Еще одной восхитительной традицией, которой он также неизменно следовал, было дарить своей дочери Маргарет в каждый день ее рождения, который как раз приходился на канун Рождества, жемчужину. Когда количество жемчужин достигло двадцати, слухи о коллекции странным образом просочились за пределы дома, и на страницы светской хроники попала фотография. Что же касается самих жемчужин, хотя они и не превосходили величиной зеленых горошин, однако собранные в ожерелье они представляли собой большую ценность, так удивителен был цвет, так совершенна их форма. В канун этого Рождества девушке исполнялся двадцать один год, она становилась совершеннолетней, и поэтому была предусмотрена особая церемония с речами и танцами. Но только узкий круг избранных остался в доме на ужин с индейкой и викторианскими играми в сам канун Рождества. Кроме сэра Септимуса, леди Шейл и их дочери в доме находилось одиннадцать гостей. Все они были в той или иной степени либо родственниками, либо близкими друзьями: Джон Шейл с женой, сыном Генри и дочерью Бетти; жених Бетти — Освальд Тругуд, полный честолюбивых желаний молодой человек; Джордж Комфри — двоюродный брат леди Шейл, тридцатилетний человек, хорошо известный в светских кругах. Лавиния Прескот была приглашена по просьбе Джорджа; Джойс Тривет — по просьбе Генри Шейла. Ричард и Берил Деннисон были дальними родственниками леди Шейл, они вели довольно рассеянный и веселый образ жизни, требующий немалых средств. И наконец — получивший приглашение только благодаря Маргарет лорд Питер Уимзи, на которого девушка имела определенные виды. Присутствовали также Вильям Норгейт, секретарь сэра Септимуса, и мисс Томкинс, секретарь леди Шейл. Их присутствие было необходимо лишь по одной причине: на их плечи было возложено бремя подготовки к Рождеству. Наконец обед, состоящий из нескончаемой череды блюд: супа, рыбы, индейки, ростбифа, пудинга с изюмом, сладких пирожков, засахаренных фруктов, орехов, пяти сортов вин, — подошел к концу. Шутки со стороны сэра Септимуса, притворное неодобрение со стороны леди Шейл и Маргарет, прекрасной и скучающей, с ожерельем из двадцати одной сверкающей жемчужины на ее лебединой шее. Гости, объевшись и маясь животом, мечтали лишь о том, чтобы принять горизонтальное положение. Но празднество все никак не кончалось, в гостиной начались игры в «Музыкальный стул» (мисс Томкинс за роялем), «Поймать спящего» и «Шарады-пантомимы» (костюмы мисс Томкинс и мистера Вильяма Норгейта). В задней части гостиной (только ради сэра Септимуса прибегаем к этим вышедшим из употребления словам) располагалась чудесная гардеробная, отгороженная от посторонних глаз «складной» дверью. Гостям было предложено сесть на стулья из алюминия, которые то и дело скользили по черному стеклянному полу, и, чтобы удержаться и не упасть, гостям приходилось цепляться носками обуви за пол, в котором благодаря потрясающей иллюминации отражался покрытый медными пластинами потолок. Не кто иной, как сэр Вильям Норгейт, чувствуя, что температура вечера достигла верхнего предела, предложил поиграть в то, что не требовало приложения больших физических усилий. Леди Шейл согласилась и назвала бридж. Сэр Септимус, как обычно, возражал.

— Бридж? Глупости! Я говорю — глупости! Вы можете играть в него в любое другое время, но сегодня Рождество. Нам нужна игра, в которую будем играть все вместе. Что вы думаете о «Животных, Овощах и Ископаемых»?

Эта игра нравилась сэру Септимусу потому, что он считал ее интеллектуальной; она была среди его любимых развлечений, и именно по этой причине он преуспел в составлении достаточно каверзных вопросов. После небольшой дискуссии всем присутствующим стало очевидно, что игре суждено стать неотъемлемой частью вечера. Приступили к игре, сэр Септимус был первым «на выход».

Среди предметов, спрятанных в вопрос, им удалось угадать фотографию матери мисс Томсон, грампластинку «Я хочу быть счастливой», новую планету Плутоний, шарф миссис Деннисон (очень смутившейся оттого, что он был не из шелка, а то был бы отнесен к разряду животных). Не удалось отгадать выступление по радио премьер-министра — что, по общему мнению, было не совсем честно, потому что игроки не могли понять, к какой категории его можно было отнести — к животным или ископаемым. По этой причине было решено загадать еще одно слово, а затем перейти к игре в прятки. Освальд Тругуд вышел в гардеробную, закрыв за собой дверь, тогда как остальные продолжали придумывать слово-шараду. Неожиданно для всех присутствующих сэр Септимус прервал обсуждение, обратившись с вопросом к дочери:

— Послушай, Мардж, а что ты сделала со своим ожерельем?

