Поскольку ради вашего развлечения я пожертвовала собственным здоровьем, вы должны прислать мне последние произведения Пьерса. Очень рада, что ты снова пишешь, мой дорогой.

С любовью к вам обоим, Джулиет

Доуси — Джулиет

2 апреля 1946 года

Дорогая мисс Эштон!

Стремление к удовольствию — самый большой грех в заповедях Аделаиды Эдисон (на пятки ему наступает гордыня), поэтому не удивляюсь, что она написала Вам о немецких подстилках. Аделаида задохнется от гнева, если не будет клясть всех и каждого.

На Гернси в войну осталось мало мужчин, годных для брака, и уж точно ни одного красавца. Усталые, неряшливые, озабоченные, оборванные, грязные, босые — одним словом, побеждённые. У нас не было ни энергии, ни времени, ни денег на развлечения. В гернсийских мужчинах отсутствовал шарм — а немцы обладали им в избытке. По словам одной моей знакомой, они были как боги — высокие, светловолосые, загорелые, прекрасные. Они закатывали чудные вечеринки, собирались веселыми компаниями, раскатывали на автомобилях, сорили деньгами, танцевали ночи напролет.

Девушки, которые встречались с немцами, кормили свои семьи, добывали сигареты для своих отцов. Выносили в сумочках с вечеринок булки, паштеты, фрукты, пирожки с мясом, варенье, и на следующий день в их домах была еда.

Как-то не думаешь, что скука может заставить общаться с врагом, а между тем перспектива развлечься — мощная движущая сила, особенно для молодых.

Многие старались немцев вообще не замечать, словно бы поздороваться — уже сотрудничество. В принципе, да, но в том, что касается Кристиана Хеллмана, врача оккупационных войск и моего хорошего друга, я не согласен.

В конце 1941 года на острове совсем не осталось соли. Из Франции ее тоже не привозили. Корнеплоды, супы без соли — ужасно невкусно. Немцы решили попробовать добывать ее из морской воды, которую свозили из залива в большой танкер, установленный в центре Сент-Питер-Порта. Идея была следующая: люди идут в город, наполняют ведра, несут обратно и кипятят, пока вода не выпарится, а осадок используют вместо соли. Увы, чтобы столько времени кипятить воду, не хватало дров. План провалился. И стали попросту варить овощи в морской воде.

В смысле вкуса — ничего, нормально, однако многим пожилым людям было не под силу дойти до города, а потом притащить домой вёдра с водой. Собственно, ни у кого сил не осталось. Я лично слегка хромаю — перелом неправильно сросся, даже в армию из-за этого не пошел, — но вообще ничего страшного. Я крепкий, вот и начал разносить воду по коттеджам.

Выменял у мадам Лепелль старую коляску на лопату и моток бечевки. Мистер Сомс отдал мне две небольшие дубовые винные бочки с краниками. Я отпилил у них верх, сделал съемные крышки и закрепил бочки в коляске, так появилось средство транспортировки. Берег кое-где не был заминирован. Там легко спуститься по скалам, налить в бочки морскую воду и втащить обратно наверх.

В ноябре ветер ледяной, и однажды после первой же бочки у меня совершенно занемели руки. Я стоял у коляски и растирал пальцы, а мимо как раз проезжал Кристиан. Остановил машину, сдал назад, спросил, нужна ли помощь. Я сказал: нет, но он все равно вышел и помог погрузить бочку в коляску. А затем, не говоря ни слова, спустился со мной в бухту и помог со второй бочкой.

Я тогда не обратил внимания, что у него плохо двигаются одно плечо и рука, но из-за этого и моей хромоты, когда на подъеме камни стали осыпаться, мы поскользнулись и упустили бочку. Она покатилась вниз, ударилась о скалы и раскололась. Нас промочило насквозь. Почему нас обоих это рассмешило, не скажу, но вот — рассмешило. Сидели, привалясь к скале и хохотали, хохотали без остановки. Тогда-то сочинения Элии, тоже насквозь мокрые, и выпали у меня из кармана. Кристиан подобрал книжку.

— А, Чарльз Лэм, — сказал он и вернул их мне. — Вот уж кто сырости не боялся. - И, видно, заметив моё удивление, добавил: — Дома я его часто читал. Завидую вашей карманной библиотеке.

