На утро Май-Маевского пригласили в штаб крепости: из Симферополя были получены сведения о восстании, но о каком — никто не знал. Власти растерялись, Май-Маевский собрал группу офицеров, погрузил на платформы два легких орудия и под прикрытыем бронепоезда двинулся на Симферополь.
Перед отъездом я настаивал на освобождении брата, но Май-Маевский отговорился:
— Приедем из Симферополя, — он будет освобожден.
На ст. Альма поезд Май-Маевского остановился, и генерал вызвал по прямому проводу Слащева.
— У аппарата Слащев.
— У аппарата Май-Маевский. Чтобы вы убедились, что говорит действительно Май-Маевский, я напомню вам случай под «Красне у моста», прошу и вас напомнить какой- нибудь случай.
— Последняя наша встреча была у Пелагиады. [10]
— Известно ли вам, что происходит в Симферополе? Я нахожусь с отрядом на ст. Альма.
— Капитан Орлов с офицерами произвел арест ген. Субботина и других генералов, — ответил Слащев: — я только-что говорил с Орловым, он подчиняется мне. Арестованные освобождены. Я выезжаю в Симферополь.
— Я с отрядом еду в Севастополь, — ответил Май-Маевский..
Что-то случилось с проводами, и разговор оборвался.
— Позовите ко мне Орлова, — сказал Май-Маевский лейтенанту Романовскому.
— Ваше превосходительство, Орлова сейчас нет. Он занят.
Подчиняется ли Орлов Слащеву и Деникину? спросил Май-Маевский.
— Так точно, ваше превосходительство, — последовал ответ.
Мы вернулись в Севастополь.
В «Кисте» Май-Маевский просил меня приготовить глинтвейн. Он тоже пришел ко мне в комнату, сел на диван и неожиданно спросил:
— Скажите, капитан, как вы смотрите на эсеров и коммунистическую партию? Какая между ними разница?
Впервые он заговорил со мной на политическую тему. Мне ничего не оставалось, как притвориться хладнокровным :
— Я не знаком с партиями. Меньше всего этим интересовался.
— А скажите, капитан, ваш брат действительно был младшим унтер-офицером из вольноопределяющихся? — спросил Май-Маевский, с ударением на каждом слове.
— Так точно, ваше превосходительство. Он служил в 32-м полку.
— Вы мне в Харькове рассказывали, что ваш отец служил начальником Сызрано-Вяземских железных дорог. У вас там, кажется, и имение есть?
— Точно так, ваше превосходительство. Жаль, что не была взята Рязань, — вы лично убедились бы в этом.
— А с какого времени ваш брат состоит в коммунистической партии?
Я понял, что все пропало.
— Никак нет, ваше превосходительство, я хорошо знаю брата. Он никогда не был коммунистом.
— Вы знаете, что ваш брат был председателем подпольной организации и все было подготовлено к восстанию?— отчеканил генерал.
При этих словах дверь комнаты открылась, вошла группа офицеров с револьверами в руках. Один из них крикнул злорадно:
— Капитан, руки вверх!
Я поднял руки. На меня смотрели дула нескольких револьверов. Начальник сухопутной контр-разведки подошел к Май Маевскому, стукнул шпорами и, приложив руку к головному убору, отрапортовал:
— Ваше превосходительство, вам все хорошо известно?
— Да, — сказал генерал и тотчас же ушел.
По уходе его был произведен тщательный обыск, а начальник разведки допытывался:
— Скажите, где вы были комиссаром?
Я, не теряясь, ответил:
— Какую чушь вы говорите?! Я никогда не был коммиссаром, — и обратился к офицерам:
— Господа офицеры, не желаете ли выпить глинтвейна, приготовленного для Май-Маевского?
— Мы не пьем во время служебных обязанностей, — отрезал начальник: — а скажите, как вы устроили брата к Май-Маевскому?
— Спросите у генерала.
— Да-а, загадочная история, — протяжно и ехидно сказал начальник разведки и, обращаясь к офицерам, добавил:
—- Мы все установим... ведите его.
Вдоль коридора гостиницы вытянулось множество юнкеров с винтовками. На улицах там и сям большие группы офицеров, а около памятника Нахимова и вблизи здания морского собрания стояли пулеметы.
Меня вело десять человек, по три справа и слева, четверо сзади. Я оглянулся и увидел направленные на меня дула револьверов. Кто-то прикрикнул:
— Не оглядываться!
Сердце усиленно билось. Признаюсь, меня пугало кошмарное предположение: вдруг меня поведут на Графскую пристань, а оттуда на крейсер «Кагул», этот проклятый застенок контр-разведки. А мне так надо было выиграть время, чтобы спастись и спасти брата. Нет, меня повели в морскую контр-разведку, по Корниловской набережной, д. № 17.
Газетчики выкрикивали: «Вечерний выпуск. Раскрытие подпольного комитета большевиков! Важное событие!»
Эти слова привели меня в полное отчаяние. Я сразу начал обдумывать план бегства. Но мы уже подходили к контр-разведке. Толпа офицеров рассматривала меня как редкого зверя. Меня ввели в помещение; не допрашивая, через несколько минут тот же караул препроводил меня в крепость.
