— На звезды смотреть.
— В таком виде?
— Сейчас я оденусь. Ты пойдешь со мной?
— Нет… — потянула девушка и раскинула руки в стороны, заняв все освободившееся место. Она полежала так немного, а потом засмущалась своей наготы и закуталась в мятую простыню.
Богдан остановился у дверного проема, застегивая пуговицы на рубашке. Темнота сглаживала его черты, и он уже не казался таким больным и исхудавшим. Но полог ночи не мог обмануть девушку — ведь она на ощупь знала все выступающие косточки и позвонки, обтянутые кожей так, словно она сейчас порвется. Ей было страшно думать о том, что довело его до такого состояния и еще страшнее предполагать, что этим чем-то были авария и ее пребывание в отделении нейрохирургии. Они когда-нибудь смогут жить, как раньше? Они когда-нибудь смогут забыть? Она то смогла, такая благодать была дарована ей милосердными небесами, а он…
— Я скоро вернусь, — пообещал мужчина и одернул воротник.
— Свитер одень… — напутствовала его девушка, в ответ получив только робкую нежную улыбку. Конечно же, он ее не послушался.
Глава пятая
Тишина обволакивала и заливалась в уши. Она наполняла собой голову, ползла дальше по телу и ледяным комком сворачивалась в легких. От этого неприятного ощущения Ульяна поежилась, закуталась в пуховик и натянула его повыше на нос, чтобы не дышать холодным воздухом.
Она стояла на крыльце дома, без шапки и шарфа, одетая достаточно легкомысленно и старательно вслушивалась в царство дремлющих звуков пустого поселка. Она не знала, что пытается услышать, но ей очень хотелось бы, чтобы сейчас где-нибудь залаяла собака, крикнула птица или заревел мотор автомобиля. Тогда бы она не чувствовала себя такой потерянной и незащищенной, оставаясь наедине со Светой.
Тщетно.
Здесь царила неумолимая и абсолютная тишина, нарушаемая только монотонным гулом зимнего леса и очень далеким шумом моря, и это были совсем не те звуки, которым бы обрадовалась девушка. Было в них что-то безнадежное и мертвое. Все здесь было пронизано этим духом угаснувшей, погребенной под снегом жизни.
Ульяна спустилась с крыльца, присела на корточки и стала пальцами раскапывать сугроб возле протоптанной дорожки. Вскоре ее замерзшие руки уткнулись в жухлую, осеннюю траву и холодную неплодородную песчаную землю. Ее воспаленный мозг начал рождать страшные фантазии о том, что она уже никогда не выберется отсюда — только Богдан уедет, Света зарубит ее топором, которым они кололи дрова для камина, и закопает глубоко в снегу. Так, что никто уже никогда не найдет ее изуродованного тела, а она будет лежать и разлагаться, как эта мертвая сухая трава.
Хлопнувшая дверь дома заставила ее вздрогнуть и прервать свое странное занятие. Она поспешно поднялась с колен, вытерла руки о джинсы и улыбнулась Богдану.
— Все в порядке? — спросил он.
— Да-да, — часто закивала девушка. Ее испачканные в земле и грязном снеге пальцы он заметил, когда она потянулась поправить его отороченную мехом шапку. Теперь она судорожно соображала, как бы объяснить свое поведение.
— Мне хотелось узнать, насколько толстый здесь лежит слой снега, — пробормотала она, опередив вопрос, возникший в его глазах. Он, конечно, нахмурился, но принял и эти слова. Похоже, ее странности никого не удивляли. Он хотел пойти к машине, но Ульяна удержала его за рукав.
«Не оставляй меня с ней…» — мысленно взмолилась она, но в слух сказала другое:
— Я буду скучать.
— Это совсем ненадолго, — улыбнулся мужчина и обнял ее.
На пороге появилась Света. Ульяна все силилась понять, с каким выражением она смотрит на них, но так и не смогла. Холодные серые глаза домработницы, подобно местной тяжелой тишине, не желали выдавать своих секретов.
— Быстрее уеду, быстрее вернусь, — рассудил Богдан, — не стой на ветру.
— Хорошо.
