«Что происходит? Что с Мальдонадо?»

Рохас сунул недокуренную сигарету в чешскую пепельницу, которую я ему преподнес с полгода назад, дорогую и красивую пепельницу.

«Он… задержан», – произнес, причмокнув губами, директор.

«Арестован?!»

Рохас и представительный мужчина переглянулись.

«За попытку нелегально выехать из страны, – сказал Рохас. – Его задержали при попытке бегства на лодке».

Услышанное всколыхнуло в моей памяти слова Мальдонадо, которые я тогда счел пьяной болтовней.

«Не может быть!» – Более глупый отклик на сообщение трудно было представить.

Рохас взял другую сигарету. Мужчина выпрямился в кресле и вперил взгляд в потолок. Разговор, видимо, уже потерял для него интерес.

«Самое плохое то, – Рохас нацелил на меня указательный палец, – что ты знал о планах Мальдонадо».

У меня в ушах звенели слова Мальдонадо: «Если меня смешают с дерьмом, уеду к… Добуду лодку и уеду…»

«Ты знал и не сообщил, – в голосе Рохаса звучал праведный гнев, – ты скрыл это от меня, от твоего руководителя и друга, которому ты стольким обязан».

«Я ничего и не думал скрывать». – Голова моя поникла.

Мужчина снова проявил ко мне некоторый интерес.

«Мальдонадо нам все рассказал. Это и многое другое».

«Постойте, постойте! – вдруг завопил я в приливе отчаяния. – Не знал я ни о каких планах! Мальдонадо зашел ко мне, напился и молол какую-то чушь. Его слова были просто пьяной трепотней. Мне и в голову не приходило, что он говорит всерьез. А потом я его больше не видел».

Мужчина встал и посмотрел на меня, как на червя земляного.

«Мальдонадо утверждает иное. Он заявил, что тем вечером сделал всего два-три глотка и подробно обсуждал с вами свое намерение покинуть родину. Вы его выслушали и сказали, что он принял абсолютно правильное решение».

Ну и сволочь, ну и стервец! Как только у Мальдонадо язык повернулся на такую ложь?

«Это вранье! Клевета!» – рявкнул я в ярости. Когда меня выводят из себя, мне становится море по колено.

«Потише, – властно приказал мужчина. – Мальдонадо утверждает, что вы разговаривали наедине, а ваша жена все то время была на кухне».

Слава богу, Мальдонадо не оболгал Бэби, только одного меня. Сделав над собой усилие, я постарался мыслить трезво. Ни в коем случае нельзя впутывать Бэби в эту грязную историю.

«Он был совершенно пьян, и я не обратил внимания на его слова, – повторил я уже тихим голосом. – Потому и не информировал».

«Твои слова противоречат его показаниям, а он сказал нам всю правду, как я полагаю. – Мужчина стал мне презрительно тыкать. – Он с самого начала вспомнил все до мелочей, а ты, напротив, целых пять минут не желал сообщать, когда вы виделись в последний раз».

«Дайте мне взглянуть на эту мразь», – хотел было я крикнуть, но сдержался. При очной ставке Мальдонадо мог изменить показания и оклеветать также и Бэби.

«В любом случае, был ли Мальдонадо пьян или нет, ты должен был мне по-дружески рассказать, о чем он говорил. – Печаль в голосе Рохаса, однако, тут же сменилась пафосом. – Ты прекрасно знаешь, что сейчас мы переживаем трудные времена. Нам угрожают, и мы должны уметь защищать себя, быть бдительными везде и всюду».

Странное дело. Какая имелась связь между вражеской угрозой и желанием Мальдонадо покинуть страну?

«При задержании у него обнаружили секретную документацию, которую он намеревался вывезти за границу», – продолжал Рохас ровным голосом.

Мужчина строго взглянул на директора – тот, видимо, допустил оплошность, упомянув о секретных документах.

«Эти сведения сейчас не представляют особой ценности, – заметил он сухо. – Главное, что вы знали о намерениях Мальдонадо и нам не сообщили».

Меня так и подмывало им возразить, снова ввязаться в спор, но я не стал этого делать. Никакие мои доводы не изменили бы ни их мнения, ни, конечно, уже принятого решения о моей участи. Мне было обидно, что мой директор думает, будто я от него намеренно что-то скрыл.

Тут два раза прозвонил телефон, и мы трое разом взглянули на аппарат. Рохас резко поднял трубку, словно взмахнул битой.

