— Ваша светлость хочет спросить, какая шляпа была на сэре Ливи, когда он ушел вечером в понедельник?

— Нет, вы ничегошеньки не поняли, — ответил лорд Питер. — Я спрашиваю, знаете ли вы, — но не говорите мне, я хочу угадать.

— Я действительно знаю, ваша светлость, — сказал Грэйвз с упреком в голосе.

— Ну что ж, — сказал лорд Питер, — поскольку он обедал в «Ритце», он надел цилиндр. Вот три цилиндра. За три попытки я обязательно угадаю правильный, верно? Но это будет не очень спортивно. Я берусь угадать с одной попытки. Он был вот в этом цилиндре. — И он указал на цилиндр рядом с окном. — Прав я, Грэйвз? Выиграл ли я приз?

— Да, это та самая шляпа, — невозмутимо ответил Грэйвз.

— Спасибо, — кивнул лорд Питер. — Это все, что я хотел узнать. Теперь, пожалуйста, попросите Бантера подняться.

Бантер появился на пороге с обиженным видом. Его обычно гладко причесанные волосы растрепались от возни с покрывалом для фокусировки фотоаппарата.

— А, вот и Бантер, — сказал лорд Питер.

— Я здесь, ваша светлость, — произнес Бантер с почтительным укором, — но если вы извините меня за такие слова, то мое место там внизу, у лестницы. Любая служанка покажет вам шляпу сэра Ливи, милорд.

— Я взываю к твоему милосердию, — сказал лорд Питер, — я безнадежно рассорился с мистером Паркером, и сбил с толку вполне достойного уважения мистера Грэйвза, и прошу тебя сказать мне, какие отпечатки пальцев тебе удалось найти. Я не могу быть счастливым, пока не получу ответа, поэтому не будь жесток со мной, Бантер.

— Ну, милорд, ваша светлость, конечно, понимает, что я их еще не сфотографировал, но не стану отрицать, что их вид чрезвычайно интересен, милорд. Маленькая книжка, которая была на ночном столике, имеет отпечатки пальцев только одного человека — на большом пальце его правой руки есть небольшой шрам, и это позволяет легко отличить отпечатки его пальцев. На щетке для волос, милорд, тоже имеется та же самая серия отпечатков. На зонтике, стакане для зубных щеток и на ботинках — на всех этих предметах есть две серии отпечатков: отпечатки пальцев руки со шрамом на большом пальце, которую я считаю рукой сэра Рубена, милорд, и серия пятен, наложенных поверх отпечатков первой серии, если можно так выразиться, милорд, которые могут принадлежать — или не принадлежать — той же руке, но в резиновых перчатках. Я смог бы рассказать вам точнее, если бы сфотографировал их, чтобы сделать нужные измерения, милорд. Тот линолеум, который лежал перед умывальником, очень подходящий объект, милорд, если вы извините меня за упоминание о нем. Помимо следов от ботинок сэра Рубена, которые отметили ваша светлость, там есть отпечаток голой мужской ноги — гораздо меньшего размера.

Лицо лорда Питера озарилось слабым, почти религиозным светом.

— Ошибка, — едва выдохнул он. — Ошибка — маленькая, но он не может ее себе позволить. Когда в последний раз мыли линолеум, Бантер?

— В понедельник утром, милорд. Его мыла горничная и запомнила этот факт. Она сделала только одно замечание, и очень к месту. Остальные домочадцы...

— Ну, что я говорил, Паркер? — воскликнул лорд Питер. — Пять футов и десять дюймов, и ни одним дюймом больше. И он не посмел воспользоваться щеткой для волос. Прекрасно. Но ему все же пришлось надеть цилиндр. Джентльмены ведь не могут возвращаться домой поздней ночью да еще под дождем без шляпы, знаете ли, Паркер. Взгляните-ка. Что вы об этом думаете? Два набора отпечатков пальцев на всем, кроме книги и щетки, следы двоих людей на линолеуме и два типа волос в цилиндре!

Он поднес один из цилиндров поближе к свету и пинцетом извлек из него улику.

— Подумайте об этом, Паркер: помнить о щетке и забыть про шляпу, все время помнить о пальцах и беззаботно ступить ногой на линолеум. Вот они — видите? — черные волосы и каштановые, скорее даже рыжие. Черные в шляпе-котелке и в панаме, а черные и рыжие в том цилиндре, в котором он вышел из дому в свою последнюю ночь. А еще — просто чтобы убедиться, что мы на правильном пути, — всего один рыжий волос на подушке, вот на этой подушке, Паркер, которая находится не на своем обычном месте. У меня просто слезы наворачиваются на глаза.

