Чтобы запастись хорошим топливом, Воин Андреевич принял решение вернуться к Дуй, к "Чихачевской ломке" (так он назвал прибрежное каменноугольное месторождение, обнаруженное лейтенантом Чихачевым). Здесь удалось наломать и погрузить 25 тонн высококачественного угля. Такого количества топлива шхуне хватало примерно на 10 дней. Следует подчеркнуть, что это была первая заготовка сахалинского угля для нужд российского парового флота. В.А. Римский-Корсаков предвидел значение угольных месторождений острова для обслуживания кораблей и других нужд. Он замечает в одном из писем, что европейский уголь везут в Китай и продают там по тридцать долларов за тонну. Какой доход могло бы давать стране интенсивное использование сахалинского угля! Разве не понадобится этот уголь будущему российскому паровому флоту на Тихом океане? Впоследствии на западном побережье был заложен ряд угольных шахт. Добыча каменного угля ведется здесь и сейчас.

В записках и дневнике Воина Андреевича неизменно звучит доброжелательный тон по отношению к подчиненным, не только офицерам, но и рядовым матросам. Требовательный начальник, он вместе с тем был заботлив и внимателен к команде, умел ценить простых тружеников и при случае считал необходимым упомянуть об этом. Например: "Не могу не вспомнить… с каким особенным рвением и удовольствием занималась моя команда ломкою угля, этой грязной и тяжелой работой, казалось бы, неспособной внушить одушевление".

Середина октября ознаменовалась непогодой. Барометр не переставал понижаться. Дождь сменился снегом. Всю палубу занесло снежными сугробами. Командир шхуны нес вахту наряду с другими офицерами. Потом барометр пошел кверху. К полдню на солнце таяло, но в тени было морозно, а к ночи температура падала до — 9 градусов. У берега прибой гремел словно водопад.

Воин Андреевич интересовался причинами суровости климата в районе Татарского пролива и Сахалина, его влияния на местные географические условия. В своем дневнике мореплаватель дает подробное объяснение этому явлению, излагая, по существу, целую теорию, подкрепленную практическими наблюдениями.

Пополнив запасы угля, шхуна зашла в Императорскую гавань, расположенную в удобной бухте Константина, огибаемой высоким горным кряжем. Лишь недавно здесь был основан русский военный пост. Гарнизон составляли 23 матроса под командованием лейтенанта Николая Бошняка, одного из самых замечательных сподвижников Невельского. Кроме постовой команды, в гавани расположились на зимовку два судна: военный транспорт "Иртыш" и корабль Русско-Американской компании "Николай".

Воин Андреевич застал здесь строительный аврал. Плотники рубили две казармы, офицерский флигель, баню. Спешили управиться к зиме. У селения бухта уже покрылась крепкой коркой льда. Работами распоряжался Бошняк, энергичный и деятельный офицер лет двадцати. Он сразу понравился командиру шхуны. После того как была закончена краткая опись берега в районе бухты, шхуна снялась с якоря и вышла в море, взяв курс на Нагасаки.

Прошло два с половиной месяца трудного плавания. Срок по тем временам как будто бы и небольшой. Но с какими ценнейшими для морской науки и практики сведениями возвращался В.А. Римский-Корсаков! С описями неизведанных берегов, с гидрологическими исследованиями Татарского пролива и Амурского лимана и промерами фарватера, с практическим доказательством доступности устья Амура для морских судов, с- открытием ценных угольных месторождений и, наконец, с письмом адмиралу от Геннадия Ивановича Невельского. Россия утверждала свои позиции на Дальнем Востоке прочно и уверенно.