Мы взобрались наверх, к его машине. Он спросил, смогу я найти новую бочку. Я ответил: да, и объяснил, какой у меня маршрут. Кристиан кивнул, а я зашагал вперед с коляской. Но обернулся и сказал:

— Если хотите, можете взять почитать.

Казалось, я предложил ему луну с неба. Мы представились друг другу и обменялись рукопожатием.

Потом он часто помогал мне таскать воду, а после угощал сигаретой, и мы стояли посреди дороги и разговаривали о красоте Гернси, книгах, сельском хозяйстве, истории, но никогда о нынешних временах — всегда о вещах, далеких от войны. Однажды мимо проезжала на велосипеде Элизабет. День, а скорее всего и ночь она провела на дежурстве в больнице. Одежда ее, как у большинства из нас, была заплатка на заплатке. Но Кристиан, увидев ее, осекся на полуслове. Элизабет подъехала, остановилась. Никто не сказал ни слова, но я посмотрел на их лица и скорее ушел. Я не понял, что они знакомы.

Кристиан был полевым хирургом, пока из-за ранения в плечо не попал из Восточной Европы на Гернси. В начале 1942 года его по приказу отослали в госпиталь Канна, корабль бомбили союзники, тот утонул. Доктор Лоренц, главврач оккупационного госпиталя, знал о нашей дружбе и пришел сообщить о его смерти. Он хотел, чтобы я передал Элизабет, что я и сделал.

Знакомство с Кристианом необычно, но дружба — нет. Уверен, многие на острове дружили с кем-то из солдат. Но я иногда думаю о Чарльзе Лэме и изумляюсь: человек родился в 1775 году, а я благодаря ему подружился с такими замечательными личностями, как Вы и Кристиан.

Ваш Доуси Адамс

Джулиет — Амелии

4 апреля 1946 года

Дорогая миссис Моджери!

Впервые за много месяцев выглянуло солнце, и если встать на стул и как следует вытянуть шею, то видно блики на реке. Я закрываю глаза на развалины напротив и притворяюсь сама перед собой, что Лондон снова красив.

Получила от Доуси Адамса грустное письмо. Про Кристиана Хеллмана — про его доброту и смерть. Война никак не кончается, да? Такая прекрасная жизнь — оборвалась. Ужасный удар для Элизабет. Как хорошо, что с ней были Вы, мистер Рамси, Изола и Доуси, что вы помогли ей при рождении ребенка.

Весна вот-вот наступит. В моей лужице солнечного света почти тепло. На улице — и я не отвожу глаз — человек в заплатанном джемпере красит дверь дома в небесно-голубой цвет. Два маленьких мальчика, которые только что лупцевали друг друга палками, умоляют дать покрасить и им. Он вручает каждому по маленькой кисточке. Видите — не исключено, что война все же кончилась.

Ваша Джулиет Эштон

Марк — Джулиет

Апрель, 5-е, 1946 года

Дорогая Джулиет,

Вы постоянно куда-то ускользаете! Мне это не нравится. Не хочу смотреть пьесу с кем-то — хочу с Вами. А вообще, наплевать на пьесу, я просто пытаюсь вытащить Вас из квартиры. Ужин? Чай? Коктейль? Яхта? Танцы? Выбирайте, на все согласен. Я редко такой смирный — не упускайте возможность улучшить мой характер.

Ваш М.

Джулиет — Марку

Дорогой Марк!

Хотите пойти со мной в Британский музей? У меня там встреча — в два часа, в читальном зале. После можем посмотреть мумии.

Джулиет

Марк — Джулиет

К черту читальный зал и мумий. Пообедайте у меня.

Марк

Джулиет — Марку

И это называется «смирный»?

Джулиет

Марк — Джулиет

К черту смирение.

М.

Уилл Тисби — Джулиет

7 апреля 1946 года

Дорогая мисс Эштон!

Я член гернсийского клуба любителей книг и пирогов из картофельных очистков. Торгую скобяным антиквариатом, хотя некоторые предпочитают называть меня старьевщиком. Также создаю устройства, облегчающие физический труд. Последнее мое изобретение — электрические прищепки, которые легонько трясут выстиранные вещи на ветру, щадя тем самым запястья прачек.