— Вы хотите сказать, что... — медленно произнес детектив.

— Я хочу сказать, — ответил лорд Питер, — что человек, которого кухарка видела прошлой ночью на крыльце, не был сэром Рубеном Ливи. Я хочу сказать, что это был другой человек, который на пару дюймов ниже ростом, который пришел сюда в одежде и обуви сэра Ливи и открыл дверь ключом сэра Ливи. Да, это был смелый и хитрющий дьявол, Паркер. На руках у него были резиновые перчатки, которые он ни разу не снял, и он изо всех сил старался заставить нас поверить, что именно Ливи спал здесь прошлой ночью. Он рискнул — и выиграл. Поднялся наверх, разделся, даже умылся и почистил зубы, хотя и не воспользовался щеткой для волос из опасения оставить на ней свои волосы. Ему пришлось гадать, что Ливи делал со своей одеждой и обувью, когда ложился спать. Оказалось, что одна догадка была верной, другая — нет. Постель должна выглядеть так, словно в ней спали, поэтому он ложится в нее и лежит там в пижаме своей жертвы. Затем ночью, вероятно в самые глухие часы между двумя и тремя, он встает, одевается в свою собственную одежду, которую принес с собой в сумке, и прокрадывается к выходу. Если кто-нибудь проснется и обнаружит его, он пропал, но он смелый человек и идет на риск. Он открывает дверь, вслушивается, нет ли поблизости случайного пешехода или полицейского, совершающего обход. Он тихонько выскальзывает из дома, спокойно закрывает дверь своим ключом и быстро уходит в ботинках с резиновыми подошвами — он принадлежит к тому роду преступников, которые просто неполны без резиновых подошв. Через несколько минут он уже у Гайд-парк-корнер. После этого...

Лорд Питер помолчал и продолжил:

— Все это он проделал, и, даже если ему нечего было терять, он все поставил на карту. Либо сэра Рубена Ливи тайно похитили ради какого-то дурацкого розыгрыша, либо человек с рыжевато-каштановыми или темно-рыжими волосами имеет на своей душе грех убийства.

— Господи! — воскликнул детектив. — Вы это так драматично описали.

Лорд Питер устало провел рукой по волосам.

— Знаете, Паркер, в конце концов, мне абсолютно наплевать на то, чем закончится это дело.

— Какое дело — ваше или мое?

— И то и другое. Послушайте, друг мой, а не вернуться ли нам спокойно домой? Позавтракаем и пойдем в «Колизей»?

— Вы-то можете все бросить в любой момент, но не забывайте, что я занимаюсь этим ради куска хлеба.

— А у меня нет даже такого оправдания, — вздохнул лорд Питер. — Ну ладно, каков будет наш следующий шаг? Что бы вы стали делать на моем месте?

— Я бы проделал кое-какую скучную, но необходимую рутинную работу, — ответил Паркер. — Я бы не стал доверять ничему из того, что раскопал Сагг за все это время, и поинтересовался бы семейной историей каждого обитателя каждой квартиры дома на Квин-Кэролайн-Мэншнс. Я бы проверил все их кладовки и закоулки чердаков; вовлек бы всех этих особ в разговор и неожиданно вставлял бы в беседу такие слова, как «труп» или «пенсне», и посмотрел бы, как они станут реагировать.

— Вы бы это сделали, да? — Лорд Питер широко улыбнулся. — Ну что ж, мы ведь поменялись нашими делами, как вы помните, вот вы и займитесь этим. А я собираюсь весело провести время в «Уиндхэме».

Паркер состроил гримасу.

— Ладно, Питер, — вздохнул он. — Я все равно не представляю вас в роли дотошного сыщика. Вы не станете профессионалом, пока не научитесь делать всякую мелкую рутинную работу. Так как насчет ленча?

— Я приглашен в другое место, — величественно произнес лорд Питер. — Я тут пройдусь кое-где и переоденусь в клубе. Не смогу есть с Фредди Арбатнотом, имея при себе эти сумки. Бантер!

— Да, милорд.

— Собирайся, если ты все закончил.

— Работы здесь еще на два часа, милорд. Требуется экспозиция не меньше тридцати минут. Напряжение в сети пониженное.