Я перевернул и поставил на ноги опрокинутый стул и утомленно опустился на него, прикрыл глаза. Предстояло набраться сил перед следующим рывком. Я слишком хорошо знал Свету, чтобы сомневаться в том, что она снова захочет убежать.

Я убеждал себя: все будет хорошо. Мы переживем сегодняшний день, завтрашний день и первые месяцы, всегда самые сложные. Мы начнем жизнь с чистого листа, без слез, побегов и наркотиков. Особенно без них.

Света тихонько позвала меня по имени. Я присел рядом с ней и крепко обнял, она с готовностью уткнулась лицом мне в свитер.

Ее костлявые плечики под тонкой тканью домашней рубашки так и вздрагивали, вздымая во мне волну печали и нежности.

— Девочка моя, мы справимся, — заговорил я, поглаживая девушку по волосам, — все будет хорошо. Нужно немного потерпеть. Потом будет легче. Я с тобой. Я очень люблю тебя.

Света отняла лицо и посмотрела на меня мутными, заплаканными глазами.

— Да-да… — слабо откликнулась она и взмолилась, — пожалуйста… отпусти меня… я только схожу попрощаюсь с Пашей и с этой своей прежней жизнью…

Не знаю, что на меня нашло. Я грубо оттолкнул ее и вскочил.

— Не произноси при мне это имя, — прорычал я, — маленькая шлюха. Да иди ты куда хочешь, делай ты что хочешь.

Я знал, что нельзя ей так говорить, тем более в том состоянии, в котором она находится, но нервы мои не выдержали. Я всеми силами пытался помочь ей вылезти из того, во что ее этот Паша вовлек, а она продолжала считать его хорошим и замечательным. А я последняя скотина, которая не может понять его сложный душевный мир и его сложное отношение к ней. Я определенно имею дело с поистине вечной любовью, отчаянной и самоотверженной, как я еще не понял.

С такими мыслями я собрался уходить, хотя смутно понимал, что надо бы еще убраться здесь, пока кто-нибудь не пришел и не увидел следы нашей бойни. Свету могут опять выгнать из дома из-за такого. Только оказаться на улице ей не хватало, понятное дело, что она пойдет к Паше, а не ко мне.

Света поползла за мной, вцепилась мне в ногу, обильно орошая слезами джинсы. Вроде бы она и в правду испугалась.

— Нет… не уходи, пожалуйста… — затараторила она, — не нужен мне Паша, я не люблю его, я тебя люблю… Я исправлюсь, я не буду больше принимать наркотики. Я ради тебя что угодно сделаю… Пожалуйста… только не уходи…

Ах, если бы она могла выполнить хоть одно свое обещание!

Я поднял ее с пола и прижал к себе ее вздрагивающее тельце.

— Ладно, — снисходительно сказал я, — я никуда не пойду. И ты никуда не пойдешь. Ты сейчас ляжешь в постель и попробуешь уснуть, хорошо?

— Хорошо, — легко согласилась Света и спросила с надеждой, — а ты полежишь со мной?

— Да, — кивнул я и зарылся лицом в ее спутанные, давно не мытые, но все равно такие приятные и родные волосы, — полежу. Могу тебе даже сказку рассказать.

Света через силу улыбнулась. Было заметно, какое титаническое усилие ей для этого понадобилось, ведь изнутри ее сжигает невыносимая боль, от которой не может помочь никакое обезболивающее.

— Я люблю тебя, — напомнила она слабым, дрожащим голосом.

Я не знал, что однажды пожалею о том, что она по-настоящему любила меня, а не своего проклятого Пашу. Впрочем, я просто не знал тогда, какой именно смысл она вкладывает в эти слова.

Глава третья

Дом отапливался с помощью печи. Поскольку мы топили ее каждый день, она практически не остывала, но к середине ночи дрова, брошенные с вечера полностью прогорали и все-таки становилось прохладнее. Я систематически просыпался в это время и долго смотрел в черный квадрат потолка или в окно. Иногда я спускался на кухню или заглядывал к Свете. Этой же ночью, я вдруг не увидел, но почувствовал, что Ульяна тоже не спит.

Она всегда спала очень крепко (благодаря таблеткам, пожалуй) и выглядела во сне очень милой и трогательной, словно маленький ребенок. Я боялся разбудить ее, всегда старался двигаться максимально бесшумно.

Но при этом было в ней и что-то магическое.

