Изменить стиль страницы

— Он вчера пытался меня поцеловать.

Кевону этого оказалось мало:

— Что значит пытался? Поцеловал или нет? Он что, на полпути раздумал?

— Нет, это я отвернулась. А теперь сижу и думаю, стоило ли?

— Теоретически голубые девушек не целуют, ибо незачем. А на практике, у меня таких друзей нет, так что не могу сказать точнее. Возьми, да проверь. Что-то тебя в последнее время на музыкантов потянуло.

— И тебе уже доложили?

— На корабле сплетни бегут раньше волны. Только по-моему ты не там ищешь. Ты настроена на серьезные отношения, а люди искусства гммм… Как бы это сказать, они все в искусстве. А уж музыканты и подавно. — Кевон развел черно-розовыми ладонями. — у них сначала идет творчество, а потом уже все остальное. Обычно женщин это мало устраивает.

Алина хотела возразить, но промолчала. В конце концов, все равно Бен уезжал в этом круизе, так что особой разницы не было. Как и любая особа женского пола, она предпочитала быть на первом месте, но и человек, который от творчества далек для нее тоже не представлял интереса. Девушке хватило жизни с первым мужем, который прочитав за двадцать семь лет одну книгу, как собеседник был равносилен деревянному полену. Алина до сих пор не могла с этим смириться, хотя она все еще продолжала по нему скучать.

— Пойдем посмотрим, как там девочки.

Алина молча кивнула. Выйдя во дворик, они застали странную картину. Невысокий прилично одетый седеющий мужчина тыкал в Наташу пальцем, а Тамара, изнемогая от хохота, не могла выговорить ни слова. Кевон двумя прыжками оказался рядом с ними:

— Я могу вам чем-то помочь?

На лице джентльмена при виде чернокожего юноши отразилась облегчение, и он повторил свой вопрос:

— Комо?

Услышав это, Алина тоже согнулась в три погибели. Наташа непонимающе вертела в руках пачку сигарет и хмурила брови. Глядя на Томку, которая тоже отлично поняла, в чем было дело, Алина хохотала до слез. Кевон обескуражено глядя на подруг, все же попытался прояснить обстановку:

— Я вас не понимаю. Вы говорите по-английски?

Отсмеявшись в волю, девушка потянула его за рукав футболки:

— Кончай, пошли отсюда. Он спрашивает, сколько ты за нее хочешь.

Когда до Кевона наконец дошло, что Наташу по каким-то неясным причинам приняли за девушку легкого поведения, а его за сутенера, то выражение лица у молодого человека стало таким, что старик припустил из маленького дворика в буквальном смысле сверкая пятками.

— Я же говорю. Пора ее учить морали. А одета вроде прилично, так и не скажешь. — сказала Алина, вытирая слезы. — Да, докатились мы.

— Добро пожаловать в Италию. — хрюкнула Тома, а Наташа просто покачала головой.

Вечером, а точнее ночью, а уж если совсем точно, в половину второго утра, Алина в пашминой в руке и колотящимся сердцем направилась не куда-нибудь, а прямиком к Бену в каюту. Несмотря на всеобщее легкомысленное отношение к отношениям, такой уж каламбур, сама девушка не за что бы на такой шаг не отважилась, если бы не нашла на автоответчике сообщение Бена. Радостным и легким тоном он напоминал ей про обещанное и просил занести ему в каюту под номером восемь три восемь пять, если это ее не слишком затруднит. Ко всеобщему веселью, так как вся компания, как обычно засела после рабочего дня и дыма крю-бара с дринками в кабинах напротив друг друга, расположившись на полу в составе гифт-шопа, фотографов и одного звукорежиссера, Алина согласилась пойти на разведку.

— И имей ввиду, нам нужны доказательства! — Иван откровенно потешался над происходящим. У него подружки не было, но зато он очень активно утешал Оливию, пребывающей в непонятном статусе.

