Дуайт вышел с победоносным видом, как будто совершил что-то замечательное. Я собиралась придти к вам и рассказать обо всем этом. Он ушел, и после этого я могла еще поплакать. Я поднялась, собрала одежду, которую он изорвал, и что могла сделала, чтобы вселить в себя надежду, что у меня не будет от него ребенка, после этого меня стошнило, я приняла горячую ванну, потом проглотила две таблетки транквилизаторов, которыми пользуется отец, и с тех пор сидела вот так, ни о чем конкретно не думая, а лишь переполняясь к нему ненавистью. Хочу, чтобы он прислал за мной. И я отправлюсь к нему. Какое-то время я думала, что не стану вам рассказывать. Ну а если все пойдет наперекосяк? Предположим, он за мной пришлет, но все будет развиваться совсем не так и я не смогу ему отплатить? Я должна быть уверена, что вы до него доберетесь. И если он за мной пришлет, я скажу вам об этом. Если он сам за мной явится, я найду способ оставить для вас записку…

Кем я себя представляла? Миссионершей? Принцессой? Почему он мне казался таким романтичным? Я уже теперь не такая дура, лейтенант. Я превратилась в смертоносное оружие. Я очень сообразительна и сильна. Когда-нибудь он поймет, что совершил ужасную ошибку, ужаснейшую…

Тихий, лишенный эмоций голос замолк. Губы ее продолжали двигаться, она опустила голову на лежащую на столике книгу, охватила голову руками, и мне уже было неясно, плачет она или перестала. Когда я коснулся рукой ее плеча, она вздрогнула. Я убрал руку. Я оглядел ее комнату в лучах неверного света. На этажерке были расставлены маленькие куколки во всевозможных крестьянских одеяниях. У моей дочери есть любимая кукла-мексиканка. На ее кровати сидела, уставившись на меня, здоровенная кошка, изготовленная из панциря черепахи.

— Кэти?

— Что?

— Чтобы расквитаться с ним, будет достаточно привести к нему нас. Мы не допустим, чтобы вы рисковали собой. Вы очень смелая девушка, очень тонкий человек. Я пришлю врача, чтобы провести тщательное обследование. Доктора Сэма Хессиана. Я введу ею в курс дела. Человек он прекрасный. Вашему отцу я скажу, что это по поводу вашего глаза. Еще я ему скажу, что придя сюда с Макейрэном, вы с ним повздорили, он толкнул вас, и вы упали, он после этого ушел, а вы были в полуобморочном состоянии, увидев его истинное лицо, и сердце у вас разбито.

— Сердце у меня разбито. Это действительно так, — сказала она, выпрямляясь. — Мне подумалось, что надо полностью потерять рассудок, чтобы захотеть кого-то убить.

— Лучше бы вашему отцу не видеть вашу разорванную одежду.

— Он не увидит.

Я поднялся, она тоже поднялась, причем лицо ее при этом исказила гримаса боли.

— Все мне говорили, — с горечью произнесла она. — Я никого не желала слушать. Сама все знала лучше всех. Я ходила на свидания, испытывая чувство скуки и превосходства — мой доблестный белый рыцарь, мой несчастный обездоленный герой томился в неволе, страстно ожидая момента свободы, когда я смогу утешить его, преподнеся священный дар любви. Он всячески поощрял во мне эту дурость своими письмами. Зачем ему это было? — Внезапно она посмотрела на меня более пристально и спросила: — А почему вы приехали сюда? Вам отец позвонил?

— Нет. Мы вели Макейрэна вплоть до того момента, когда в пять часов он пересек городскую черту и двинулся к холмам. В донесении сообщалось, что он был здесь с вами в течение двадцати пяти минут. Меня это насторожило. И я позвонил.

До того, как поехать домой, я заглянул в управление. Оттуда позвонил Сэму Хессиану, который сказал, что ему нужна помощь сестры, поэтому он заберет дочь Перкинса к себе в смотровой кабинет и отвезет назад, если не будет обнаружено причин для ее госпитализации. Он оказывает немалую помощь полиции вдобавок к своей работе судмедэксперта. Он провел освидетельствование очень многих жертв насилия. Он постоянно заявляет, что его отношение к насильникам недостойно медицинского работника. Утверждает, что их следует отпускать на свободу — после того, как они подвергнутся операции, лишающей их потенции, причем эти операции он готов делать бесплатно. Поговорив с ним, я уселся за свой стол и ощутил острое желание поведать Мег, что сотворил ее любезный братец. Но его и след простыл, у меня было предчувствие, что он вообще не вернется, что он делает все, чтобы его возвращение оказалось невозможным.

