— Я упал и вывихнул лодыжку.

— Лучшее для вас сейчас — отдохнуть, пока нога не заживет.

— Мы не можем сделать этого, — вставил Татсуно. — Нам надо добраться до области Этчу.

— Тогда для вас есть хорошие новости, — сказал Генко. — Вы как раз и находитесь в области Этчу. А вы здесь по какому делу?

Татсуно был немного удивлен.

— Мы… держим путь к обители, — сказал он. Сёкей обратил внимание на его некоторое замешательство и надеялся, что лекарь этого не заметит.

— Обитель? — Генко казался озадаченным. — У нас здесь много обителей, конечно, но нет ни одной, которая была бы широко известна.

— Значит, так, — принялся объяснять Татсуно, придвигаясь к Сёкею, — его отец дал клятву, что пойдет в обитель в Канадзаве, но теперь он плох и умирает. — Ниндзя отвернулся от мрачного взгляда, которым всматривался в него Сёкей, и продолжил: — Таким образом, мы выполняем обет от его имени.

— Ах, Канадзава, — сказал лекарь, кивая. — Там, где замок господина Инабы. Вы, верно, подразумеваете ту обитель, где почитают Хачимана.

— Да, именно ее, — поддакнул Татсуно.

Лекарь посмотрел на Татсуно.

— А ведь она довольно далеко отсюда, знаете ли, — сказал мужчина. Он повернулся к Сёкею. — Не думаю, что вы дойдете туда с такой лодыжкой. Дайте-ка взглянуть на нее.

Он пододвинул для Сёкея длинную лавку, чтобы тот присел. Когда Сёкей взобрался на лавку, лекарь достал из кармана какую-то оправу. В оправе, сделанной из проволоки, были два блестящих прозрачных диска. Сначала Сёкей подумал, что это драгоценные камни, но при более близком рассмотрении они оказались плоскими и тонкими. Сёкей еще больше удивился, когда лекарь нацепил оправу на лицо, постаравшись разместить подобные драгоценным камням предметы перед глазами.

Действие оправы было потрясающим. Глаза лекаря, казалось, увеличились.

— Это волшебство? — спросил Сёкей.

Генко улыбнулся и мягко обхватил ногу Сёкея.

— Однажды, — объяснил он, — когда я посещал Нагасаки, меня попросили обследовать капитана одного из иностранных судов, которым сёгун позволяет торговать там. Капитан прибыл из отдаленного места под названием Нидерланды, как мне помнится. У них был на судне какой-то лекарь, но он умер во время плавания.

Мужчина фыркнул:

— Тоже мне лекарь! Когда это случилось, я сумел исцелить капитана. Он хотел вознаградить меня, но мне, конечно, не было пользы в его деньгах. Тогда я увидел, что он применяет это приспособление, и спросил, каково его назначение. Капитан объяснил, что оно заставляет предметы казаться намного б о льшими, и я подумал, что это приспособление пригодится мне в работе. Он великодушно отдал его мне. Очевидно, такие приспособления обычны в Нидерландах. Теперь держитесь крепче! Скажите, когда почувствуете боль.

Сёкей сжал зубы в тот момент, когда лекарь поворачивал его ногу сначала в одну сторону, затем в другую. Он был настроен выдержать боль без жалоб.

— Здесь не болит? — спросил Генко.

Сёкей отрицательно покачал головой, не поверив в то, что сможет заговорить, не показывая боли.

— Очень сильно опухло, — сказал Генко. — Вы бы взяли какой-нибудь травы, снимающей боль?

Сёкей снова покачал головой.

— А что будет, если я сделаю вот так? — спросил лекарь и совершил внезапное движение.

Сёкей издал вопль. Он не мог сдержаться.

— Ах! Я так и думал, что будет больно, — произнес Генко. — Оставайтесь пока здесь. Я приготовлю кое-что, чтобы вы почувствовали себя лучше.

Сёкею показалось, что он уже чувствует себя лучше. Он оглянулся, задаваясь вопросом, сможет ли убедить теперь Татсуно продолжать путь. Но Татсуно смотрел на красивую лакированную шкатулку, которая покоилась на полке. Сёкею пришло в голову, что Татсуно может спрятать в рукав вещицу, когда никто на него не смотрит. Но Генко обратил внимание также и на него.

— В той шкатулке я держу кости дракона, — сказал он. — Некоторые люди считают, что можно умереть в течение года, если коснуться их.

