- Да что ты, некогда почти на звезды-то смотреть. Вот с тобой только и задрала голову! Ну а ты-то как? Все хорошо?
- Да, повезло.
- Тебе и должно было повезти. Ты у нас...
Лена не успела договорить, потому что рядом с ними остановился вдруг огромный автобус с зеркальными окнами, загудел низко и СОЧНО.
Вышли из автобуса крепкие веселые ребята, хозяйски огляделись по сторонам и сказали:
- Кто на субботник?
- Ленка, это за мной! - развела руками Милка.
- Уже? Ой, так и не поговорили!
К автобусу уже тянулись красивые женщины, приветливо здоровались с парнями, ерешучивались, занимали места.
- Мил, ты с нами? - спросил один из ребят, высокий красавец.
- Сейчас иду! - Милка помахала рукой.
- Давай!
- А телефон у тебя есть? - заторопилась Лена. - Диктуй, я запишу. - Она раскрыла
саквояж и вынула блокнот с ручкой.
- А может, поедешь с нами? - вдруг предложила Милка.
- Куда?
- Да вот в компанию. Хорошие ребята, мои знакомые. А?
- Неловко как-то, я ж никого там не знаю.
- Меня знаешь! Ненадолго! Посидим, выпьем, поговорим! Ну?
- И не приглашали меня...
- Устроим. Вить! - позвала она красавца.
- Подойди сюда. Знакомься, это Лена. Моя подруга.
Витя галантно пожал Лене руку, цепко окинул ее взглядом:
- Милости прошу к нашему шалашу!
- Неудобно, правда, - уже не очень уверенно сопротивлялась Лена, но Милка подхватила ее под руку и повела к автобусу.
Здесь было шумно и весело. Пахло дорогими духами, американскими сигаретами и хорошим коньяком.
Женщины весело поприветствовали Милку и Лену, усадили их в мягкие глубокие кресла, угостили коньяком.
Лена оглядывалась по сторонам И чувствовала себя серой мышкой среди ухоженных, пушистых, сытых кошек.
Снова и снова мелькало слово "субботник", наполненное каким-то неясным для Лены подтекстом.
Она помнила эти частые праздники труда, когда всем институтом, а потом поликлиникой, выходили они на весенние улицы, мели тротуары, жгли мусор, вскапывали газоны... ? Не похоже было, чтоб эти нарядные женщины собирались на ночь глядя махать метлами или
вскапывать землю.
- А что за субботник? - тихо спросила она Милку.
- Увидишь! - смеялась Милка.
- Убирать что-нибудь?
- Нет, но тоже - работа!
- Работа и отдых! - подхватили сидящие рядом женщины. - Для кого как!
Автобус тронулся, покатил по Тверской, мягко покачиваясь, зазвучала музыка, тихонько загудели кондиционеры, то и дело кто-нибудь распахивал холодильник и доставал оттуда пепси или сок.
Лена жевала жареные орешки и, блаженно откинувшись на спинку кресла, смотрела в окно. Вечерняя Москва уже замирала.
- Мне до одиннадцати надо быть дома, - сказала она Милке. - Успею?
- Успеешь! Все успеешь! - снова рассмеялась та,
- О, да ты уже хороша! - сказала Лена. - Что смешного-то?
- А все смешно! Ты и представить себе не можешь, как все смешно!
Глава 2 Кукла и Миледи
Милка была далеко не самой красивой девочкой в классе, но из-за нее передрались между собой почти все мальчишки.
Не то чтобы она их стравливала специально, но явно испытывала гордость, когда на лице очередного кавалера появлялись фингалы и ссадины. Она с восторгом рассказывала о своей прабабке, роковой красавице, из-за которой трое молодых людей покончили счеты с жизнью, и как-то заявила, что отдастся любому, кто сделал бы это. Желающих, конечно, не нашлось, а Милка получила прозвище Миледи Клячкина. Самое обидное, что так ее назвал Савельев, в которого была тайно влюблена.
