— Ничего особенного, — сказал он. — Просто симпатичный камень. Не бросай его. Почему бы тебе просто не отдать его мне, а я позволю тебе уйти?
Сёкей вынудил себя говорить:
— Я приехал сюда не для этого. Я приехал, чтобы узнать, кто нанял вас убить господина Инабу.
— Ага! — Китсуне закивал. — И если я скажу тебе, это будет признанием моей вины. Очень умно.
— Мы уже знаем, что вы убийца.
— Мы? — Китсуне озирался. — Не говори, что здесь есть еще кто-то. Этот гофу будет помогать только человеку, несущему его.
— Я говорю о моем отце, судье Ооке. Он послал меня, чтобы узнать, кто нанял вас.
— Судья Оока? Гм! Это объясняет, почему Татсуно был настолько дружественным к тебе. Судья однажды доказал его невиновность.
— Татсуно?
— Да. Конечно, это было только случайностью, что он оказался невиновен. Он намеревался украсть кое-что, но кто-то другой побывал на месте раньше. Татсуно все же был обвинен в преступлении только потому, что он ниндзя.
Внезапное озарение посетило Китсуне.
— И конечно, это Татсуно дал тебе гофу, не так ли?
Сёкей затих. Ему было жаль, что Татсуно не рассказал ему больше о цели камня.
— Ладно, — сказал Китсуне. — Гофу на самом деле принадлежит мне, знай. Татсуно похитил его. Таким образом, ты должен по справедливости возвратить мне похищенную вещь.
— Я не верю вам, — сказал Сёкей. — Если вы утверждаете, что этот камень — ваш, тогда спустимся и сообщите об этом судье Ооке.
— Ну да, конечно, он не поверит мне, как и ты.
— Тогда назовите мне имя человека, который нанял вас, и я отдам камень.
Китсуне задумался на мгновение.
— То же самое предложение с моей стороны. Иди назад и сообщи любое имя, которое захочется.
— Я не могу сделать этого, — сказал Сёкей. Он подумал о наборе для письма. — Вот! — сказал он. Он опустил меч и достал набор из кимоно. — Воспользуйтесь этим, чтобы написать имя человека, который нанял вас. Подпишите бумагу. Этого будет вполне достаточно.
— Это было бы равносильно моему признанию, — повторил Китсуне. — Тогда я никогда не смогу оставить гору.
— Мой отец желает знать только, кто нанял вас, — сказал Сёкей. — Он не попытается наказать вас.
— А я почем знаю? — спросил Китсуне.
— Даю вам слово чести, — сказал Сёкей.
Он бросил набор Китсуне, который собрал немного снега и воспользовался им для приготовления чернил. Китсуне понадобилось время, чтобы написать признание. Он подписал свое имя росчерком кисти, как будто художник, завершивший большую работу по каллиграфии. Затем он скрутил листок, положил его в отделение для бумаги и протянул набор.
— Позволь обменяться новогодними подарками, — пошутил ниндзя.
Сёкей осторожно выступил из своего потайного места, все еще держа камень в руке.
— Откуда я знаю, что вы сдержите слово? — спросил юноша.
— Не знаешь, — сказал Китсуне, — но если ниндзя не сделал то, что он согласился сделать, он скоро окажется не при деле. Это плохо для нашей репутации. Мы столь же благородны, как и вы, самураи.
Сёкей приблизился к ниндзя. Он рассудил, что в непосредственной близости его меч будет более эффективным, чем серикен Китсуне. Юноша протянул камень. Тот казался особенно теплым. Китсуне предложил набор для письма.
— А теперь, — сказал Китсуне, — ты должен уйти с этой горы, поскольку гофу был твоей единственной защитой против ками.
Сёкей не нуждался в дальнейших убеждениях. Чувство опустошенности заполнило его, как только он лишился камня. Юноша повернулся и пошел настолько стремительно, насколько возможно, почти переходя на бег. Сначала он боялся, что по затылку ему ударит кружащийся серикен, но в конечном счете юноша понял, что ниндзя не собирался мстить.