Ефим Васильевич Путятин, отбросив обычное высокомерие, забыв все трения с самолюбивым капитан-лейтенантом, сам отправился на гичке в сопровождении Посьета навстречу шхуне. Проворно взбежал по спущенному трапу на палубу судна. Встреча адмирала с командиром шхуны была теплой. Ефим Васильевич расцеловал Воина Андреевича по-простецки, увлек в кают-компанию. Обстоятельный доклад В.А. Римского-Корсакова порадовал Путятина. Адмирал признался, что приход шхуны избавил его от тяжелого беспокойства. Ведь он уже почти перестал надеяться на благополучное возвращение экипажа. Мало ли какой трагический случай мог произойти в неизведанных водах, какие непредвиденные встречи с недругами могли случиться? Ведь международная обстановка продолжала обостряться.

Дипломатическими успехами адмирал похвастать пока не мог. Переговоры с японцами не сдвинулись с мертвой точки. Из Эдо не было никаких вестей. Не поступало никаких положительных ответов и от губернатора. Правда, губернатор Нагасаки соблаговолил наконец дать аудиенцию адмиралу и принял из его рук письмо Нессельроде. Аудиенция была обставлена со всей возможной торжественностью, но ни к каким практическим сдвигам не привела.

А тем временем была пробита брешь в традиционной системе изоляционизма, которой придерживалась феодальная Япония. Страна, управляемая некоронованным правителем-сёгуном из могущественного дома Токугава, переживала глубокий кризис. Ревнивое ограждение Японии от внешнего мира не оправдало себя и не могло предотвратить краха всей системы. Назревала буржуазная революция. Слишком очевидна была военная слабость страны, ее научно-техническая отсталость. На вооружении армии западных держав стояло уже скорострельное нарезное оружие, а японские солдаты еще пользовались луками со стрелами. Повсюду бросались в глаза вопиющие противоречия между архаичным феодальным укладом и пробивавшим себе дорогу капитализмом. Назревала своя специфическая японская революция, непохожая на известные доселе западноевропейские буржуазные революции. Ей суждено было произойти в конце шестидесятых годов под знаменем восстановления власти императора и свержения узурпатора-сёгуна. В обстановке сложных внутренних противоречий, охвативших Японские острова, окружение сегуна панически боялось иностранного вмешательства и не хотело связывать себя какими-либо официальными соглашениями.

Западные державы спешили воспользоваться военной слабостью Японии и силой оружия открыть эту страну для своих товаров и капитала. Японию ожидала участь Китая, уже столкнувшегося с иноземными поработителями. Первыми преуспели в этих экспансионистских устремлениях американцы. Правительство Соединенных Штатов направило к Японским островам мощную военную эскадру коммодора Мэтью Колбрайта Перри, рьяного поборника агрессии и экспансионизма. Под угрозой крупнокалиберных корабельных орудий, нацеленных на мирные японские города, Перри добился "открытия" Японии. Правительство сегуна было вынуждено в 1854 году подписать с Соединенными Штатами первый в истории своей страны неравноправный договор.

Когда В.А. Римский-Корсаков возвратился в Нагасаки, дело шло к подписанию договора с американцами. Путятин мог порассказать командиру шхуны о разбойничьих действиях коммодора Перри, но сам продолжал терпеливо увещевать японскую сторону, не выходя за рамки дипломатического такта и не рассчитывая действовать по примеру воинственного американца. Долготерпение и такт русского адмирала все же были оценены японской стороной. Власти Нагасаки молчаливо согласились с тем, чтобы шлюпки с русских кораблей свободно плавали по всем рейдам, кроме внутреннего, и выходили в море. Эскадра получила возможность закупать свежие продукты, правда, через голландскую факторию. 7 ноября к Путятину явились баниосы и объявили, что едут полномочные особы из Эдо, назначенные для переговоров. Возможно, что это был маневр, который японцы берегли уже давно, все еще выигрывая время.

Только неделю и пробыл экипаж шхуны "Восток" в Нагасаки. За время кратковременных стоянок в этом порту В.А. Римский-Корсаков смог узнать о Японии немного. И ноября шхуна вышла из Нагасаки, сопровождая фрегат "Палладу" в Шанхай. Целью этого плавания была необходимость произвести текущий ремонт и получить почту из Европы. В Шанхае шхуна стала в док для устранения повреждений. Необходимо было сменить сломанную мачту.