Все черты ее преображались, окрашенные темными, мистическими оттенками Ее величества ночи. Волосы Ульяны казались черными, и оттого она напоминала колдунью, русалку или нимфу, сошедшую с полотен прерафаэлитов. Я любовался ей, но осторожно, лишний раз прикоснуться было страшно. Все-таки между нами существовала некая незримая стена, черта, которую нельзя было преступать.

Ульяна первая со мной заговорила. Голос у нее был нежный и слегка хрипловатый после сна, звучал так приятно, что голова сразу кружилась от восторга.

— Спишь?

— Нет, не сплю.

А что дальше говорить я не знал, потонув в какой-то нелепой неловкости. Только молчать я и мог, слушая ее дыхание и отвернувшись к окну, за которым ночной ветер качал верхушки сосен, утопающие в лунном свете. Какая ясная ночь! Сейчас бы выйти на крыльцо и запрокинуть голову, чтобы увидеть каждый уголок темно-синего полотнища ночных небес.

— Холодно, — пожаловалась девушка. Было в ее голосе какое-то озорство, какой-то вызов, какая-то провокация. Ее интересовала моя реакция. Или я выдумал все это себе?

— Принести тебе плед? — предложил я, решив капитулировать самым глупейшим образом. Она вроде бы никак не отреагировала, но когда я собирался откинуть одеяло, холодные пальцы Ульяны вдруг вцепились в мое запястье.

— Не уходи, — попросила она, а потом продолжила после паузы совсем тихо, — пожалуйста… обними меня.

Судя по нерешительности, прозвучавшей в этих словах, она очень долго морально готовилась к этой просьбе. Вовсе не собиралась она меня провоцировать.

На меня сразу же нахлынула волна нежности, меня очень растрогал ее поступок. Значит все не так плохо. А я уже начал думать, что она настроена против меня, мне не доверяет.

Я не мог ослушаться — притянул Ульяну к себе, она с готовностью обхватила меня своими изящными, как крылья лебедя, руками. Боже мой, какая же она красивая. Осознание того, что она так близко сводило с ума. Я чувствовал каждый изгиб ее тела, отделенного только тонкой тканью ночной рубашки, ее живое сладостное тепло. Я боялся пошевелиться. Все это время мы спали на разных концах кровати, как чужие люди. Впрочем, кто же мы еще, если не чужие люди?

Мы никто друг другу, никто.

Впрочем, нет. Мы муж и жена. Надо почаще напоминать себе об этом, чтобы наконец-то свыкнуться с этой мыслью, ведь мысль то хорошая. Но я не из тех, кто к хорошему быстро привыкает. Особенно если это хорошее стоило долгой борьбы, тяжелых жертв и невозместимых потерь.

— Богдан… — зашептала Ульяна, — ты меня избегаешь?

Когда она говорила, ее дыхание щекотало мне шею, хотелось смеяться, но это немного не соответствовало ситуации.

— Что ты имеешь в виду? — ушел от ответа я, потому что фактически она попала в точку. Да, я избегал ее, потому что так мне было проще. А как бы вы вели себя, оказавшись на моем месте?

— Ну… — девушка растерялась, — как будто держишься от меня на расстоянии…

— Я не хочу на тебя давить, — нашелся я, — ты же сама сказала, что тебе нужно разобраться в своих чувствах.

Ульяна тяжело вздохнула.

— Чтобы там не было, — заговорила она, — мне причиняет боль то, что ты так холоден. И тебе тоже тяжело, не отрицай.

— Да, это правда, — согласился я. Все равно мне было непонятно, чего она добивается этими разговорами. Тема была слишком опасной и болезненной для меня, поэтому нужно было как можно быстрее перевести стрелки, особенно учитывая то, что расстояние между нами существенно сократилось. Критически сократилось. Дальше некуда. Впрочем… Пока еще есть.

— Еще холодно?

— Нет уже, — Ульяна нежно улыбнулась, ее глаза источали теплоту.

— Хорошо. Засыпай, милая, — сказал я и позволил себе коротко поцеловать ее в висок.

Но не один из нас так и не заснул, мы были слишком заняты своими мыслями и спорами с собой. Я нервничал рядом с ней, как мальчишка и не мог хоть немного расслабиться. В голове у меня был полнейший хаос, учиненный Ульяной и ее неожиданной выходкой. Я все как-то пытался его упорядочить, но тщетно, как, впрочем, и остудить жар, разлившийся по телу. Кровь стучала в висках.