— Как это на тебя похоже! — возмутилась Хейди. — Я отношусь к животным не так, как ты. Мне они дороги.

— Да, в отличие от людей.

— Я же приехала, разве нет? — сердито напустилась на него Хейди. В конце концов, какое его дело? Даже мать Сюзанны простила ее и не поминала побега. — И потом, я здесь ради Дженни. Моя мать все мне простила. Надеюсь, Дженни поступит так же.

— Только ради Дженни?.. — Он задал вопрос тихо, и, прежде чем она успела ответить, машина остановилась. — Мы все время ссоримся, Сью… — мягко начал он. — Если ты помнишь, как мы расстались…

— Я… — Она замолчала. Рори Харт, который истреблял белок и советовал отпустить Бранда на все четыре стороны, — это один человек, а Рори Харт, который называл ее Сью, — совсем другой. Авторы портретов обычно утверждают, что характер человека познается скорее по линии губ, чем по глазам. У него губы широкие, чувственные и какие-то извилистые. Что это значит? Цинизм? Усмешку? Упорство? Самообладание? Не важно. Сегодня у него вытянутое лицо с ефрейторскими складками на длинных смуглых щеках и словно вырезанными морщинами на лбу.

Твердый, как деревья, он вряд ли станет переживать из-за любовной истории пятнадцатилетней давности.

— А помнишь, маленькими детьми мы думали, что день никогда не закончится, пока мы будем вместе ехать в Гленгласс? — вдруг с мальчишеской искренностью спросил Рори.

— Не помню. — Ее ответ прозвучало неуклюже.

Видимо, Рори тоже это почувствовал.

— Ты мне никогда не говорила, как отнеслась к тому, что меня назначили здесь главным лесничим.

В его вопросе послышалась трогательная смесь наивной гордости и застенчивости. Она сразу легко представила его двадцатилетним — волосы, наверное, были рыжее, щеки круглее и мягче в очертаниях, пухлые губы раздвинуты в солнечной веселой улыбке. Ей вдруг ни с того ни с сего захотелось крикнуть: «Не надо! Не показывай мне себя таким! Я не хочу этого знать!»

— Никак особенно не отнеслась, — осторожно ответила Хейди. — Все это было так давно.

Она хотела, чтобы ее слова прозвучали с прохладцей, но на самом деле они оказались для него ушатом холодной воды.

— Господь Милосердый, — совершенно безжизненным тоном заметил он. — Как же ты изменилась! Совсем не похожа на себя прежнюю.

— Слишком многое произошло со мной с тех пор, — попыталась оправдаться Хейди.

— И со мной.

Это сразу напомнило ей о том, про чье существование она на время забыла. Тот мальчик, Тоби. И про мать Тоби, которая по каким-то причинам не жила с ними. Что бы там ни было между Рори Хартом и Сюзанной Десмонд много лет назад, это не помешало ему жениться и, видимо, столкнуться с новым несчастьем.

— Прости, мне жаль.

— Ты так говоришь, будто тебе действительно жалко меня.

Все намерения хорошо играть свою роль испарились. Что бы сказала на ее месте Сюзанна — сейчас было не важно. Хейди говорила от себя.

— Да, мне правда жаль, поверь. Прошлое осталось позади.

— Оно прошло не бесследно.

— Неужели нельзя все забыть?

— По-моему, ты именно так и поступила, — сухо откликнулся Рори Харт. — Не думал, что ты когда-нибудь снова окажешься в Гленглассе.

Слова прозвучали скорее зловеще, чем приветливо, но Хейди решила не обращать на это внимания.

Дорога стала шире, и теперь на обочине им встречались группы детей, которые шли домой из школы, разбрасывая ногами пестрые осенние листья. Справа мелькнули стволы берез и каштанов, а слева виднелись ровные шеренги деревьев, выстроенные в ряд, как трубки органа.

— Ну давай скажи, что тебе это напоминает, — мрачно процедил Рори Харт. — Похоже на телеграфные столбы, да?

Рядом с темными ровными шеренгами она увидела табличку: «Гленгласс. Государственные владения».

Хейди поперхнулась. Наконец вся эта газетная история про Гленгласс догнала и свалилась на нее. Это просто несправедливо. Не было даже калитки или столбцов, отмечающих начало леса.

— Ты… что ты сделал с ним? Я не узнала. Ты понимаешь? Я его не узнаю!