«Да? – сказал он. – Передай ему, что буду через пять минут».

Наша встреча подошла к концу. Что же меня ожидало?

«Официально мы ничего не можем поставить тебе в вину, – начал Рохас безразличным тоном. Мужчина слушал, одобрительно покачивая головой. – Хотя твои с Мальдонадо показания расходятся. Что же касается твоей работы… – в голосе зазвучала торжественность, – то всем хорошо известно, что здесь у нас к служащим предъявляются самые высокие требования, главнейшим из которых является лояльность… – пауза, – а ты, к сожалению, наше доверие утратил».

«Но я же…» – начал было я, однако Рохас меня перебил:

«Здесь не место для обсуждений». – Он посмотрел на часы. Видимо, опаздывал на очередную встречу.

«Что же мне делать?» – пробормотал я.

«Пока можешь отправляться домой. Мы тебя известим о твоем назначении». – Рохас сложил бумаги, сунул их в дорогой кожаный портфель, протянул мне руку и вышел из кабинета. Представительный Хайме, не прощаясь, последовал за ним.

Во мне что-то сломалось, где-то в мире рухнуло наземь большое дерево. Мне уже не ехать в Лондон и вообще никуда не ехать, не видеть красотки секретарши. Уже не быть Кем-то. Впредь мне положено быть Никем. Медленно поднявшись, я потащился к двери.

«Что с вами?» – сказала секретарша, когда я вышел из кабинета.

«Что с тобой?» – спросила меня Бэби, когда четыре часа спустя я приехал на автобусе домой. До того я зашел в какой-то бар и опрокинул стакан адски крепкого рома.

«Мальдонадо взяли за попытку уехать из страны, а он им наговорил, что я был в курсе его планов».

– Что с тобой? – толкнул меня в плечо Франсис и сел рядом под деревом напротив моего бывшего дома.

– Вспомнились Мальдонадо и Рохас, – ответил я Франсису.

«Мальдонадо?! Не может быть. Зачем он это сделал?» – Лицо Бэби выражало полнейшую растерянность.

– Мальдонадо был подонком. Я тебе всегда говорил. – Франсис отер пот с лица.

«Не знаю, – ответил я ей. – Рохас меня уволил».

«Вот сволочь паршивая! – И лицо Бэби исказилось от гнева, а я не поинтересовался, кого она обругала, Рохаса или Мальдонадо. – Но ты сам виноват, надо было проинформировать начальство. Я тебя предупреждала».

– Рохас тоже был подонком. – С дерева на Франсиса упали, кружась, три листочка. – Что с ним потом стало?

Я был не в состоянии отвечать сразу им обоим. Поднялся и изгнал Бэби из головы, как изгнал ее из своей жизни. Хотя, по правде сказать, это она изгнала меня из своей.

– Пойдем пройдемся, – сказал я Франсису.

Мы шли по улочке, по которой спешили на пляж купальщики. Мы в рубашках и брюках диковинно выглядели в толпе людей с одними фиговыми листочками на теле.

– Рохас не подонок, – сказал я.

– Вот как. А кто же он тогда? – И Франсис проводил взглядом двух юных дев в купальниках размером с носовой платок.

– Уже не подонок. Умер в прошлом году от инфаркта. – Я тоже скользнул глазами по аппетитным фигурам девушек. – Рохас был неплохим человеком. Он только исполнил свой долг.

Франсис взглянул на меня.

– О благородный покровитель всех праведных идиотов! Прими в свое лоно еще одну святую невинность!

– Ты смеешься, – сказал я, – а ведь ты не прав. Все мы – он, ты, я – знаем правила игры, в какую играем. Рохас был моим другом, и я был обязан передать ему слова Мальдонадо. Только так и не иначе.

– Хорош друг – вышвырнул тебя на улицу, вытер о тебя ноги. Такого друга на первом столбе повесить.

Мне бы ему возразить, но я не мог произнести ни слова, парализованный своими думами о старом, о новом, мыслями, от которых не мог отделаться. Имел ли я право ненавидеть Рохаса? Да, меня выгнали с работы, но за целый месяц мне полностью выплатили зарплату, а я сидел дома и плевал в потолок. Сидел в четырех стенах и сокрушался о своей судьбе, о том, что в друзьях у меня ходил некий Мальдонадо, которого я угощал и поил тем вечером; о том, что Бэби, к несчастью, его впустила, о том…