А затем мы поехали в ресторан. В Гаване есть крошечный Китайский квартал. Он возник не в те времена, когда у нас были тесные связи с маоистским Китаем (до 1968 года), как думают многие, а тогда, когда сюда привозили китайских контрактных рабочих для рубки сахарного тростника в 1840-е годы. Их продавали и покупали в розницу, рынок кули в свое время располагался в Эль-Серро. По приблизительным оценкам их было завезено около двухсот тысяч.

Их потомки пустили корни в некоторых центральных кварталах, прямо позади Капитолия. Войдя в украшенные драконами ворота, вы попадали в Китай, в страну красных бумажных фонариков и странно пахнущей еды. Это было самое романтичное из известных нам мест. В ресторане «Восьмикратное счастье» — подумать только! — мы заказали свадебный обед на пятерых; нам должны были подать суп из акульих плавников, чоу-мейн и чоп-суэй, джин-бао и кучу всего другого и, наконец, «счастливое печенье». Нам предоставили отдельную комнатку, почти скрытую от остальных посетителей ширмой.

Должен сказать, у нас был великолепный свадебный обед. Кое-кто, я говорю прежде всего о Чако, отнесся с сомнением к незнакомому меню и выразил удовлетворение от того, что заранее принял антибиотики. Китайцы едят кошек и крыс, это всем известно. Но когда все кошки и крысы были съедены, а холодное пиво продолжало литься рекой, Чако тоже испытал радость.

В моем «счастливом печенье» была записочка: «Счастье — это быть мячом, плывущим вниз по течению реки». У Миранды: «Берегись льстящих тебе и их желаний». Она спросила, моя красавица жена спросила: «Поменяемся?» «Ни за что в жизни», — ответил я.

Вечер шел к концу Армандо совершенно очевидно положил глаз на Хулию, и, несмотря на то что Хулия защищалась, как только могла, в тот вечер они ушли вместе. Я знал своего Армандо.

Чако не хотел отставать и решил оказать знаки внимания невесте. Сделал он это на удивление элегантно, включив отдельным пунктом в тост за новобрачных следующее заявление:

— Я всегда интересовался историей, — говорил он. — И помню, что в Средние века практически по всей Европе существовал обычай, который назывался jus primae nocti [50]. Он заключался в том, что у феодала было право провести с любой из своих подданных женского пола ее первую брачную ночь. Для жениха, мы должны отдавать себе в этом отчет, это было большой честью. Для обоих, вернее сказать. И вот поскольку, судя по всему, феодалом Рауля являюсь я, основываясь на юридических нормах jus primae nocti, я хотел бы предложить…

— Чако, Чако! — прервала его Миранда. — Это было бы большой честью и для невесты тоже. Но разве в наше время на Кубе есть другие феодалы кроме Фиделя? Поэтому такое право должно принадлежать ему. С твоей стороны вероломно обманывать своего Comandante,и об этом будет доложено куда следует.

Я представил брачную ночь Миранды с Фиделем, с уставшим Фиделем-импотентом, который просто старается выполнить свою работу (более 300 браков в неделю только в Гаване), и меня это рассмешило. Это рассмешило и Чако, но он уже был слишком пьян, чтобы сменить тему. Поэтому разговор вертелся вокруг jus primae nocti околочаса, до тех пор, пока Миранда не прошептала: «Где в кодексе написано, что человек не имеет права перерезать глотку свидетелю и бросить его на съедение акулам? Можешь показать мне этот долбаный пункт?»

У меня в кармане лежало свидетельство о браке. В нем ничего не было сказано насчет того, что супруги должны разделить ответственность за убийство. Наверное, это было написано в Уголовном кодексе.

Мы пошли потанцевать в «Пелигросо», где не было никаких ширм. Я танцевал с Мирандой, Миранда танцевала с Армандо, я танцевал с Хулией (она была хороша!), Хулия и Миранда танцевали с Чако, Чако танцевал с Чако, пока Миранда танцевала с Армандо. Все хотели потанцевать с Мирандой, но потом все-таки вспомнили, что она сегодня вышла замуж. И я снова танцевал с Мирандой. Руки мои лежали на ее бедрах: наэлектризованная белая ткань ее платья скрипела под моими шустрыми пальцами с въевшейся типографской краской. Чако танцевал с Мирандой, но в середине танца у него прихватило сердце, и он передал Миранду мне. И я потанцевал с Мирандой еще раз, а потом спросил: «Не пора ли нам поехать в гостиницу и исполнить положенное?»

