— Послушай, я не хочу ничего обсуждать, — отрезала Пола. — Завтра я переезжаю в гостиницу. Спокойной ночи.

Пола ушла в коридор, потом я услышал, как дверь в спальню закрылась и щелкнул замок. Будь все как всегда, я бы пошел за ней и попытался что-то ей объяснить, но теперь я только обрадовался, что она не будет мне мешать. Конечно, мне не хотелось, чтобы она меня бросила, но я понимал, что сейчас не совсем тот момент, чтобы пытаться сохранить семью.

Пола выпустила Отиса из спальни, и теперь он пришел ко мне и начал обнюхивать пакет.

— Успокойся, малыш, — сказал я, боясь, что он начнет лаять.

Я захватил пакет с собой в ванную и тщательно вымыл лицо и руки до локтей. Потом переоделся в спортивные штаны и футболку, достав ее из бельевой корзины.

Выйдя из ванной, я надел кроссовки и нацепил на Отиса поводок. Пока мы ждали лифт, Отис все время порывался нюхать пакет.

Проходя мимо Реймонда, я сказал:

— Отличная погода, а?

И он ответил:

— Ага.

Это тоже входило в мой план: завязать с Реймондом разговор, чтобы он не обратил внимания на мой пакет. Я по-прежнему надеялся, что отвечать на вопросы полиции мне не придется, но, если дело до этого дойдет, нужно, чтобы не осталось никаких улик.

Обычно я прогуливал Отиса по нашему кварталу, до Второй авеню и обратно, но на этот раз я пересек Вторую и прошел дальше к востоку. Отис, казалось, чувствовал, что творится что-то из ряда вон выходящее. Обычно на прогулке он всегда бывал в хорошем настроении, играл, обнюхивал все вокруг, бежал впереди и натягивал поводок. Но в этот вечер он тихонько трусил рядом со мной, как будто знал, что сейчас не до шалостей.

Когда мы вышли на Восточную Шестьдесят четвертую, стало темнее, и навстречу попадалось все меньше народу. Мой план состоял в том, чтобы по дороге выбросить пакет в мусорный бак. Риск, конечно, был большой — какой-нибудь бродяга мог вытащить пакет, открыть его и вывалить содержимое на асфальт, — но мне все равно казалось, что так безопаснее, чем просто выбросить его в мусоропровод у себя в доме, где вещдоки будет несложно увязать со мной. Скоро я заметил мусорный контейнер, стоявший на обочине перед одним из зданий. Он был наполовину завален деревом и прочим мусором. Вряд ли безобидный пластиковый пакет может привлечь внимание, решил я и перекинул пакет через край контейнера.

Вернувшись в квартиру, я немедленно принялся за работу по очистке портфеля. С плиты на кухне я взял большую кастрюлю и с ней в одной руке и коробком спичек, бумагами и папками из портфеля в другой вышел на балкон. Я разорвал бумаги и папки на мелкие клочки, бросил их в кастрюлю и поджег. Вместе с пламенем поднялось большое облако серого дыма, больше, чем я ожидал, но ночь была ветреная, и облако быстро рассеялось. Я подождал, пока пепел остынет, потом отнес кастрюлю в ванную, вывалил пепел в унитаз и спустил воду.

Вернувшись на кухню, я еще раз протер портфель изнутри и снаружи. При мысли, что работа почти закончена, меня охватило радостное возбуждение. Я еще несколько раз перебрал в уме все по порядку, проверяя, не забыл ли я о чем-нибудь, потом пошел в ванную и принял душ. Когда я стоял, подставив лицо струям горячей воды, я наконец-то почувствовал себя свободным.

Позже я удобно устроился на диване в гостиной и закрыл глаза. Меня обволакивала темнота, кошмарные призраки прошлого отступили. Я чувствовал легкость и свободу.

Я тихонько поцокал, подзывая Отиса, потом сказал: «Иди сюда, песик», но он не отозвался. Как только мы пришли с прогулки, он спрятался под столом на кухне и, наверное, все еще сидел там.

