Благодаря своему происхождению от кочевых народов Хуан-ди (Жёлтый император) имел характер дикого зверя, похожий на волчий, в «Записях о пяти императорах» его сравнивают с бурым медведем, а его доблестные войска — с тиграми, но среди диких кровожадных зверей, с которыми сравнивается император и его войска, нет упоминания о волках. Причина в том, что волков невозможно приручить, и даже полусвятой-получеловек Жёлтый император не смог бы этого сделать. К тому же поклоняющиеся степному волку кочевые народы совершенно не пытались приручать волка, которому поклоняются.
Поэтому китайцы в самом деле являются поздними потомками северо-западных кочевых народов, а сейчас то, что китайцы пренебрежительно относятся к скотоводам, свидетельствует лишь о том, что они просто-напросто забыли своих предков. И из кочевых корней китайцев следует то, что в их жилах ещё течёт волчья кровь и у них волчий характер, и это в будущем может послужить источником возрождения китайской нации…
Джип подъехал к подножию горы Чёрных камней, внизу росла редкая короткая трава и жёлто-зелёные камыши.
— Ты ещё помнишь нору волчонка? — спросил Ян Кэ.
— Как ученик может забыть дом своего учителя? Я остановлюсь здесь, у подножия, дальше вверх придётся идти пешком, — ответил Чень Чжэнь.
Сердце Чень Чжэня сильно забилось, ему показалось, что он, как военный преступник, сейчас пришёл на могилу просить прощения, а в этой могиле захоронены семь отнятых им жизней волчат… Более двадцати лет прошло с тех пор, он чем дальше, тем больше понимал, почему степные люди, которые убивают волков, при завершении жизненного пути отдают свои тела им на съедение. Это не только для того, чтобы вознести свои души на Небо, и не только следуя принципу «есть мясо, отдавая мясо», но ещё, возможно, здесь содержится глубокий стыд и искренняя любовь к степным волкам… Однако в сегодняшней степи уже нет небесных кладбищ.
За эти двадцать лет его любимый и несчастный волчонок не раз приходил к нему в снах и в мыслях, однако он никогда не кусал Чень Чжэня и не мстил ему. Волчонок всегда радостно подбегал к нему, или обнимал его своими лапами, или садился к нему на колени, лизал его руки, подбородок. За двадцать с лишним лет было много таких ситуаций во сне…
Ян Кэ, увидев эти беспорядочно разбросанные по склону горы камни, тоже вспомнил те давным-давно минувшие события.
Когда они забирались на склон, то увидели, что густая трава, ранее скрывавшая беспорядочно разбросанные камни, пропала, склон стал голым, внизу склона тоже не было ни камышей, ни другой растительности. Когда они добрались до норы, то сначала им показалось, что она стала больше, но потом поняли, что это из-за того, что нет травы. Нора выглядела почти такой же, только беспорядочные осколки камней вокруг. Чень Чжэнь посветил фонарём внутрь и посмотрел, тот крутой поворот внутри был почти наглухо засыпан землёй…
Друзья протянули руки к небу, направили свои взоры к Тэнгри, дым от костра, разведённого ими, поднимался вверх, в надежде отыскать души волчонка и отца Билига…
Когда они вернулись к машине, то уже изрядно проголодались, достали продукты, Чень Чжэнь вытащил бутылку китайской водки «Эрготоу», они помянули отца Билига и волчонка…
На степь Элунь опустилась ночь, в далёких, видных отсюда оседлых жилищах скотоводов зажглись слабые огоньки. Хотя Чень Чжэнь уже рассказал Ян Кэ всю философски переосмысленную им китайскую историю и место в ней кочевых народов, у Ян Кэ всё ещё остались вопросы. Чень Чжэнь постучал по компасу и засмеялся:
— Пора возвращаться, а то Бату приедет на машине искать нас. Если у тебя ещё есть вопросы, мы можем поговорить по дороге в Пекин, у меня ещё есть много чего рассказать.
— Тотем волка и кочевой дух — это действительно узловой вопрос в происхождении китайской цивилизации, у меня ещё действительно остаётся много вопросов, — сказал Ян Кэ.