С большим волнением я прочитал газету [11]На первой странице крупным шрифтом было напечатано:
«Арест городского комитета большевиков.
В ночь на 21 января чинами контр-разведки захвачен городской комитет большевиков. Найдено оружие, вполне оборудованная типография с набором только набранных прокламаций «К офицерству», взрывчатые вещества, протокол заседания, печать и т. п.
Арестованы: 1) В. В. Макаров (председатель комитета), 2) А. И. Бунаков, 3) А. И. Севастьянов (бывш. поручик), 4) Л. Шулькина, 5) М. С. Кияченко, 6) И. Ашевский, 7) И. М. Вайсблатт, 8) М. 3. Иоффе, 9) С. С. Крючков. Комитет был захвачен в клубе строительных рабочих и располагал еще конспиративной квартирой в д. № 7 по 2-й Цыганской улице, где проживал М. С. Кияченко. При комитете были три секции: военная, подрывная и контр-разведывательная, во главе первой секции стоял Макаров. Подрывная секция имела своей задачей взорвать все мосты вокруг г. Севастополя, а также и военные корабли. Контрразведывательная секция во главе с бывшим поручиком Севастьяновым тщательно регистрировала всех работающих в учреждениях Доброармии.
Вайсблатт и Иоффе заведывали типографией. Все вышеуказанные были преданы военно-полевому суду и последним приговорены к смертной казни.
Приговор приведен в исполнение в ночь на 22 января с. г.».
Белогвардейская газета умолчала, что В. В. Макаров был личным ординарцем генерала Май-Маевского. Белое командование не хотело компрометировать себя.
«Сумасшедшие стратеги» боялись осложнений среди войск и рабочих масс.
Князь Туманов (нач. Особ. отд. при ставке Деникина) применил к арестованным жестокую инквизицию. В течение 24 час. девять лучших борцов за свободу были подвергнуты «культурным» пыткам свирепого застенка контрразведки на крейсере «Кагул».
Над ними злорадно смеялись, избивали, опускали в холодную ванну, кололи иголками, клали под мышки горячие яйца, выворачивали конечности тела, пытали раскаленным железом. Но несмотря на такие непосильные ужасные пытки арестованные товарищи не выдали никого, их твердая стойкость коробила князя Туманова и его свору. Какой-то генерал на деле захваченного комитета наложил резолюцию: «Надменно державшимся пощады быть не может».
По одним слухам, после жестокой пытки совершенно замученных товарищей расстреляли и выбросили в море, а по другой версии — их по одиночке вывозили на катере в открытое море, бросали живыми в воду.
Катер отплывал, и начиналась охота, как на дельфинов.
Так безвременно погибли девять коммунаров — члены первого Севастопольского подпольного комитета РКП (б).
На их смерть было выпущено в гор. Симферополе воззвание:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Товарищи рабочие, солдаты и крестьяне, еще девять
замученных.
Совершено еще одно чудовищное преступление, нанесен еще один (надеемся последний) чувствительный удар рабочему классу и всей бедноте.
В Севастополе умерщвлены девять лучших коммунистов — представителей рабочего класса, беззаветных борцов за социализм.
Нагло обманывают официальные сообщения и все буржуазные газеты о том, что будто бы состоялся какой-то военно-полевой суд, — нам известно из самых достоверных источников, что никакого суда не было и что они, палачи и опричники, арестовав 21 января всех 9 товарищей, мучили и пытали их двое суток на борту броненосца «Корнилов» и 23 января кто уже мертвым, а (кто) полуживым были выброшены за борт в море.
Вот как справляются капиталисты и генералы с лучшими представителями рабочего класса.
А в это время меньшевики, эсеры и иные «социалисты» осмеливающиеся говорить от имени рабочего класса и трудящихся, захватив теплые места в думах, земствах, а в особенности в правлениях профессиональных союзов, молчат самым гнусным образом, и этим самым дают молчаливое согласие на расстрелы передовых революционеров и борцов за счастие рабочего класса и всей бедноты.
Пусть рабочие еще лишний раз убедятся, какова истинная природа всех этих меньшевиков и иных, с позволения сказать, «социалистов».
Но так не может безнаказанно пройти. Пролитая каплями кровь замученных друзей наших зовет к борьбе.
За них золотопогонники и капиталисты (их вдохновители) поплатятся сторицей.
Они в том убедятся в ближайшие дни.
Товарищи, кровь невинно-замученных 9 ваших представителей взывает к вам. К отмщению! К оружию! Вот отныне боевой клич рабочих и солдат. Пусть каждый рабочий и солдат, стиснув зубы, лихорадочно готовится к отмщению и ждет. По первому зову партия большевиков, все рабочие и солдаты должны с оружием в руках выйти на улицу в назначенный для этого день и час. Товарищи, доставайте оружие, обучайте неумеющих владеть им, организуйтесь в боевые дружины и ждите нашего зова.
К оружию! К отмщению!
Смело вперед за счастье рабочих и крестьян.
Да здравствуют рабочие, солдатские и крестьянские советы.
Крымский Областной Комитет РКП (большевиков).