Он торопливо открыл ворота и пошел к машине. Все трое молчали, поддаваясь влиянию все той же околдовывающей, парализующей тишины. От нее делалось зябко и неуютно на душе, появлялось острое непреодолимое желание как-нибудь нарушить ее — криком, словом, человеческим голосом. Да чем угодно. Хоть грохотом взрыва.
Когда заревел мотор автомобиля, Ульяне стало значительно легче. Она выдохнула облегченно. Обернувшись, чтобы проверить, следит ли за ней Света, она к своей величайшей радости поняла, что осталась в одиночестве.
Побережье как обычно выглядело удручающе — серый мокрый песок напоминал рыхлый асфальт, и в глубоких лужах на нем отражалось хмурое небо. Волны спокойно лизали берег, срывая с него одинокие песчинки.
Ульяна подобрала маленький неприметный камешек и со всей силы зашвырнула его подальше.
В ее голову закрались предательские мысли о том, что пока она здесь гуляет по опустевшему пляжу, дома Света уже может готовить ей теплый прием. С ножами или ядом. Да с чем угодно.
Но не может же она просидеть здесь до возвращения Богдана!
Или может…?
— Мама…
Ульяна нервно завертелась. В начале ей показалось, что она ослышалась, но теперь она старательно убеждала себя в том, что это не так и она и в правду слышала звонкий детский голос. На побережье кроме нее никого не было. Откуда здесь вообще ребенок?
Поддавшись короткому дуновению зыбкой надежды, что в поселок приехали другие люди, Ульяна вскочила с колен и побежала вверх по припорошенным снегом высоким ступеням вверх.
Никого.
Несколько однотипных коттеджей, окутанных тишиной. Все также молчащие сосны. Дым из трубы их дома, вздымающийся к серым небесам.
Никого.
— Мама…
В этот раз она была уверена в том, что слыша это отчетливо. Голос доносился откуда-то из леса со стороны побережья. Или это ветер так воет? Несколько минут Ульяна вслушивалась.
— Кто здесь? — крикнула она наконец-то.
Позади хрустнула ветка. Она обернулась и увидела зыбкую фигурку девочки в нескольких метрах от себя. Девочка стояла на дорожке, между сосен спускавшейся к морю, одетая в теплое пальто с капюшоном, который был накинут на голову и спрятав руки в карманы. Лица ее видно не было, только светло-рыжие волосы, выбившиеся из-под шарфа и спокойно лежавшие на груди. Ульяна была уверена в том, что это та самая девочка, которая снилась ей несколько ночей назад.
— Эй… — она неуверенно двинулась к девочке. Чувства ее были смешанными. С одной стороны она поддавалась любопытству и желанию узнать, откуда здесь этот ребенок, чей он, почему она зовет свою мать и делает это по-русски. С другой — внутри ее груди разливалось мягкое, нежное тепло, словно она встретила старого друга или очень близкого ей человека, которого давно потеряла и уже не надеялась найти. С третьей стороны, она боялась, словно ребенок мог причинить ей вред, в нем скрывалась какая-то очень хорошо завуалированная угроза.
— Кто ты? Почему ты здесь? Где твоя мама? — быстро заговорила Ульяна. Девочка молча протянула к ней руки и сделала шаг на встречу. Ветер трепал ее волосы.
— Ульяна! — выкрикнула позади нее Света. Ульяна тут же опомнилась, испугалась удара со спины и посмотрела на домработницу, торопливо двигавшуюся к ней в не застегнутой куртке, без шапки. Так, словно она очень торопилась. В руках она держала топор, тот самый, которым они рубили дрова.
Девушка содрогнулась и попятилась.
— Стой! — проорала Света, глаза ее безумно горели, — да стой ты, не двигайся! А то она бросится…
Последние слова обожгли Ульяну. Она посмотрела назад через плечо и поняла, о чем говорила Света. На том самом месте, где еще некоторое время назад стояла рыжеволосая девочка, звавшая свою мать, была собака, дикая собака. Животное оскалилось, подогнув передние лапы, словно готовясь к броску и в ее застеленных пеленой глазах, читались голод и ярость. Мгновение и она совершит какие-нибудь решительные действия.
— Боже… — обронила Ульяна. По телу разлился парализующий холод. Дикие собаки — были ее сильнейшим страхом. Отчаянным и всепоглощающим. Она теряла над собой контроль, поддаваясь нарастающей панике.