— Брэдли…

В беседу неожиданно вмешался Джеймс:

— Он вычеркнут из жизни моей жены.

Ромэйн была удивлена не столько тем, что Маккиннон вмешался в разговор, сколько испытанным в этот момент облегчением.

Джеймс подошел и обнял ее за плечи, а герцог недобро прищурился.

— Ваша светлость, — продолжал Джеймс. — Высмеивать Ромэйн за ее решение выйти за меня замуж — самое неблагодарное занятие. Мы уже женаты, и в самое ближайшее время вы убедитесь в том, что никакие ваши действия не смогут изменить этого.

Молчание было прервано глухим громким стуком. Это старый герцог отодвинул свое кресло в сторону. Когда он выпрямился, Ромэйн обратила внимание, что мужчины почти одного роста.

Прежде чем дед успел раскрыть рот, чтобы отдать немилосердный, непоправимый приказ, Ромэйн положила руку ему на плечо:

— Если Джеймса выгонят из Вестхэмптон-холла, мне придется ехать вместе с ним.

— Ерунда!

— Нет.

Грудь старика высоко и тяжело вздымалась. Чуть позже, глядя на внучку, он с трудом опустился в подставленное кресло и крикнул, чтобы подавали первое блюдо.

— Я надеюсь, ты предупредишь своих новых родственников, что в этом доме не принято опаздывать к ужину и что впредь им следует являться вовремя, — недовольно проворчал герцог.

Ромэйн подняла глаза и увидела, что в столовой появился Камерон.

— Хорошо, дедушка, — послушно вымолвила она и наклонилась, чтобы поцеловать деда в знак молчаливого извинения. Вестхэмптон похлопал внучку по руке, но строго приказал занять свое место, чтобы слуги могли быстро обслужить обедающих.

Джеймс взял жену под руку, чтобы усадить ее справа от герцога. Отодвигая стул, он тихо спросил:

— Вы всегда ходите на задних лапках перед дюком?

— Когда это необходимо.

— Странно, — пробормотал Маккиннон, — что вы пренебрегли этой привычкой, когда решились убежать с Монткрифом.

— Мне трудно далось это решение.

— Неужели? И вы ожесточенно сражались с собой?!

Джеймс улыбнулся, а Ромэйн нахмурилась. Почему он относится к ней уважительно и нежно только на людях? Зачем он злит дедушку?

Оставляя Ромэйн, Джеймс как бы невзначай провел пальцем по выемке у Ромэйн на шее, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы скрыть наслаждение, которое она испытала от его прикосновения. Девушка недоумевала, как случилось, что он захватил полную власть над ней. Даже когда она пребывала в ярости, ему было достаточно одного-единственного прикосновения, чтобы она начала думать только о том, как бы слиться с ним в поцелуе.

Джеймс сел справа от нее, накрыл своей ладонью ее ручку и слегка сжал ее. Ромэйн не могла сдержать блаженной улыбки, глядя в заповедную глубину его зеленых глаз. Девушка высвободила руку из-под его ладони и едва сдержалась, чтобы не погладить его по щеке, да и то только потому, что Джеймс указал ей глазами на герцога, от чьего взора не укрылось ни одно движение.

Ромэйн бранила сама себя. Прав был дедушка, что не спускал с нее глаз. Она не могла больше полагаться на себя, потому что теряла разум, лишь только Джеймс к ней прикасался. Если она будет покорной настолько, что позволит ему соблазнить себя, у нее не будет возможности восстановить свою безупречную репутацию, когда закончится весь этот маскарад.

Вошел Клэйсон и объявил, что Дора просит принять ее извинения: она слишком утомлена изнурительным путешествием, чтобы выйти к столу.

Старый герцог выругался:

— Проклятые вшивые шотландцы! Никакого представления о приличиях!

— Дедушка, — умоляюще прошептала Ромэйн, — они наши гости.

Вестхэмптон ничего не ответил на упрек внучки, так как в это время слуга подал суп.

— Тэчер сказал, что Ноккамс постепенно привыкает к своему месту в конюшне, — произнесла Эллен при всеобщем молчании. Она сидела наискосок от Ромэйн и улыбалась во весь рот.

— Ноккамс?