Глава одиннадцатая

— Дай мне еще один шанс, я тебя прошу. Я знаю, вчера я вел себя как последний дурак, не спорю, но я могу измениться — я уже изменился. Обещаю: с сегодняшнего дня все пойдет по-другому. Я пойду к консультанту по вопросам семьи и брака, я пойду к «Анонимным алкоголикам» — все, что угодно, только не уходи от меня. Пожалуйста. Умоляю тебя.

Было утро, и я стоял в прихожей, загораживая собой дверь. Передо мной стояла Пола. На ней были джинсы и пиджак от костюма, в руке — маленький чемоданчик.

— Прости, — сказала она, пытаясь обойти меня. — Я уже давала тебе шанс, но ты его упустил.

— Постой, — сказал я, не давая ей пройти. — Я знаю, у меня есть проблемы, но теперь я с этим обязательно разберусь — клянусь тебе! Я знаю, что у тебя нет причин мне верить, и будь я на твоем месте, то чувствовал бы себя так же. Но если ты дашь мне еще один шанс, обещаю: вторично такой хренотени не будет. Ты ведь однажды и сама наделала черт знает чего, а я тебя простил, помнишь? По крайней мере сделай то же для меня?

Пола смотрела на меня не мигая. Она все еще не отошла, но мои последние слова, судя по всему, достигли цели.

Наконец она сказала:

— Как я могу тебе верить? Ведь мы все это уже проходили.

— Я вел себя как мудак, что говорить? Но я клянусь тебе: больше этого не повторится. Только дай мне еще один шанс. Больше я ни о чем не прошу. Ну пожалуйста, детка. Прошу тебя.

Секунд десять она смотрела на меня широко открытыми глазами, потом сказала:

— Ладно, сегодня я никуда не пойду, но учти — это твой самый последний шанс. Еще раз подобное повторится — и меня нет.

— Спасибо, — сказал я. — Я так тебя люблю. Спасибо.

Она пошла в спальню и вернулась уже без чемодана.

— Пока, — сказала она.

Я был в гостиной, складывал одеяло и простыню.

— Ты куда? — спросил я.

— К себе в офис.

— В субботу?

— Мне нужно приготовиться к совещанию на той неделе.

— А вернешься когда?

— Понятия не имею.

Когда она ушла, я пошел в свой кабинет, сел за компьютер и подключился к Интернету. Первым делом я открыл он-лайновую версию «Таймс», но там ничего не говорилось об убийстве в Нью-Джерси. Теоретически это был сюжет для областных газет, но мне казалось, что убийство адвоката из крупной фирмы с Мэдисон-авеню обязательно должно заинтересовать нью-йоркских журналистов.

Я вышел в «Нетскейп» и задал поиск на слова «убийство», «Принстон» и «Нью-Джерси». Высветилось два результата:

С замиранием сердца я открыл первую заметку. Когда я прочел, что жертва нападения, юрист, специалист по сделкам с недвижимостью Майкл Рудник из Крэнбери, Нью-Джерси, находится в Медицинском центре Св. Франциска в критическом, но стабильном состоянии, то почувствовал, что по телу разливается немота. Это казалось невозможным — здесь должна была быть какая-то ошибка. Я столько раз ударил его ножом, и он потерял столько крови — он никак не мог остаться в живых. И тем не менее, если верить статье, это было именно так.

Я пробежал глазами всю статью до конца, но был в таком состоянии, что не понимал того, что читаю, так что пришлось читать заново. Наконец, после нескольких попыток, слова стали обретать некоторый смысл. Рудника нашли накануне поздно вечером примерно в четверть одиннадцатого — примерно в то время, когда я выходил из поезда на Пенсильванском вокзале. Видимо, когда прибыли врачи, он был уже «при смерти». Полиция не сообщает никаких деталей, кроме того, что ими начато «полномасштабное расследование».

Вторая заметка содержала практически ту же информацию, если не считать выдержки из интервью с одним из представителей полиции, который заявил, что «у следствия есть несколько версий». Ни в той ни в другой заметке не сообщалось, был ли Рудник в сознании, когда его отправляли в больницу. Я очень рассчитывал, что упомянутое журналистами выражение «при смерти» означало, что Рудник был без сознания — в противном случае первыми словами, сорвавшимися у него с языка, было бы мое имя. И вообще, похоже было на то, что он уже рассказал обо мне полиции, и именно этим объясняется внезапное возникновение у них «нескольких версий».