Ринальдо сел напротив них на стул.
Все молчали.
Вошла служанка Олимпии, увидела их, обомлела и не нашлась, что сказать. Она тут же повернулась и вышла быстрее, чем вошла.
Теперь вскочил князь, надвинул на лоб шляпу и покинул комнату, не произнеся ни звука.
— Что ты наделал! — воскликнула Олимпия.
— Ты ввела меня в заблуждение, обманула, оболгала, одурачила, а я знаю больше, чем ты думаешь… Синьора, я хочу напомнить вам эпизод, когда нас застал врасплох капитан; я хочу напомнить вам то, что он сказал, и прошу вернуть мне, как и он, мое кольцо.
— Капитан застал нас при совсем других обстоятельствах, чем сейчас.
— Не застать вас в тех обстоятельствах зависело от меня. Мне надо было только еще немного подождать за дверью. Я прошу мое кольцо. Я хочу выкупить его у вас.
— Несчастный! Мне не надобны твои деньги, пока другие дают деньги за тебя самого. Что стоит дороже — твое кольцо или твоя голова? И то и другое в моей власти, благородный… граф. Я жду от вас в течение двадцати четырех часов тысячу дукатов, поскольку после того, что сейчас случилось, я должна покинуть Неаполь. Не дадите мне денег вы, так мне даст их за вас кое-кто другой. Вы же меня понимаете. Моя служанка зайдет к вам за ними. Вот ваше кольцо. С Богом!
— Если вы думаете…
— Никаких возражений, граф! Или я назову вас… совсем другим именем.
— Вы получите эти деньги. Но признайтесь, что вы ввели меня в заблужденье.
— Зачем вам мое признание, если вы сами так считаете? Оно не успокоит вас, и вы не почувствуете себя более неловко, чем вы уже себя почувствовали. Я пошлю к вам за деньгами, и пожелайте мне счастливого пути. Тем самым между нами будет все улажено. Если вы человек умный, то поступите, как я, и покинете Неаполь. Иначе князь задаст нам обоим такую головомойку, что больше нам наверняка головы мыть не придется. И капитана вам следует опасаться. Вы — его надежный капитал в Неаполе. Когда не останется у него шансов на спасение, он ухватится за вас, как за сбережения про черный день, и обратит вас в деньги. На этом расчете капитана держится до сих пор ваша безопасность. Вы — его отложенный на черный день грош. Но я его опередила. Мне приходится урвать часть этого богатства, никак иначе помочь себе я не способна. Когда могу я послать к вам мою служанку?
— Когда вам угодно. Желаю вам счастливого пути, — насмешливо ответил Ринальдо.
— И я вам также, внушающий страх властелин апеннинских пристанищ Ринальдини! Это же и правда досадно, что такой великий человек вынужден бояться какой-то жалкой бабы, любви у нее изрядно, а денег и в заводе нет, и суровая необходимость могла бы вынудить ее ради горсти жалких дукатов спокойно смотреть, как вас в кандалах повезут в Тоскану… Тьфу! До чего только может довести безденежье даже лучших людей! Меня — до предательства, вас — до воровства…
— Мы оба, синьора, поступим лучше, если не будем читать друг другу лекций о морали.
— Как хотите… Но еще два слова обо мне. От капитана я узнала, кто вы, и точно знала его намерения относительно вас, а вас я любила… и все еще люблю… Мне было очень важно хоть как-то защитить моего любимого…
— Весьма обязан!.. — иронически воскликнул Ринальдо.
— Эта предпосылка и заключает в себе причину моего знакомства с князем. Я бы при случае сама вас познакомила. Но вы разорвали искусно сотканную паутину — так не будем же осыпать друг друга упреками.
— Судя по сказанному вами, с меня еще причитается?
— Благодарность ваша включена в сумму платежа. А если мы когда-нибудь где-нибудь увидимся, так…
— Так мы не знакомы друг с другом, Олимпия!
— Именно так, Ринальдини!
Он медленно повернулся, вышел из дома и поспешил в гавань.
По дороге Ринальдо неожиданно встретил капитана, который подал ему знак, и Ринальдо неохотно последовал за ним в безлюдный уголок.
