Ножницы поползли вверх от моей раздвинутой промежности. От одного только их прикосновения моя комбинация поддалась, не оказав даже малейшего сопротивления.

Ножницы лежали у меня на животе, в самом его низу. Холодный разряд пробежал по всему телу, отчего я растерялась. Ему было достаточно сделать малейшее движение пальцами, чтобы ножницы пронзили мой беззащитный живот. Кожа приподнимется, выступит подкожный жир, и простыня, несомненно, обагрится кровью.

В мозгу неслись предчувствия ужаса и боли. Возможно, переводчик убил свою жену точно таким же способом?

Чем больше конкретизировались мои предчувствия, тем сильнее меня охватывало яростное чувство наслаждения.

В эти моменты я точно знала, что со мной станет. Мое тело увлажнилось.

Мужчина спокойно спустил бретельки с моих плеч. Прекрасно понимая, что это бесполезно, я не прекращала шевелить руками и ногами, пытаясь освободиться от пут. Пружины кровати скрипели, и глухой звук возбуждал его еще больше. Моя комбинация, превратившись в жалкую тряпку, соскользнула на пол. Таким образом я лишилась уже второй комбинашки.

– Последний катер скоро отплывает, – сказала я. Вдалеке раздался гудок. Мы, как всегда, оттягивали миг расставания. У нас не было другого средства вырваться из печали. Наши тела помнили, как лучше всего создать промежуток между нами.

Мы крепко заключили друг друга в объятия. Так мы всегда пытались продлить последние мгновения. У нас не было иного способа вырваться из печали. У нас не было иного способа упразднить существующий между нами промежуток. Наши щеки соприкасались, каждый чувствовал на своих веках дыхание партнера.

Корсаж прилип к влажной спине, поскольку комбинации на мне уже не было. Путы оставили на моих запястьях красный след.

– Ну почему каждому непременно нужно возвращаться на свою сторону?

– Я тоже этого не понимаю…

Он несколько раз покачал головой.

Глава шестая

Мне становилось все труднее увиливать от работы. Не могла же я бесконечно ссылаться на «богатую старую даму». Да и мать теперь не так уж воодушевлялась при слове «богатая», как вначале. Когда она поняла, что не получает от этого никакой реальной выгоды, несуществующая «старуха» превратилась для нее просто в обузу.

– Что заставляет тебя заниматься этой старухой? Много тебе от нее пользы? Похоже, она просит тебя приходить лишь для того, чтобы разгонять ей скуку. А у меня из-за этого, между прочим, начались неприятности: ведь сейчас в отеле особенно много работы. Лучше бы старуха от тебя отстала.

Об отпуске не приходилось даже и мечтать, потому что «Ирис» работал круглый год. Когда я сидела за стойкой регистрации, мать ругала меня, даже если я просто выходила купить мороженого.

– Из-за такой ерунды можно потерять клиента, – укоряла она меня, отбирала тающее мороженое и выбрасывала его в мусорное ведро. Чтобы выйти из дома, важно было выбрать правильный момент, то есть такой, когда мать была в хорошем настроении, и вежливо отпроситься. Главное – не нарушить ее распорядок дня. Мама в первую очередь думала о своих собственных интересах, даже если речь шла просто о том, чтобы посидеть в баре с подругами по студии танцев.

Впрочем, до последнего времени мне и некуда было особо выходить из дома. Разве что посмотреть футбольный матч, вернуть взятую напрокат видеокассету или купить гигиенические прокладки.

Но сейчас все изменилось. Я была готова пойти даже на грязную ложь ради того, чтобы сдержать данное переводчику обещание.

– У меня болит зуб.

Я решила прибегнуть к этой лжи во время завтрака, в присутствии нашей служанки. Мне казалось, что при ней все пройдет более гладко.

– Можно мне пойти к зубному?

– Какой у тебя зуб болит?

– Правый коренной.

– И сильно болит?

– Ужасно.

– Достаточно пожевать листья хоиттуинии, и все пройдет.

– Такой примитивный способ лечения не поможет. Мне кажется, что от боли у меня разваливается подбородок.

– Завтра будет в парке праздник. Все номера в отеле заказаны семейными парами с детьми. Самое неподходящее время для зубной боли. Что же делать?

