Изменить стиль страницы

— Если мы отправимся в Лондон несколькими неделями раньше, нам не придется вызывать модистку и портного сюда, в Вестхэмптон-холл. Мы сможем пригласить их прямо в лондонский дом или даже сами зайти в их магазин.

— Хорошо бы тебе до этого научиться заказывать наряды, будучи без фартинга в кармане, — съязвил герцог, когда слуга унес супницу.

Джеймс с тоской посмотрел на свою тарелку с супом, уплывающую за дверь, а оттуда на кухню, и вздохнул. Его слуга мог бы поступить так коварно только один раз.

Старик тем временем продолжал:

— Да, Ромэйн, может, ты и преуспеешь в поиске подходящей партии для мисс Данбар. В конце концов, нашла же себе мужа Филомена Баумфри, чей папаша вот-вот был готов надеть зеленую шляпку.

— Ее папа носил шляпку? — у Эллен округлились глаза.

Ромэйн мягко улыбнулась:

— Это означает, что у него совсем не было средств.

— Он был банкротом, — пояснил Джеймс сестре и обратился к герцогу: — Ваша светлость, пожалуйста, извините Эллен. У себя в Шотландии мы привыкли называть вещи своими именами, не прибегая к эвфемизмам. Когда человек банкрот, мы так и говорим — банкрот.

Не успел герцог вступить в перепалку с Джеймсом, как вмешалась Ромэйн:

— Я не сомневаюсь, что такая прелестная юная леди, как Эллен Данбар, не встретит препятствий в выборе подходящей партии. Может быть, на ее руку будут претендовать сразу несколько мужчин из тех, кого больше интересует улыбка женщины, чем ее состояние.

— Деревенщина даже в королевском наряде остается деревенщиной, — парировал герцог.

Джеймс с интересом наблюдал за Ромэйн и Вестхэмптоном. Оба они подались к столу и азартно перебрасывались репликами, и было непонятно, кто выйдет победителем из этой словесной перепалки. Только теперь он понял, почему Ромэйн так тосковала без дедушки: глубокая привязанность, связывающая их, была сильнее даже того раздражения, которое они время от времени вызывали друг у друга.

— Но Эллен выступит во всей красе. — Ромэйн улыбнулась Эллен и Камерону, выражение лица которого свидетельствовало о том, что сейчас он предпочел бы оказаться где-нибудь в другом месте. — Пока для Эллен готовят наряды, я займусь ее манерами.

Глядя на мясо, которое Блам положил ему в тарелку, герцог усмехнулся и сказал:

— Тебе осталось только научить ее дрыгать ногами.

— Дедушка, я научу Эллен танцевать. Это будет не трудно. Ты и сам должен признать, что она резва, как весенний ветерок. — Эллен поблагодарила ее улыбкой, и Ромэйн добавила: — Надеюсь, мы все похорошеем в твоих глазах после ночного отдыха.

— Ты имеешь в виду сон? Ты этим собираешься заниматься сегодня ночью? — Герцог уставился на кусок оленины и, обращаясь к Джеймсу, добавил: — Маккиннон, вы довольно своеобразный муж, если сразу после свадьбы вам предпочитают сон.

Чувствуя, что волна смущения поднимается из глубины сердца и заливает щеки, Ромэйн собралась было ответить, но ее опередил Джеймс:

— Я был бы неотесанным мужланом, каким меня обозвали вы, если бы в первую очередь не думал о том положении, в котором находится Ромэйн.

— Ромэйн! — всплеснула руками Эллен. — Почему ты мне ничего не сказала?

— Успокойся, — рассмеялся Джеймс. — Я не имею в виду только то, что все мы валимся с ног от усталости после долгого переезда. Тем не менее, Ромэйн, кое-что вы утаили и от меня…

Не зная, сердиться на Джеймса или радоваться тому, что он разрядил обстановку, Ромэйн вновь вернулась к разговору о предстоящем сезоне в Лондоне. Эллен на лету ловила каждое слово невестки, но Ромэйн видела, что дедушка задремал. Он потерял интерес к суматохе светской жизни после смерти своей жены, хотя изредка — скорее по привычке, чем из любопытства — выезжал в свет.

Во время перемены блюд Ромэйн молчала, а Эллен забрасывала ее вопросами. Девушке показалось странным, что герцог не пресекал Эллен, хотя терпеть не мог пустой болтовни.