Гора казалась еще более пугающей. Сёкей вдруг поскользнулся и врезался в большую сосну. Он оглянулся и увидел, что невдалеке стоит олень и смотрит на него. Животное было похоже на ту олениху, которую он видел раньше, но кто мог сказать наверняка? На сей раз олень, казалось, рассматривал Сёкея как злоумышленника. Юноша поспешил вниз. У Сёкея было такое ощущение, что много глаз смотрели на него. Создания, которых он не мог видеть, камни, деревья — вся гора знала о его присутствии. Он не принадлежал здешнему миру. Прошло какое-то время, какое, Сёкей не мог сказать. На горе минуты, казалось, шли куда медленнее.
Он почувствовал величайшее облегчение, когда увидел симэнаву с красными бабочками. И там, только по другую сторону, стоял ожидавший его судья. Сёкей был глубоко тронут, поскольку отцу, видимо, потребовалось немалое усилие, чтобы простоять там так долго. Сёкей проскользнул под веревкой и поклонился, чтобы показать свою благодарность.
— Отец, — сказал он, — я следовал одним путем, который вы указали мне.
Он вручил судье набор для письма.
— Признание убийцы находится здесь.
Судья взял комплект, вынул бумагу и развернул ее. Быстро прочитал текст и кивнул.
— Он говорил тебе, что написал здесь? — спросил судья.
— Нет, — внезапно испугался Сёкей.
Наверное, ниндзя под конец, чтобы посмеяться последним, написал некое колкое замечание.
— Ты выполнил не только ту задачу, которую я поставил перед тобой, но и ту, которую ты поставил перед собой сам, — сказал судья. — Ниндзя пишет, что человек, который заплатил ему за убийство господина Инабы, сын господина Инабы, Йютаро.
23. Новогодний праздник
Сёкей втягивал в рот длинную-предлинную лапшу тошикоши из своей миски. Готовить такую лапшу было новогодней традицией. Лапша в этот день призвана увеличить благосостояние и удачу в новом году.
Сёкей и судья вернулись в особняк управителя. Ичиро настоял, чтобы они остались на празднование Нового года. Разумеется, он сделал так, потому что хотел услышать от Сёкея историю его приключений на горе. Даже при том, что Сёкей пересказывал все уже несколько раз, управителя так и не утомил этот рассказ. «Судья был прав, — подумал Сёкей, — управитель не ожидал, что я смогу подняться на Миваяму и вернуться живым».
Ичиро, однако, был человеком, который умел получать удовольствие от праздников, и поэтому он велел подать к столу любые яства и напитки, которые только можно было пожелать. Ичиро провозгласил Сёкея тошиотоко [17]. Это означало, что Сёкей должен был вытянуть из колодца ведро первой воды нового года, заварить из нее чай, приготовить особый завтрак для всех домочадцев и, наконец, возглавить церемонию подношения тошиками [18]. Хотя это предполагало множество хлопот, стать тошиотоко было большой честью. А повар управителя позаботился о завтраке.
На праздник приехали дети и внуки управителя. Были наняты актеры, которые загримировались под демонов и драконов, чтобы в шутку пугать ребят, которые отвечали визгливым смехом. Каждый знал, что настоящие демоны удерживаются вне дома с помощью симэнавы, которая нависала над дверным проходом. Вместо красных бабочек, однако, симэнава украшалась белыми бумажными ленточками, как это принято.
Через некоторое время кто-то из старших повел детей на улицу, чтобы бить палками землю и петь. Это делалось под каждый Новый год, чтобы отогнать птиц, которые могли склевать посеянные крестьянами семена. Даже при том, что управитель ничего не сажал, обряд все равно был исполнен, равно как это делал когда-то Сёкей со своими братьями и сестрами, несмотря на то что их отец был торговцем.
В доме стало тише без ребятни, управитель налил Сёкею чашу сливового вина.
— Есть еще кое-что, что я хочу знать о вашем сражении с ниндзя, — сказал Ичиро.
Сёкей вздохнул и из вежливости изобразил, что сделал глоток вина. Он уже выпил две чашки, и даже при том, что эти фарфоровые чашечки были невелики, впереди еще предстояло большое празднование. Кроме того, вино сливы совершенно не шло с супом из лапши.
— Это в действительности не было сражением, — возразил Сёкей.