Друзья вышли из машины, попрощались в темноте с норой волчонка на склоне горы, потом ещё долго стояли и не могли уйти.
— Волчонок, мне надо возвращаться в Пекин, потом я как-нибудь приеду к тебе… — произнёс тихо Чень Чжэнь.
— Нам действительно нужно около норы волчонка поставить памятную плиту, а лучше это будет столб волчьего тотема, — сказал Ян Кэ.
Чень Чжэнь вздохнул:
— Я бы тоже хотел, но не посмею. Сейчас в степи кругом одни выходцы из крестьян, если они увидят, то разве не сломают тут же? А ещё хуже — они засыплют нору волчонка. Пусть уж лучше нора останется невидимой глазу. Что я ещё больше хочу сделать, так это оставить в сердцах людей памятный столб о волчьем тотеме, тотеме его духа. Ведь тотем волка первоначально был одним из самых важных тотемов китайской нации в первобытном обществе, он уступал только тотему дракона. Однако я считаю, что вопрос здесь не совсем простой. Согласно новейшим археологическим исследованиям и моему анализу, изначально тотемы волка и дракона, очень возможно, были единым тотемом, а впоследствии тотем дракона стал просто усовершенствованной формой тотема волка.
Ян Кэ очень удивился:
— Эта гипотеза важна для понимания изменения национального характера китайцев, ты доскажи мне про это, а потом поедем.
Чень Чжэнь вздохнул и продолжил:
— Образ дракона возник уже пять тысяч лет назад. В тысяча девятьсот семьдесят первом году в местечке Саньсин во Внутренней Монголии откопали яшмового дракона, он известен под названием «первый китайский дракон» и относится к хуншаньской культуре неолита. В то время предки китайцев ещё не стали земледельческим народом, а занимались охотой, собирательством, скотоводством, были полускотоводами-полукрестьянами. Тотем дракона первоначально был тотемом первобытных китайцев, а потом стал тотемом земледельцев. Я внимательно изучил того нефритового дракона, и меня очень удивило, что не похож на привычных китайских драконов. Это был дракон с волчьей головой и драконьим телом. На теле этого дракона не было чешуи, также у него не было когтей, голова и шея были в точности как у волка. Глаза тоже как у волка, на глаза нашего волчонка очень похожи. Я в волках ведь хорошо разбираюсь. Этот нефритовый дракон на самом деле — нефритовый волк. Однако некоторые учёные считают, что голова этого нефритового дракона похожа на голову свиньи. Но мне кажется, что, исходя из характера кочевников, свинья, будь она домашней или дикой, не могла быть объектом поклонения, тотемом северных кочевых народов, потому что северо-западные и северные-кочевые народы не могли выбрать своим тотемом домашнее животное или то, которое можно приручить. И только те, кто совсем не понимает характера кочевников, может думать по-другому.
Потом, приехав в Пекин и увидев фотографию этого нефритового дракона, я тогда очень взволновался, как будто увидел нашего волчонка. В первобытных условиях была вырезана такая красивая нефритовая фигура с головой волка и телом дракона, и это позволяет сделать вывод, до какой степени наши предки знали волков и поклонялись им. К тому же место, где нашли нефритового дракона, находится во Внутренней Монголии, а это родина степных волков, где их больше всего. Также это место, где впоследствии жили кочевники-скотоводы, поклоняющиеся волчьему тотему и здесь же ходит больше всего легенд о «летающих волках». Всё это навело меня на мысль о непосредственной связи тотема волка и тотема дракона, и я продолжил изучать это.
Согласно моим исследованиям, тотем волка и тотем дракона имеют по меньшей мере семь сходств.
Первое: самые ранние тотемы волка и дракона обнаружены в степи Внутренней Монголии или в местах, близких к монгольской степи. Монгольская степь всегда была родиной и главным местом обитания огромного количества самых свирепых в мире волков, между людьми и волками велась постоянная борьба не на жизнь, а на смерть, и одновременно они совместно существовали в степи. Поэтому дух и характер волков оказал наибольшее влияние на степные народы, намного сильнее, чем волки Северного полярного круга или лесные волки России, где очень редко можно встретить поклонение волчьему тотему.