В результате я добился бы лишь того, что огорчил Мег и доказал собственную безупречность. Рассказав ей обо всем, я бы не смог изменить хода событий. И конечно же, Кэти не хотела бы, чтобы об этом знал кто-то помимо тех, кто должен был знать. И я ощутил в себе благородное начало, решив держать язык за зубами.

Я пытался представить себе Макейрэна, там, на нагорье, в ночи, экипированного для осуществления какого-то мерзкого замысла, и я ломал голову, что же это за замысел. Он знал, что потом мы очень сильно захотим его задержать.

Оглядываясь назад, я видел все больше достоинств в том совете, который дал мне Бу Хадсон, когда я забирал Макейрэна из Харперсберга. Проделай я дырку в его голове, и не была бы в отчаянии Кэти Перкинс. И я испытывал мерзкое ощущение, что к моменту, когда все останется позади, идея, высказанная Бу Хадсоном, покажется еще более привлекательной.

Но это опасный ход мыслей для человека, стоящего на страже закона. А в моем случае это просто смешно, потому что на подобное я никогда не был бы способен. Мне ни в жизнь не стать палачом. Макейрэна бы разобрал смех, узнай он о моих мыслях. Интересно, о чем он сам сейчас думает. Но таинственный характер его темных мыслей был за пределами моего воображения. Подобно тому, как нам не узнать, что за милые сны видит спящий крокодил.

Еще до своего отъезда я имел подготовленный на основе всех сообщений список предметов, которые он купил — все за наличные. Он делал покупки в универмаге «Сиэрс», магазине металлоизделий, магазине для военнослужащих, в других местах. Походная плитка, топор, резак, керосиновая лампа, складной навес, шерстяные одеяла, простыни, саперная лопатка, веревка, японский бинокль, транзисторный приемник, почти на сотню долларов консервов, кастрюли, сковороды, картонные тарелки и стаканчики, ящик виски, полдюжины колод игральных карт, походная одежда, пила, молоток, отвертка, дрель, гвозди и винты, пятнадцать десятифунтовых кусков шнура два на четыре миллиметра, крючья, клей, используемый строителями, несколько шестимиллиметровых досок, один большой и два небольших фонаря, два надувных матраса, два спальных мешка, на десять долларов журналов и книжек в мягкой обложке, катушка с леской и снасти для рыбной ловли, большая аптечка первой помощи, два ножа в чехлах, купальные трусы, складная металлическая линейка-«метр», водонепроницаемый мешок для жидкостей, походное ведерко и таблетки для очистки воды.

Я отнес список Лэрри Бринту и уселся, наблюдая, как он изучает его, как делает небольшие красные пометки против предметов, особенно его заинтересовавших.

— Не планирует оставаться в одиночестве, — проговорил он.

— Вроде, не собирается.

— Ума не приложу, зачем ему эти инструменты и материалы.

— Думаю, есть какое-то известное ему место, сарай какой-нибудь, который он с помощью них намерен привести в порядок.

— Возможно. Постарайся проследить, куда он направляется.

— Да, разумеется.

— Посмотри, чем Баб Фишер может быть нам полезен. Утром повидайся с ним, Фенн.

— Ну, какой из Фишера шериф, известно.

В тот вечер мы ужинали вместе с детьми, и было такое ощущение, будто Макейрэн прожил у нас не меньше двух недель, а добрых шесть месяцев. Чуть позже я узнал от Мег, что ее брат забрал с собой все свои вещи. Я задал несколько вопросов о грузе, и в конце концов она рассказала, что из фургона свисали концы досок. Сказала, что спросила его об этом, он же отшутился — мол, собирается соорудить гараж для своей новой машины.

Когда дети улеглись спать, оказалось так восхитительно почувствовать, что дом вновь находится в нашем распоряжении. Я знал, что и Мег то же самое чувствует, но не хочет себе в этом признаться, потому что, как я понимал, это, на ее взгляд, было бы проявлением нелояльности к ее брату. Все же улыбка не покидала ее, и позже, когда подошло время ложиться спать, она бросила на меня такой взгляд, что в горле у меня тут же пересохло, и я понял, что хотя она в этом себе не признается, у нас ожидается маленький праздник по случаю того, что мы снова с ней остались вдвоем. Когда я выключил в кухне свет, последнее, что я увидел, была сатанинская ухмылка Лулу. В тот вечер она все время ухмылялась.