Алина высунула язык Кевону, который на правах хозяина развалился на нижней кровати и тряс воздетыми вверх кулаками в знак победы, и пошла по коридору. Выходя на лестницу она оглянулась на группу индусов в одинаковых футболках с надписью «Итали» и не трезвую Марлен, сидящую между двух кают казино и, что-то с жаром рассказывающую сразу на обе стороны. Как странно много делений людей было в этом ограниченном кораблем пространстве. По национальностям, по департаментам, по позициям, и все равно всегда находились те, которые, как Марлен, стирали все границы и правила. Алина знала, какая у нее репутация, этой молоденькой и очень привлекательной южно-африканке было наплевать на то, что о ней говорят, на то, как на нее смотрят. Она могла запросто постучать в любую дверь или пойти купаться голышем. Алина на секунду задумалась, что ей бы хотелось быть такой смелой, но только что лежало за такой беспечностью? Пережитая боль? Предательство? Одиночество? Глупость? Потом ей пришло в голову, что грек бы сбежал от такой девушки, куда глаза глядят. И подумала, что может для всех своих друзей она выглядит сейчас именно так. И Алину, в отличии от Марлен, это волновало. Девушке захотелось выкинуть дурацкий шарф за борт, развернуться и уйти. Она воровато огляделась и обнаружив, что оказалась уже на этаже, на котором живет акапелла, решила уже пройти мимо, но вспомнила его голос и сделала шаг вперед.

— Алина! Ой! Привет. Я уже расстроился, что ты не придешь.

Сомнения девушки куда-то делись, она разом почувствовала себя спокойней и уверенней, и с любопытством огляделась. в комнате царил первозданный хаос.

— Вот это бардак. Даже я такой не устраиваю. Творческие люди никогда не обращают внимания на приземленные вещи, но судя по обстановке ты должен быть гением.

Молодой человек подобрал носок, валяющийся посреди комнаты, и демонстративно отнес его на противоположную кровать. В их кабине койки не висели одна над другой, как в их с Тамарой, тут спокойно помещалось две в нормальном положении, и еще было полно места.

— Это не я, это Фил. Кстати вот диск его, пока помню. — с достоинством ответил он и поклонился. — А бардак, тут я не причем. Я проездом. Лежу себе и кино смотрю.

— Никого не трогаю, примус починяю. — расхохоталась девушка.

— Что?!

— Да так. Это из одной из моих самых любимых книг. Но ты, наверное, не читал. Булгаков.

— А ты читаешь?

— Ты так спрашиваешь, будто речь идет о верховой езде или сноуборде.

— В наше время это практически равносильно.

— Ты тоже это видишь?

— Да что тут видеть, все глупеют просто на глазах. Мне их жаль, ведь они столько теряют.

— Я тебе шарф принесла. А что ты смотришь?

— Вот спасибо. — он сразу же полез за кошельком. Хотя речь шла о десяти долларах, но Алину этот жест обрадовал. Она не любила разговоров о деньгах. Тем более со знакомыми или около того. — Скари муви. Полный бред, но смешно. Тупой американский юмор.

— Как ты можешь так говорить, если ты сам американец? — удивилась девушка, машинально засунув десятку в карман. Она присела на краешек кровати и с любопытством посмотрела на хозяина комнаты. Тот стоял посредине, важно выпятив грудь.

— Если я родился в Штатах, это не значит, что я к примеру согласен со всем, что там происходит.

— С войной в Ираке, например. — ей стало любопытно что такой американский мальчик думает о политике.

— Знаешь. — он на секунду задумался, вскинув руку. — Я очень рад был американцем. Это если брать в расчет Макдональдс, дорожки для велосипедов, большие дороги, и Гранд-Каньон с Диснейлендом. Но в последнее время я перестал этим гордиться.

— О-о. — только и сказала девушка. Теперь задумалась и она. — Тогда я скажу так: я горжусь быть русской, если говорить о культуре, литературе, Романовых, и Второй мировой. Если при этом забыть о водке, Сталине и Катыне. Но если б ты знал, как я этому не рада. Слушай, я тебя буду цитировать теперь. Вообще-то говоря, ты даже не имеешь права на существование. Хотя нет, пожалуй, имеешь.

Молодой человек наклонил голову и с интересом посмотрел на нее:

— Почему имею, и почему нет?

— Потому, что ты слишком совершенен в моем понимании. Значит, тебя быть не может. Хотя, если по-честному, то мне Марк показался тоже сначала таким, а потом… Но то, что ты уезжаешь, меняет дело. Тогда можешь оставаться совершенным, ибо все равно считай, что тебя почти уже нет.