Татсуно отступил на шаг назад.

— Почему вы тогда держите их здесь? — спросил он.

— Считается, что кости — превосходное лекарство. Я использую их, когда все остальные средства оказываются бесполезны.

— И они помогают? — удивился Татсуно, снова уставившись на шкатулку.

— Так же, как и все остальное, — сказал лекарь. — Одни люди живут, а другие умирают. Я думаю, что вы будете жить.

Генко достал фарфоровую бутыль с другой полки, снял крышку и высыпал в ладонь немного серебристого порошка. Затем, отвернув кимоно Сёкея, лекарь посыпал ногу порошком в трех местах.

— Вы не возражаете против несильной боли, а? — обратился он к юноше. Глаза мужчины за прозрачными бриллиантами делали его похожим на сову, собирающуюся напасть на мышь.

— Нет, не возражаю, — ответил юноша нетвердо.

Лекарь взял три горящие палочки с ладаном и передал одну Сёкею.

— Когда я дам вам сигнал, — сказал он, — коснитесь горящим концом палочки порошка вон там, повыше колена. — Он указал, куда именно нужно приложить палочку.

Сёкей напрягся в ожидании того, что должно произойти. Лекарь поводил двумя остальными палочки над маленькими кучками порошка в нижней части ноги юноши.

— Пора, — сказал он.

Как только зажженные палочки коснулись порошка, в воздух взвился фонтан искр. Сёкей задыхался от страха. Потом искры потухли, оставив три маленьких облачка приятно пахнущего дыма.

— Это не больно! — воскликнул юноша.

Лекарь кивнул.

— Многим кажется, что должно быть больно, и поэтому действительно ощущают боль.

Услышав эти слова, Сёкей вспомнил, что судья Оока говорил о страхе перед пытками. Юноша едва не сказал лекарю об этом, но затем сдержался, поскольку знал: он и Татсуно должны выдавать себя за паломников.

— И что вы теперь чувствуете в лодыжке? — спросил его Генко.

Сёкей пошевелил ногой.

— Боль прошла, — удивленно произнес он.

— Да, но она вернется, — заметил лекарь. — Порошок останавливает боль на некоторое время, но не приносит исцеления. Только отдых излечит вашу лодыжку.

Мужчина достал из сундука белую льняную ткань и крепко обвязал ее вокруг лодыжки Сёкея.

— Пользуйтесь повязкой во время ходьбы, — сказал он, — но по возможности старайтесь находиться в покое.

— Мы должны попасть в Канадзаву, — возразил Татсуно.

— Вам незачем так спешить, — ответил лекарь. — Канадзава сейчас как бы осталась без управления, потому что умер господин Инаба. Прибыл его сын Йютаро, чтобы потребовать от самураев его отца преданной службы.

— Он уже здесь? — спросил Сёкей.

— Так мне сообщили, — промолвил лекарь. — Я еще не видел его. Если бы он не хотел осмотреть свой домен, то не приехал бы в такую неказистую глухую деревню, как наша.

Генко замолчал на какое-то мгновение, затем добавил:

— Здесь проживает одна семья, которая будет рада принять вас. Муж и жена очень набожны, и они сочтут за высочайшую милость приютить двух паломников вроде вас.

— Я полагаю, мы можем задержаться на день или два, — согласился Татсуно.

— Я отведу вас к их дому, — произнес лекарь. — Только одно хочу сказать, — добавил он.

— И что же?

— Я бы не стал им говорить, что вы идете в обитель Хачимана в Канадзаве.

— Но почему?

— В Канадзаве нет никакой обители Хачимана.

10. Молитвы за Момо

Надвинулись серые, тусклые сумерки, когда лекарь с Сёкеем и Татсуно подошли к полуразвалившемуся домику. В высокой соломенной крыше виднелись заделанные прорехи, бумага в окне порвана и местами заменена новыми кусками. Доски передних ступенек сломаны, и лекарь предупредил путников, чтобы они были повнимательнее, потому что третьей ступеньки и вовсе нет. Если бы не свет, который смутно поблескивал в окошке, то Сёкей подумал бы, что жилище давно заброшено. Генко постучал в дверь, им открыли. Мужчина на пороге и сам нуждался в «починке»… Его щеку пересекал уродливый шрам, который выглядел так, словно не зажил в течение долгого времени. Его руки были корявыми из-за многих лет занятий непосильным трудом.