— Да, я вижу, — произнес он загадочно.

Она решила пойти на риск и махнула рукой на похоронные сосны:

— Это ужасно. Здесь все так изменилось! Я бы даже не узнала, что это за место.

— Ты уже говорила. — И снова ни тени эмоций, никаких намеков. — Но ведь в мире все меняется, разве не так? Постоянно, неизбежно. Вкусы меняются. Границы. Нравы. Законы. И… люди.

И вдруг, без предупреждения, он запел — с веселым разухабистым видом — одну из тех песенок, что когда-то, много лет назад, распевали на улицах Дублина. Рори сразу стал родным и искренним, взгляд его — открытым. Но не наглым, а спокойным и серьезным. Что-то сверкнуло в его глазах, и он улыбнулся.

Хейди давно уже не смотрела на дорогу. Поэтому, когда завизжали тормоза и автомобиль резко остановился, у нее перехватило дыхание. Перед глазами проплыло удивленное лицо мальчишки с открытым ртом. Потом раздался взрыв громкого смеха детей, которые перепугались, а теперь увидели, что все обошлось. Она посмотрела на водителя. На лбу Рори Харта выступили капли пота.

— Я сейчас подвешу его за ноги, — мрачно пообещал Рори Харт.

— А что случилось? Я не видела.

— Ну, понятно. — Он открыл дверцу и крикнул «Болван!», ни к кому не обращаясь. — Тоби! Пойди сюда немедленно. Что ты вытворяешь?

Появился мальчик со школьным ранцем за плечами. На вид ему было лет десять. Крепкий, упитанный, с красными и круглыми, как яблоки, щеками. Челка высоко выстрижена, брюки на коленях вытянуты, как у заядлого футболиста.

— Извини! — радостно воскликнул он. — Я тебя не заметил.

— Ах, извини! — ворчливо передразнил папаша. — Можно подумать! На твое «извини» машину я себе новую не куплю. Давай залезай. — Тон голоса был уничтожающий, и она заметила, как мальчишка покраснел, особенно уши.

— Правда, я не нарочно, я…

— Садись, быстро, — перебил его Рори Харт. — И без разговоров. Нет, подожди-ка. Вытри сначала ноги.

— А что это в корзинке? — взволновался Тоби, плюхнувшись на заднее сиденье. Глаза его прямо загорелись любопытством.

— Кот.

— А что он здесь делает?

— Искренне надеюсь, что ничего.

Атмосфера немного разрядилась. Хейди увидела, как Тоби усмехнулся, глядя на затылок отца.

— Этот кот и мисс Десмонд некоторое время побудут у нас, — наконец сообщил Рори. — Поздоровайся и извинись, что напугал ее.

— О, ради бога, — недовольно откликнулась Хейди — слишком много шума из-за маленького инцидента. — Привет, Тоби, — улыбнулась она. — Вчера мы говорили с тобой по телефону.

Тогда она нашла голос весьма милым. Его обладатель оказался под стать своему голосу. Он сидел низко наклонившись и поставив локти на колени. Руки и ногти грязные, челка как метла, но невозможно было не ответить на его жизнерадостную усмешку.

— Привет! — отозвался Тоби, словно ему тоже понравилось то, что он увидел. — А я не знаю, как тебя зовут…

Хейди на минуту задумалась, потом смело заявила, вспомнив ирландскую уличную песенку.

— У меня много разных имен. Можешь звать меня, например, Джонни.

С соседнего сиденья донесся возглас изумления. Однако Тоби не то чтобы возражал — напротив, он очень одобрил такое имя.

— Хорошо. Здравствуй, Джонни.

Дом оказался запрятанным в чаще леса. На взгляд Хейди, он был постройки девятнадцатого века, и она с сожалением увидела, что современная дверь из толстого стекла заменила прежнюю. Три этажа, белые наличники на окнах, стены затянуты красноватым диким виноградом. Вид высокого крыльца, упавших на него оранжевых осенних листьев вызвали у блудной дочери острое чувство радости. И на этот раз она не стала его скрывать.

Рори Харт заговорил первым.

— Добро пожаловать, — произнес он, останавливая машину возле дома. — Прошу быть моей гостьей.

— Спасибо, но мне бы хотелось жить вместе с Дженни. То есть буквально в том же самом помещении.

— Это оно и есть.

Как? Она изумилась. Неужели у Уиттейкеров не было своего дома?