Эллен обернулась к герцогу и пояснила:

— Это мой щенок, ваша светлость. Тэчер вызвался …

— Мисс Данбар, — вымолвил герцог, — надеюсь, вы благосклонно отнесетесь к моим старческим наставлениям, поскольку они продиктованы добрым отношением к вам. Здесь, в Вестхэмптон-холле, мы взяли за правило не говорить во время ужина о беспородных дворняжках, вне зависимости от того, сколько у них ног — две или четыре. Уверяю вас, что этого правила придерживаются во всех аристократических домах Лондона.

Сердце Ромэйн переполнилось жалостью к девушке, когда она увидела ее удрученное личико, но Ромэйн ни в чем не упрекнула деда. Тоненький голосок нашептывал ей, что высший свет будет намного беспощаднее к Эллен, чем ее дедушка. В Лондоне никто не станет принимать во внимание, что детство и отрочество Эллен провела в безмятежном созерцании природы, что ее никто не школил и не готовил к вхождению в общество. Одна ошибка, допущенная Эллен, сможет повлечь за собой неприятности, которые будут преследовать девушку еще не один сезон. Свет не был жестоким, но светским львам и львицам давно все прискучило, и единственное развлечение они находили в том, чтобы насмехаться над теми, кто оступился.

— Хорошо, что основные события этого сезона начнутся не раньше чем через несколько недель, — сказала Ромэйн. — Нам это даст возможность хорошенько подготовиться к выходу в свет.

— В чем она, безусловно, остро нуждается, — цинично вставил герцог.

Чтобы не дать Эллен возможности расплакаться, Ромэйн поспешно спросила:

— Дедушка, когда ты планируешь отправиться в Лондон?

— Ты же знаешь, я никогда не пропускаю вечеров у миссис Кингсли, — ответил старик, потянувшись к супнице. — Это будет через две недели. — Он взглянул на Эллен, вздохнул и обратился к Ромэйн: — Ты что, полагаешь, что сможешь подготовить ее за две недели?

— Да, — не колеблясь, ответила Ромэйн, в глубине души убежденная, что ей и Эллен поможет только чудо. Эллен предстояло постигнуть светские науки: как вести себя в обществе, как поддерживать светскую беседу. Кроме того, ее надо было полностью одеть. Легко, будто не придавая этому первостепенного значения, Ромэйн вымолвила:

— Я пошлю за мадемуазель Лабомбард. Если я объясню ей важность этого события, уверена, она откликнется и приедет. Кроме того, мы пригласим мистера Такермана.

— Этот портняжка не приедет, если не пообещаешь ему двойную цену.

— Я понимаю это, — согласилась Ромэйн.

Герцог взглянул сначала на внучку, потом на Джеймса и насупился.

— Надеюсь, ты не промахнулась, выйдя замуж, и тебе нечего беспокоиться о таких пустяках, как деньги.

— Нет конечно, — отозвалась внучка. Завтра утром она пошлет записочку адвокату, который ведет дела семьи, и тогда будет ясно, как долго она сможет помогать новоявленным родственникам на средства, оставленные ей родителями.

Старик холодно улыбнулся:

— Ты удивляешь меня, Ромэйн. Тем не менее я предполагаю, что ты и твоя родня остановитесь в моем лондонском доме.

— Если ты не будешь возражать, дедушка.

— А что скажете вы, мистер Маккиннон?

Джеймс с неудовольствием положил ложку. Лучшего овощного супа, чем этот, ему давненько не доводилось пробовать, и он рассчитывал расправиться с ним прежде, чем вкуснейшее блюдо остынет. Ромэйн блестяще поддерживала беседу с герцогом, и Джеймс не видел никаких оснований вмешиваться. Но теперь, после вопроса старика, выбора у него не было.

— Ваша светлость, мы будем счастливы принять ваше предложение. Оно весьма разумно.

— Предложение?! — расхохотался герцог, но голос его смягчился. — Похоже, что и вы добились согласия на брак у моей внучки быстрым умом. А она уже испортила себе жизнь из-за того, что слишком прислушивалась к речам сладкоголосого распутника.

— Ваша светлость, благосклонности вашей внучки я добился отнюдь не разговорами.

Камерон прищелкнул языком, Эллен хихикнула, Ромэйн покраснела. Вовсе не от смущения, а от злости. Не следует заходить слишком далеко. До настоящего времени она была союзником Джеймса. Молчаливым союзником поневоле. Ему не следует провоцировать ее и вынуждать раскрыть тайну, чтобы оправдать себя. Это создаст слишком много проблем, с которыми Джеймсу придется столкнуться, покуда он не выполнит свою миссию.