Мать продолжала сокрушаться. Я жевала бутерброд с огурцом на левой стороне челюсти. Наша уборщица разом запихнула в рот двойной сэндвич и запила его пивом. Она не сказала ни слова по поводу моего визита к зубному. Чтобы не встречаться со мной глазами, она смотрела на рассыпанные по скатерти хлебные крошки.

– Извините, если вас расстроила, – сказала я ей.

– Ах, – вздохнула уборщица, всяко давая мне понять, что она не в духе.

– Кстати, недавно я видела у вас симпатичную шкатулку, отделанную бисером. Не могли бы вы мне ее показать? – спросила я. Я сказала это, чтобы уборщица поняла: наше соглашение остается в силе.

Она залпом выпила свое пиво и бросила банку в мусорный ящик. Та упала со страшным шумом.

– При себе шкатулки у меня нет.

– Очень жаль.

Я взяла бутерброд и съела только лежавший на нем сыр. Уборщица закурила, а мать громко рыгнула.

Из-за плохой вентиляции в кухне было душно. Стоявший на холодильнике вентилятор гонял только тепловатый воздух. Все постояльцы были на пляже, и в опустевшем отеле особенно отчетливо слышался неприятный треск цикад во дворе. Солнце посылало свои лучи на спину юноши, играющего на арфе, отчего он выглядел еще более удрученным, чем обычно.

В тот вечер у стойки регистрации случился небольшой инцидент. Один из постояльцев, вернувшись в отель, спьяну погладил мою грудь.

– Не смейте! У вас липкие руки!

Постоялец противно захохотал.

Какое-то мгновение я даже не понимала, что он делает. Он собирался положить ключ на стойку, и вдруг его рука потянулась к моей груди. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять смысл этого жеста. Боже, до чего же мне вдруг стало противно.

Я бросила ключ и заорала. Потом несколько раз потерла грудь, словно пытаясь стереть следы пальцев пьяного постояльца. Видя это, он захохотал еще сильней.

– Милая девушка, ну чего же ты так перепугалась! Ведь у меня и в мыслях не было ничего дурного. Просто ошибочка вышла. Ошибка.

Пошатываясь, он опустил локти на стойку и уставился на меня налитыми кровью глазами. Почувствовав запах перегара, я снова начала кричать что есть мочи.

Моя мать сразу же вышла из комнаты. Другие постояльцы высунули головы из дверей. Точно такой же гул я слышала раньше, в ту ночь, когда в номере 202 останавливался переводчик.

– Что здесь происходит?

– Почему такой шум? Вы что не понимаете, что своим криком всех перебудили?

Каждый говорил то, что ему приходило в голову. В ту ночь я слышала точно такие же фразы.

Мой крик перешел в слезы. Не прекращая рыдать, я скорчилась в узком пространстве под стойкой. Я и сама прекрасно понимала, что не следует придавать происшедшему большого значения. Просто пьяный человек ошибся. Подняв сильный крик, я ничего этим не добилась.

– Хм… Девушка не понимает шуток. Как она побледнела! – раздался голос обиженного постояльца.

– Прошу ее извинить. Ведь она еще совсем ребенок. Дочка просто немного испугалась. Я с ней поговорю. Прошу вас, не обижайтесь. Отправляйтесь все отдыхать и извините нас за переполох.

Мать пыталась исправить положение, демонстрируя чрезмерную любезность.

– До каких пор ты будешь скулить? Он ведь только прикоснулся к твоей груди, правда? Он же не собирался тебя насиловать! У тебя же ничего не болит, не чешется. Как будто бы на тебя просто села муха, верно? Завтра я хорошенько с ним поговорю, и мы получим денежную компенсацию.

Под столом скопилась пыль, в которой лежало какое-то мертвое насекомое. У меня мгновенно покатились слезы. Я и сама не могла понять, почему плачу. После того как пьяница и другие гости удалились в свои комнаты, стало совершенно тихо. Только мать продолжала что-то ворчать.

Я подумала, что, наверное, плачу оттого, что хочу увидеться с переводчиком. Мне не терпелось с ним встретиться, чтобы ощутить тепло его кожи. Я просто не могла дождаться того мгновения, когда, при виде меня, на его обычно бесстрастном лице появится слабая улыбка. Мне так хотелось в одиноком доме на острове провести наш с ним тайный ритуал, повинуясь его приказаниям. Хотя завтра все эти желания должны были исполниться, подобная перспектива не приносила мне ни малейшего утешения.