— Мы не будем, — сказал капитан, — говорить о делах минувших, что случилось, то случилось, что прошло, то прошло. Сейчас речь идет о дне нынешнем. Мне нужны деньги, и в этой ситуации я обращаюсь за спасением к вам, ибо знаю, что тем, чего у меня нет, вы обеспечены. Одолжите мне две тысячи дукатов, а я в качестве залога обещаю вам мое молчание. Дело это смахивает на мелкое мошенничество, но это не так. Впрочем, если вы столь же хорошо сумеете использовать синьору Олимпию, как она, по всей вероятности, станет использовать князя делла Торре, то мои притязания оборачиваются, право же, заемом из гораздо большего капитала.
— Я знаю, — отвечал Ринальдо, — сколь многим я вам обязан и в каком я перед вами долгу. Я понимаю, какое отважное участие принимаете вы в моих делах и в моей судьбе, и, конечно, я ваш должник. Я вручу вам две тысячи дукатов и прошу вас принять их как небольшой подарок в знак моей горячей благодарности. У меня нет при себе такой значительной суммы наличными деньгами, но я обращу кое-какие ценности в деньги, и к послезавтрашнему дню вы получите эту сумму.
— Друг мой, — ответил капитан, — у меня нужда неотложная! Деньги я хотел бы получить сегодня, а не завтра или послезавтра.
— Что ж! Так я постараюсь раздобыть для вас деньги к завтрашнему вечеру, когда и надеюсь увидеть вас у себя.
Ринальдо, молча поклонившись, распрощался с капитаном и пошел в гавань.
Здесь стоял готовый к отплытию генуэзский корабль, который должен был сняться с якоря через несколько часов. Курс его лежал на Мальту.
Ринальдо повел переговоры с капитаном корабля.
— Я с удовольствием приму вас на корабль. Но позвольте мне кое-что вам сказать, чего вы, быть может, не знаете еще и что я тоже только что узнал. Час назад в гавани был объявлен приказ, запрещающий, под угрозой конфискации судового груза, принимать на борт пассажиров, не предъявивших письменного разрешения на это полиции. Не знаю, какова их цель. Возможно, в городе пребывает подозрительная личность, которую власти выслеживают.
— Вернее всего так оно и есть, — сказал Ринальдо с видимым спокойствием, но сердце у него заколотилось. — Пойду, стало быть, получать письменное разрешение.
Обеспокоенный услышанным Ринальдо с предосторожностями добрался до своего дома.
В комнате его уже ждал Лодовико. Ринальдо застал его за беседой с Розой. И рассказал, что узнал в гавани. Роза задрожала, Лодовико оробел. Все смотрели друг на друга, не произнося ни слова.
В конце концов заговорил Ринальдо.
— Лодовико! Ты честный человек. Тебе я доверяю Розу и эти чемоданы. Упрячь их в безопасном месте. Я же потихоньку выберусь из Неаполя. Вы потом последуете за мной. В Козенце мы встретимся в любом случае. Ни один из нас не уйдет оттуда, покуда мы не свидимся. Я полагаю, что мое пребывание здесь выдано властям. Вы уедете незаметно. А я надеюсь пробиться.
Он переоделся в одежду паломника, взял столько драгоценных камней, сколько смог надежно упрятать, и покинул без промедления свое жилище.
Лодовико поклялся ему в верности, Роза обливалась слезами.
Ринальдо, никем не задержанный, вышел из города и направился в Салерно. Он не позволял себе длительного отдыха до самого Кьяромонте, куда пришел, едва держась на ногах. Вопреки желанию, он должен был найти себе на время пристанище. Ноги его были стерты до крови, опухли и гноились.
Один из городских врачей позаботился о нем, унял его боль и попытался дружескими беседами поднять его дух.
Наконец Ринальдо опять был в силах двинуться в путь, и он поспешил в сторону Норманнских холмов, через которые хотел добраться до Козенцы.
Всякий раз, проходя мимо скитов, Ринальдо вспоминал своего друга Донато. Каждый монастырь напоминал ему об Аурелии, а любая дикая местность являлась для него словно бы ареной его жизни в Апеннинах.
Однажды он прилег, измученный дневной жарой, у ручья под тополями, погрузившись в размышления, и тут, совершенно неожиданно, очнулся в страхе от какого-то шума вблизи себя. Он поднял глаза и увидел, что рядом с ним стоят два парня, по внешнему виду напоминающие его бывших буйных товарищей.