Тут бы кстати вспомнить о роли в революционном движении и установлении советской власти латышей, поляков, грузин, армян, татар… Целый «интернационал»! Или свет клином сошелся на одних только евреях?

До середины 1920-х годов в карательных органах евреи занимали невысокие посты. А среди руководителей, как справедливо отметил В.В. Кожинов, преобладали поляки и прибалты (Дзержинский, Петерс, Менжинский, Уншлихт и др.). «Только в 1924 году, — писал он, — еврей Ягода становится 2-м заместителем председателя ОГПУ, в 1926-м возвышается до 1-го зама, а 2-м замом назначается тогда еврей Трилиссер. А вот в середине 1930-х годов и глава НКВД, и его 1-й зам (Агранов) — евреи». И на менее высоких должностях в карательных органах того времени преобладали представители этой национальности.

Осенью 1934 года в «Известиях» сообщалось о присвоении высших званий двадцати работникам НКВД. Из них 11 были евреями, включая Генерального комиссара (маршала), и лишь 4 (!) русскими. Это не объяснишь каким-то особым интеллектом представителей данной национальности. В органах НКВД требовалось в первую очередь нечто другое. Широкое представительство евреев разумнее считать их взаимной поддержкой.

Обратим внимание на то, что за последние два десятилетия не 1920-е годы, а 1937 год стал преподноситься в наших СМРАП как символ страшного политического террора! Но в этом проявлении государственного терроризма (непомерно преувеличенном по масштабам) «еврейский след» обозначен более отчетливо, чем во время революции!

Не удивительно, что в 1917 году против царской власти и Временного правительства активно выступали представители евреев и других малых народов России, не говоря о многочисленных украинцах. Они возмущались ущемлением своих прав (насколько это было обоснованно — другой вопрос). Однако революционные перевороты 1917 года, как мы уже не раз подчеркивали, происходили на волне анархического движения народных масс, где безусловно преобладали русские.

«Сионист М.С. Шварцман, — писал В.В. Кожинов, — определил оказавшихся у власти в октябре 1917 года евреев как играющих "отвратительную" роль "отщепенцев" и "преступников". Могут возразить, что гонения на сионистов со стороны большевистской власти и позже были гораздо менее последовательными и жестокими, нежели гонения на национально мыслящих русских людей. Это действительно так, и имелись, очевидно, две причины более "мягкого" отношения власти к еврейским "националистам". Во-первых, противостояние власти и сравнительно немногочисленных (в соотношении с русскими) национально ориентированных евреев не представляло грозной опасности для большевиков, а во-вторых, сказывалось, конечно, единство происхождения, племенная солидарность».

Не следует, однако, преувеличивать пресловутую племенную солидарность. По справедливому суждению историка и философа Л.П. Карсавина, евреев (добавим: и не только их) можно разделить на три группы. 1) Ориентированных на свою национальную культуру. 2) Ассимилированных той или иной культурой страны, где они проживают и которую считают своей родиной. 3) Интернационалистов, выступающих как нигилисты и разрушители любой традиционной национальной культуры. Они-то и были революционерами.

В этой связи вспомним прекрасного поэта, человека русской культуры Осипа Мандельштама. По его словам, русский язык не поддался западным, латинским влияниям; это придало ему «самобытную тайну эллинистического мировоззрения, тайну свободного воплощения, и потому русский язык стал именно звучащей и говорящей плотью ». Весной 1933 года поэт писал в стихотворении «К немецкой речи»:

Себя губя, себе противореча,
Как моль летит на огонек полночный,
Мне хочется уйти из нашей речи
За все, чем я обязан ей бессрочно.
Есть между нами похвала без лести
И дружба есть в упор, без фарисейства —
Поучимся ж серьезности и чести
На западе у чуждого семейства…

Летом того же года под воздействием рассказов о бедствиях в российской деревне при коллективизации, а также ужесточении карательных мер в стране (направленных преимущественно против так называемых русских, украинских и белорусских националистов) он написал настоящий пасквиль на Сталина. В нем было: «Его толстые пальцы, как черви, жирны, / И слова, как пудовые гири, верны, / Тараканьи смеются глазища, / И сияют его голенища». Как тут не отметить, что у Сталина была тонкая кисть и сухие пальцы, да и глаза не тараканьи (так же как усищи). В другом варианте вождь СССР назван «душегубом и мужикоборцем».

За подобные «вольности» (или за русский великодержавный шовинизм?) он был арестован и подвергся… Нет, не казни, а высылке из Ленинграда в город Чердынь Пермской области, а оттуда и вовсе в Воронеж. Это можно понимать как предупреждение: будь осмотрительней!

Побывав пару лет в российской относительной «глубинке», Осип Эмильевич убедился, что жизнь народа налаживается, и с полной искренностью в начале 1937 года сочинил «Оду», посвященную Сталину. Она завершается:

И шестикратно я в сознаньи берегу,
Свидетель медленный труда, борьбы и жатвы,
Его огромный путь — через тайгу
И ленинский октябрь — до выполненной клятвы…
Правдивей правды нет, чем искренность бойца:
Для чести и любви, для доблести и стали,
Есть имя славное для сжатых губ чтеца —
Его мы слышали и мы его застали.

Приветствуя возрождение страны и Сталинскую конституцию, Мандельштам восклицает в июле того же года (фрагмент большого стихотворения):

Но это ощущенье сдвига,
Происходящего в веках,
И эта сталинская книга
В горячих солнечных руках…

А через восемь месяцев его арестовали и послали на верную смерть. За что? Кто? Дело в том, что неприязнь к поэту испытывали почти исключительно евреи интернационалисты (Зиновьев, Каменев, Блюмкин, Мехлис, Давид Бродский). Получается, что его казнили за поддержку сталинской политики!

Как видим, наиболее губительной была деятельность не евреев вообще, а вполне конкретных интернационалистов, сторонников Троцкого, мировой революции. Для них культура была орудием в политической борьбе. Заодно с ними выступали такие же яростные интернационалисты других племен и народов.

…Истоки мифа о «еврейской революции» уходят в прошлое, по меньшей мере к осени 1905 года. Тогда Николай II для прекращения общественных беспорядков (всероссийской стачки) и во избежание революции провозгласил 17 октября манифест, предоставляя народу «незыблемые основы гражданской свободы: действительную неприкосновенность личности, свободу совести, собраний и союзов». В стране устанавливалась конституционная монархия.

На следующий день после этого события во многих городах начались демонстрации и митинги, приветствующие долгожданную конституцию. О событиях в Киеве, написал В.В. Шульгин — редактор газеты «Киевлянин», монархист по убеждениям. «В городе творилось нечто небывалое. Кажется, все, кто мог ходить, были на улицах. Во всяком случае, все евреи. Но их казалось еще больше, чем их было, благодаря их вызывающему поведению. Они не скрывали своего ликования». Конечно же, преобладали русские.

Крещатик был буквально наводнен гигантской толпой. Люди высыпали на балконы, с остановившихся трамваев кричали что-то ораторы. Из трехцветия флага был вырван и распространен повсюду красный цвет. Речи о свержении самодержавия произносили с балкона городской Думы. И тут на глазах толпы царская корона, установленная на балконе, грохнулась на грязную мостовую. Кто и как это сделал, осталось неизвестным. Но по толпе пробежал зловещий шепот: «Жиды сбросили царскую корону».