Слово «исполнить» очень понравилось Миранде. Удостоверившись, что с моим шефом все в порядке, мы пожелали всем спокойной ночи и попрощались. Она сама выбрала номер в отеле «Гавана Либре», который знала «как свои пять пальцев». «С кем она бывала здесь?» — помню, подумал я. Это была комната с большими зеркалами, в которой стоял оплаченный государством немного потрепанный букет цветов. Мы стали представлять (под впечатлением от визита в Китайский квартал и разговоров о правах феодалов), что сегодня ее первая ночь любви и что я купил ее у работорговца в Эль-Серро. Она, принимая во внимание обстоятельства, была рада, что ее купил такой молодой и стильный мужчина, как я, но очень смущалась. Потребовалось немало уговоров и осторожных движений, чтобы рабовладелец смог воспользоваться плодами своих инвестиций. Мы дошли уже до того, что платье, наверное, можно снять, при условии что мы одновременнопогасим свет и задвинем шторы, как вдруг рабовладелец отрубился. Полностью. Миранда приложила массу усилий, чтобы разбудить меня, но не добилась ничего, кроме покачивания головой и невнятного бормотания. Это все алкоголь.

Для того чтобы провести два положенных дня медового месяца в гостинице, мы поехали на автобусе в Виньялес, где на горе находится отель с потрясающим видом на долину. Миранда бывала здесь однажды в детстве, и это место казалось ей самым красивым на земле. На дне долины располагались ярко-зеленые табачные плантации. Они были окружены впечатляющими известняковыми формациями. Когда мы занимались исполнением положенного, Миранда сказала, что хотела бы вернуть себе девственность, чтобы подарить ее мне в этом месте.

Как только мы вернулись в Гавану, я поехал к маме, чтобы признаться в содеянном. Я не часто общался с ней после переезда. Сначала я ее ненавидел за то, что она мне врала. Я еще не разговаривал с ней об этом. Потом ненависть превратилась в подобие сочувствия. А я никогда не умел действовать, исходя из сочувствия.

Я приехал вечером, она была дома и, как обычно, смотрела телевизор. Лидия хорошо выглядела, как мне показалось, и обрадовалась, услышав, что я женился. Чтобы она не обиделась, что ее не пригласили на свадьбу, я сказал, что свадьба состоялась в Виньялесе.

— Ну, за это, мне кажется, надо выпить, — сказала мама.

Она принесла ром и жидкий переслащенный апельсиновый сок.

— Ты женился на Хуане или на Миранде? — спросила она. — Только не говори, что на совершенно другой девушке.

— На Миранде.

— Может быть, мне надо с ней поскорее познакомиться?

— Познакомишься. Ей тоже хочется с тобой увидеться.

— Ты счастлив?

— Очень. Мы скоро получим квартиру. В районе Гавана-Вьеха.

— Уф, не лучшее место для жизни. А вы не могли выбить что-нибудь поближе?

— Нет, точно не могли. Я думаю, мы неплохо там устроимся. И для творческой работы подойдет.

— Я даю читать твою книгу всем знакомым. Многие ее хвалят. Ну, давай выпьем! Когда ждать ребенка?

— Мы не планируем ребенка. Насколько я знаю, по крайней мере.

— О? Все как встарь? Да уж. Надо признать, ты стал хорошим мальчиком.

— Не знаю, хорошим ли. Может быть, если бы не квартира, мы бы и не поженились. Но я все равно рад, что мы это сделали.

— Хотела бы я присутствовать.

— Мы пригласим тебя в следующий раз, мама.

— Не шути такими вещами!

— Я не то имел в виду, — сказал я. — Если бы все зависело от меня, то следующего раза никогда бы не случилось. Я люблю Миранду. И не знаю, что может изменить мое отношение к ней.

— Всего какой-то миллион разных вещей, — сказала мама и улыбнулась.