Впрочем, в тот же вечер Савельева избили, и он попал в больницу с сотрясением мозга. Милка купила апельсины и пришла его навестить. Но Савельев не захотел ее видеть. Два дня она простояла под окнами его палаты, а на третий (вернее, это была уже ночь) влезла к нему в окно.
Он лежал, уставясь в потолок, и был такой же бледный, как бинты, которыми его перевязали.
Милка присела рядом, зашептала ему в ухо:
- Сань, я тут не при чем! Эти придурки просто обалдели, козлы какие-то, козлотуры...
Савельев медленно прикрыл глаза, словно не желая ее видеть. Казалось, прошла вечность, прежде чем она услышала:
- Хотят тебя, а бьют меня.
- Я же говорю: придурки... - Милка горячо дышала ему в ухо. - Как будто нет другого способа обратить на себя внимание! - она осторожно дотронулась до его руки.
- Ой, Саня, ты ледяной весь, как...
- ...покойник, - продолжил он с потрясающей своей ухмылкой, которая сводила ее
с ума. И тут же сморщился от боли.
- Ну, нет, - горячо шепнула Милка, и рука ее скользнула к нему под одеяло, - я этого не допущу!
На всю жизнь запомнилось ей это ощущение - мускулистый юношеский торс, подрагивание теплого бедра и тоненькая жилка, пульсирующая в ложбинке паха...
Насмешливый голос накрыл ее, как гром:
- По-моему, это ты обалдела.
Милка вздрогнула. И прошептала:
- ...Да. Я, кажется, на все готова.
- Так прямо уж "на все"? - прищурил глаза Савельев.
- На все, на все... - одними губами сказала Милка.
- Тогда оставь меня, пожалуйста, в покое, - выговорил он раздельно.
- Нет! Нет! - Милка понимала, что отступать нельзя, невозможно.
- Почему?
- Ты этого не хочешь.
- Ты думаешь? - хрипловато спросил Савельев.
- Я ч у в с т в у ю - пробормотала Милка голосом, срывающимся от еле сдерживаемого торжества.
И осторожно сжала руку...
Но в следующий миг что-то холодное ударило в лицо, она, вскрикнув, отшатнулась. Это Савельев плеснул на нее водой.
- Ты мне не нравишься, - шепнул он, оскалив зубы. - Отвали.
Милка вытерла лицо... Сейчас она готова была убить Савельева, ударить по его больной голове, вцепиться в израненное лицо ногтями...
Но тут заметила, как что-то сверкнуло в темном углу палаты. Чьи-то глаза смотрели на нее, не отрываясь. Приглядевшись, она увидела мужчину, лет сорока.
- А вам я нравлюсь, дяденька? - спросила она, кусая губы, чтобы не разрыдаться.
Мужчина промолчал, и Милка подошла к нему поближе, наклонялась, чтобы он лучше разглядел ее.
- Ну, говорите, не стесняйтесь! За правильный ответ - приз!
- Нравишься, - послышалось из тьмы.
Ну вот и месть. Это куда лучше, чем ударить или исцарапать. Милка оглянулась на Савельева и, улыбаясь, стала раздеваться.
В лунном свете тело ее мерцало, как перламутровое.
Раздетая, она прошла мимо Савельева и легла в постель к незнакомцу...
Потом в ее жизни было бесчисленное множество мужчин, но никому она не отдавалась с такой страстью, с таким диким наслаждением, как этому невидимому телу, в узкой поскрипывавшей койке, рядом с избитым по ее приказу одноклассником, который - она точно знала - любил ее русоволосую подружку Лену Бардину...
Милка считала ее одним из самых загадочных существ на свете: ладно, умна, улыбчива, допустим даже, обаятельна, но... этого же мало, чтобы все оглядывались вслед!
Казалось, ее окутывала какая-то тайна: если бы вдруг выяснилось, что Бардина - дворянка княжеских кровей, никто не удивился бы. От Милки же потребовали бы доказательств и доказательств подлинности доказательств - и, даже убедившись, все равно бы долго сомневались.