— Я его сняла, потому что боялась порвать во время игры в шарады. Оно здесь, на столе… Нет, его здесь нет. Мама, ты случайно не брала его?

— Нет, дорогая. Если бы я его видела, оно было бы сейчас у меня. Какая же ты беззаботная!..

— Папочка, я уверена, что ожерелье у тебя. Ты просто меня дразнишь.

Ответ сэра Септимуса прозвучал столь решительно, что гости вынуждены были встать и начать поиски. В сияющей от блеска гостиной было не так уж много места, куда могло бы закатиться ожерелье. Через десять минут безрезультатных поисков Ричард Деннисон, сидевший рядом с тем столиком, куда Маргарет, по ее словам, положила жемчуга, стал ощущать себя довольно неловко.

— Вы знаете, это ужасно, — заметил он, повернувшись к Уимзи.

В этот момент Освальд Тругуд, проявляя нетерпение, высунул голову из-за двери гардеробной и, застав странную картину, поинтересовался: что происходит? Внимание игроков в ту же минуту перешло на гардеробную. Конечно же, Маргарет ошиблась, она оставила ожерелье там, и оно случайно смешалось с другими вещами. Комната подверглась тщательному обыску. Каждую вещь брали в руки и перетряхивали, но все безрезультатно. Дело стало принимать серьезный оборот. Еще через полчаса тщетных поисков ни у кого уже не было сомнений в том, что ожерелье пропало.

— Оно должно быть где-то только в этих двух комнатах, — сказал Уимзи. — Из гардеробной можно выйти лишь через одну дверь, следовательно, никто не мог выйти из нее незамеченным. Разве только через окно…

— Нет, это исключается. Снаружи окна закрыты тяжелыми ставнями, и для того, чтобы их открыть, требуется как минимум два лакея, — возразил рассерженный сэр Септимус. Предположение же о том, что ожерелья в гостиной нет, всем казалось абсурдным. Потому что, потому что…

Человеком, в очередной раз посмотревшим хладнокровно и бесстрашно правде в глаза, был Вильям Норгейт.

— Я полагаю, сэр Септимус, что каждый из присутствующих здесь испытает огромное чувство облегчения, если будет обыскан.

Предложение привело сэра Септимуса в ужас, но гости, почувствовав в Норгейте человека, готового действовать решительно, единогласно поддержали его. Дверь была закрыта, и начали обыск — женщин осматривали в гардеробной, мужчин — в гостиной. Однако обыск тоже не дал никаких результатов, за исключением целого ряда интересных сведений о том, что могут иметь при себе обычные мужчины и женщины. Было вполне естественно, что лорд Питер Уимзи носил пару пинцетов, пакет с линзами и маленькую складную линейку — чем не Шерлок Холмс из высшего общества? Но то, что в кармане Освальда Тругуда окажутся две таблетки от болей в печени, завернутые в бумагу, а у Генри Шейла карманное издание Гомеровых од, — оказалось неожиданным. С какой целью Джон Шейл носил в карманах пиджака кусочек красного сургуча, безобразный маленький талисман и монету в пять шиллингов? У Джорджа Комфри обнаружили пару складных ножниц, три завернутых кусочка сахара, похожие на те, что обычно подают в ресторанах и поездах, что свидетельствовало о явном проявлении необычной формы клептомании. А то, что аккуратный и педантичный Норгейт обременяет себя тем, что носит в карманах катушку хлопчатобумажных ниток, три веревочки различной длины и двенадцать английских булавок, выглядело по меньшей мере удивительно, пока кто-то не вспомнил, что он принимал участие в украшении дома к Рождеству. Ричард Деннисон вызвал смущение и смех тем, что у него обнаружили женскую подвязку, пудреницу и половину картофелины, которая, по его словам, является прекрасным профилактическим средством против ревматизма (к которому он был предрасположен), остальные же предметы принадлежали его жене. Что касается женщин, то наиболее поразительными экспонатами были: маленькая книга по хиромантии, три шпильки и детская фотография (мисс Томкинс); китайский портсигар с секретным отделением (Берил Деннисон); письмо очень личного содержания и набор для поднятия спущенных на чулках петель (Лавиния Прескот); пара щипчиков для бровей и маленький пакетик белого порошка, по утверждению, хорошее средство от головной боли (Бетти Шейл). Последовал волнующий момент, когда из сумочки Джойс Тривет была извлечена нитка жемчуга — но быстро припомнили, что она искусственная. Короче говоря, обыск не дал ничего, кроме общего чувства стыда и дискомфорта, вызванных необходимостью раздеваться, вновь в спешке одеваться в малоподходящее для этого время суток.