— Эллен, ты все увидишь сама, — сказала Ромэйн, осознав, что кузина Джеймса никогда не удовлетворит своего любопытства. — Может быть, будет лучше, если мы тронемся в Лондон, как только оправимся после путешествия из Струткоилла.

— Я бы предложил задержаться здесь, — робко вмешался Камерон. — Похоже, что здесь можно неплохо поохотиться, Джеймс.

От неожиданности Ромэйн чуть не поперхнулась, Петляя по лабиринтам недосказанности, она забыла о главном: возможно, Джеймс и желал найти для Эллен подходящую партию, но все это отступало на задний план перед его решимостью поймать и наказать предателя.

— Да-а, — отозвался Джеймс, легонько пожимая ей руку. — Мне бы и вправду хотелось узнать, чем может заняться спортивный мужчина в Йоркшире.

— Вы охотник, мистер Маккиннон? — живо встрепенулся герцог.

— Иногда, — Джеймс заговорщицки подмигнул Ромэйн.

Как ему это нравилось! Он наслаждался, дурача дедушку! Ромэйн сердито отодвинулась, давая понять, что не желает участвовать в его играх и делать что-либо сверх ранее обещанного. Она вовсе не хотела ставить дедушку в двусмысленное положение.

— Думаю, вы никогда не участвовали в псовой охоте, — продолжал интересоваться герцог.

— Вы правы. Обычно я охочусь не только без собак, но и пешим, хотя во время той охоты, когда я встретил Ромэйн, я был на лошади.

— Вы охотились во время бури? Я думал, даже у дураков шотландцев больше здравого смысла.

— Дедушка, я бы просила тебя не употреблять таких выражений.

Герцог рассмеялся и поднял бокал, ожидая, когда его наполнят.

— Ромэйн, пусть твой муж обороняется сам. Если ты будешь с таким остервенением бросаться на его защиту, все подумают, что ты испытываешь к нему глубокую сердечную привязанность.

— Но Эллен и Камерон тоже из Шотландии.

Герцог слегка кивнул в сторону Эллен:

— Приношу свои извинения, мисс Данбар. Я не хотел обидеть вас.

Ромэйн вздохнула. Дедушка был неисправим, но, заметив, что Джеймс улыбается, она решила, что эти мужчины — два сапога пара.

В столовую вошел Клэйсон и легким покашливанием привлек внимание герцога:

— Ваша светлость, посетитель.

— Клэйсон, мы не хотим, чтобы нам мешали, — ответил старик, не отрывая взгляда от Джеймса. — Итак, Маккиннон, расскажите мне, на кого вы охотились во время бурана.

Второй раз за день дворецкий пришел в замешательство. Взгляд его остановился на Ромэйн, и он сказал:

— Я знаю, ваша светлость, что время ужина вы проводите со своими близкими, но это исключительный случай.

— Ба! Нет ничего исключительного, что позволило бы вам беспокоить меня во время трапезы. Пусть посетитель идет своей дорогой. Скажи, что я приму его завтра.

— Это посетитель к леди Ромэйн. Я думаю, она сочтет его визит важным.

Герцог не шелохнулся.

— Пусть остудит пятки на морозе и придет, когда леди будет дома, ты понял меня? Я уверен, что с этим можно повременить.

— Дедушка, — прошептала Ромэйн, заметив остекленевшие глаза дворецкого. — Если ты позволишь, я разберусь с этим делом и быстренько вернусь.

— Так вот каких манер набралась ты в доме своего муженька! Выпрыгиваешь из-за стола, как деревенский мальчишка, и бежишь открывать дверь!

Джеймс опустил вилку и сказал:

— Ваша светлость, ваша внучка желает только, чтобы вы отужинали в мире и спокойствии после многих ночей, которые, она не сомневается, вы провели в тревоге о ней.

— Она не нуждается в вашем заступничестве, Маккиннон. — Герцог махнул рукой и распорядился: — Иди, Ромэйн, если хочешь. Постарайся вернуться до следующей перемены блюд, или я прикажу убрать твой прибор.

Ромэйн улыбнулась, заметив, что глаза деда сияют добродушием. Она собиралась предупредить Джеймса, что герцог счастлив тем, что может поддеть и подразнить его. Но Вестхэмптон не был единственным хитрым лисом в лесу. Ромэйн надеялась, что Эллен и Камерон поймут, как рад старик тому, что его внучка вернулась цела и невредима, и простят его за некоторые вольности поведения. Не то чтобы он был доволен ее замужеством, но он простил ее. Ромэйн чмокнула деда в морщинистую щеку и отправилась вслед за Клэйсоном.