его так надолго забыть о своих делах и обязанностях? Тем более ему поручили новую работу… Эрни очень зависит от таких людей, как Кромби; благодаря Кромби и ему подобным он регулярно получает заказы. А теперь подрядчик не только не будет поручать ему новую работу, но еще и ославит его на всю округу. Достаточно лишь намекнуть, что на Эрни нельзя положиться.

Мередит села на садовую скамейку, когда-то ярко-зеленую, а сейчас блеклую и облупившуюся. Как здесь тихо… Греет теплое солнышко… Она закрыла глаза и подставила лицо солнечным лучам. Здесь приятно, очень приятно, но жить здесь она не сможет. Одно дело мечты, и совсем другое — настоящая жизнь. Над «Грачами» столкнулись мечтательность Алана и практичность Мередит. Так уже неоднократно случалось: они во многом очень разные. И почему она всегда такая приземленная?

Нет, не всегда. Мередит вспомнила, как когда-то, очень давно, безрассудная любовь чуть не разбила ей жизнь. Правда, это случилось задолго до того, как в ее жизнь вошел Алан.

Она открыла глаза. Ветерок проник и в ее гнездышко и ерошил ей волосы. Вдруг она поняла, что ей больше не хочется сидеть на одном месте. Она почувствовала себя человеком, который лезет не в свое дело. Она не имеет на это права. Она не собирается покупать «Грачи», только притворяется, и почему-то гуляет здесь, как в общественном парке. Оливия Смитон не одобрила бы такого нахальства!

Мередит встала и пошла назад той же дорогой. Выглянув за ворота, она увидела, что дорога пуста. Алан, наверное, до сих пор в Доме настоятеля.

Не желая возвращаться на скамейку в парке, она зашагала к бывшему огороду, обнесенному стеной. В огороде было жарче, чем в парке; старые толстые стены удерживали тепло, воздух застоялся. Мередит вышла через другую калитку, за которой виднелся загон, за ним — луг. Если ей повезет, на вершине холма будет прохладнее.

Над пустым загоном нависла жаркая дымка. Здесь нечем было дышать. Живая изгородь напротив как будто вибрировала, а старый каштан посреди загона почти не отбрасывал тени. Солнце стояло еще высоко.

И все же, несмотря на жару, под каштаном кто-то сидел. Мередит не видела, кто именно, потому что сидящий расположился на другой стороне и прислонился спиной к стволу. Но она видела, что из-за дерева торчат нога и рука — кисть безвольно обвисла, пальцы впились в дерн.

Она уже собиралась отвернуться, как вдруг произошло нечто неожиданное. Захлопали черные крылья, и, как ей показалось, с коленей сидящего человека взлетела ворона. Тревожно каркая, она скрылась в ветвях. Почти сразу же за первой вороной последовала вторая.

Несмотря на жару, по спине у Мередит пробежал холодок. Что-то не так! Вороны могли спикировать на спящего человека, но вряд ли сидели бы у него на коленях. Вороны — птицы осторожные. Они бы не стали садиться человеку на ноги, не будь у них на то веской причины.

Если, конечно… Вороны ведь питаются падалью!

Нет, внушала себе Мередит. Не может быть. А если все-таки?.. Рука и нога по-прежнему не двигались. Может, человек заснул или, скажем, заболел. Она заставила себя подойти поближе к дереву.

Голая мускулистая рука густо поросла темными волосами. Нога была облачена в рабочие вельветовые брюки. В воздухе слышался странный гул: похоже, над уснувшим роятся мухи.

Нога и рука… Должно быть, там Эрни Берри. Но ведь не мог же он просидеть под каштаном целых два дня! Мередит остановилась, преодолела естественное отвращение и растущий страх и обошла ствол каштана, чтобы увидеть сидящего.

Густое облако мух взлетело с верхней части торса Эрни и зависло, сердито жужжа, над его…

— О господи! — прошептала Мередит.

Мухи жужжали не над головой Эрни, потому что головы не было. Были крепкие ботинки, ноги, облаченные в вельветовые брюки, грязная майка, еще грязнее от почерневших, запекшихся пятен на груди. Мускулистые руки и широкие волосатые плечи… На месте же головы — ничего. Только обрубок шеи, почерневшее месиво хрящей, сосудов и плоти. На шее по-прежнему сидели несколько особенно назойливых трупных мух, не желавших улетать. Над трупом жужжали осы; время от времени они пикировали вниз, как истребители, которые наметили цель.

Мередит отвернулась, и ее вывернуло наизнанку. Напрасно она ела на обед куриный пирог и салат!

Дверь открыла миссис Барнетт, которая держала в руке пластмассовую детскую бутылочку. Увидев Маркби, она затравленно вскричала:

— Да, да, проходите… — и куда-то ткнула пальцем, предоставив гостю самому искать хозяина.

В доме еще сильнее пахло вареной капустой, что говорило о том, что обед закончен. Посмотрев в ту сторону, куда указывал палец хозяйки, Маркби вошел в гостиную, где навстречу ему по вытертому ковру шел доктор Барнетт, протягивая широкую ладонь.

— Жена предупредила, что вы придете. Садитесь, пожалуйста! Итак, в чем дело?

Доктор оказался крепким и добродушным с виду; он принадлежал к числу тех людей, кто производит впечатление очень здоровых и жизнерадостных, даже в тех случаях, когда это не так. Возраст его было определить довольно трудно. Мальчишеское пухлощекое добродушное лицо в сочетании с природной приветливостью позволяло предположить, что доктор еще молод. Маркби решил, что Барнетт немного старше, чем кажется с виду. Скорее всего, он лет на десять-двенадцать старше жены, то есть ему лет тридцать пять-тридцать восемь. По опыту Маркби знал, что именно такие врачи пользуются особой любовью пожилых дам. Для них они олицетворяют сыновей или даже внуков.

Будучи полицейским, Маркби не раз сталкивался с подобными случаями. Симпатичный молодой врач, адвокат, агент по недвижимости, консультант по финансовым вопросам, сосед или молодой сын соседа часто оказывались недостойными доверия, оказываемого им пожилой особой.

Маркби представился и постарался как можно доходчивее объяснить, зачем он пришел.

— Понимаете, никакого официального следствия не ведется. Но кое-кого немного беспокоят некоторые аспекты недавних событий. Поскольку я оказался здесь, на месте, то согласился заняться делом. Понимаете, в полиции не хватает людей. А я здесь просто в отпуске.

Барнетт откликнулся на его слова именно так, как и рассчитывал Маркби.

— Не повезло вам, приятель! Полицейские чем-то сродни врачам. Со мной вечно то же самое. Стоит нам поехать в отпуск, как у кого-то в нашем отеле подозревают сердечный приступ, солнечный удар или особо тяжелый случай кишечной инфекции. Не успеешь оглянуться, как в дверь номера уже стучит управляющий и спрашивает, не против ли я осмотреть больного. Да, конечно, я против, но что делать? Положение обязывает…