Жарко. Я встаю и иду в ванную, чтобы умыться. Холодная вода освежает. Вытираю лицо полотенцем и смотрюсь в зеркало. Взгляд неподвижный, безжизненный. Образ человека, гребущего против течения, не выходит у меня из головы.

На следующий день я ушел из лаборатории в пять. Все были удивлены: такое случилось впервые с начала года. «Не иначе как на свидание», — подшучивает надо мной господин Хорибе. «Хотелось бы, чтобы это и вправду было так», — отвечаю я. Выходя с работы, вспоминаю, что сказал мне сегодня утром один из коллег: «У господина Хорибе есть любовница. И ребенок от нее».

Прихожу в церковь. На пороге дома, где живут дети, меня встречает женщина лет сорока.

— Вы господин Такагаши, верно? Мне о вас рассказывала госпожа Танака. Сейчас она хлопочет на кухне. Пойдемте, я познакомлю вас с отцом С., — говорит она с улыбкой.

Мы заходим в церковь и поднимаемся на второй этаж.

— Я привела господина Такагаши!

Священник работает за письменным столом, который стоит посередине комнаты. На столе раскрыты словари. Заметив меня, священник встает. Он высокого роста, с черной бородой.

— Добро пожаловать, господин Такагаши, — говорит он.

На нем светлая ряса из тонкой ткани, поношенная, но чистая и аккуратно заштопанная. Он рассказывает о церкви и о детях. Потом подходит к окну и показывает участок крыши, который нужно починить, объясняя, что от меня требуется: снять угловые черепицы, убрать прогнившие участки кровли, заменить их досками, которые он выпилил сам, и поставить черепицы на место. Он добавил, что собирается купить новые черепицы, которые нужно будет закрепить на месте разбитых. Кажется, ничего сложного. Думаю справиться за неделю. К тому же — хорошая зарядка, ведь на работе я целыми днями сижу.

— Только осторожнее, смотрите не поскользнитесь. Там довольно высоко, — говорит священник.

— Вы сами не забираетесь на крышу? — спрашиваю я.

Смутившись, он отвечает:

— Я боюсь высоты.

Я надеваю старую одежду, приготовленную специально для этой цели, и сразу принимаюсь за работу. Прогнившие участки кровли отделяются легко. Один за другим я бросаю их на землю, удостоверившись, что поблизости никого нет.

В саду играют дети. Подметая дорожки, за ними следит девочка лет десяти-одиннадцати. Один из малышей споткнулся о камень, упал и заплакал. Девочка взяла его на руки и начала успокаивать, словно мать.

Вспоминаются слова священника: «Получив начальное образование, дети покидают церковь и начинают сами зарабатывать себе на жизнь». Значит, через год или два эта девочка уйдет отсюда. «Дети, которые здесь живут, хорошо учатся в школе, — добавил потом священник. — Преподаватели помогают им найти подходящую работу. Как правило, они устраиваются на завод».

Слышу, как в доме, где живут дети, отворилось окно. Запахло жареной рыбой. Госпожа Танака о чем-то беседует с девочкой, которую я видел в саду. Потом девочка окликает меня:

— Господин Такагаши, обасан зовет вас обедать. Хотите вместе с нами?

Я проголодался.

— С удовольствием! — отвечаю я.

Я закончил чинить крышу быстрее, чем предполагал. Но по-прежнему прихожу в церковь помогать священнику. Обе постройки очень старые, так что работу можно найти всегда. Кажется, здания были построены еще в эпоху династии Мэйдзи. Они чудом уцелели после землетрясения 1923 года.

Если в лабораторию присылают лишние партии лекарств, я отношу их в церковь. Мой начальник знаком со священником, потому что он сам католик. Он рассказал, что семь лет назад в нашей компании работала пятнадцатилетняя девушка из того приюта. Она устроилась курьером на завод по производству медикаментов. «Это я рекомендовал ее, — сказал он. — Но не из жалости и даже не из религиозных соображений. Просто те дети хорошо воспитаны, несмотря на все несчастья, которые выпали им на долю. Девушка была вдумчивой и скромной. Ей доверяли. Теперь она больше не работает у нас, но я до сих пор помню ее имя: Марико Канадзава».

Первое воскресенье июня.

Вечером я иду к родителям. Вчера в лабораторию позвонила мама и сказала, что отец хочет поужинать вместе со мной. Мне сразу показалось, что они хотят снова завести разговор о женитьбе. Предчувствую тяжесть этой встречи. Думаю о своей проблеме, о которой они понятия не имеют. Видимо, придется рассказать им все сегодня.

Но пока только час дня. Пожалуй, схожу в церковь и побуду немного с детьми. А потом сразу к родителям.

По дороге в церковь покупаю детям их любимые пирожные. В церкви никого, кроме священника: он работает у себя в кабинете. Он говорит, что старшие дети ушли с госпожой Танакой за покупками, а с младшими гуляет женщина, которая недавно стала здесь помогать. Значит, есть время починить оконную раму в комнате первого этажа, где находится статуя Девы Марии. Окно всегда плохо открывается.

Пока я вожусь с окном, со второго этажа спускается священник: он хочет уточнить значения некоторых сложных японских понятий, связанных с классической музыкой. Оказывается, завтра он должен переводить на встрече японского музыканта с каким-то иностранным скрипачом.

— Это русский скрипач, — объясняет священник, — и живет он в Харбине.

— В Харбине?

— Да. Он играет в симфоническом оркестре, который там организовали русские. Всех их выслали из страны во время революции.

Слушая его, я вспоминаю последнее письмо Соно, в котором она рассказывала об оркестре и о самом городе. «Харбин прекрасен. Его называют „маленьким Парижем“ или „маленькой Москвой“. Выходя из здания вокзала, сразу видишь купол православной церкви и аккуратную улочку в европейском стиле…»

— Я и не подозревал, что вы знаете русский, — говорю я священнику.

— Русского я не знаю. Просто скрипач владеет несколькими европейскими языками, — отвечает он.

И поднимается к себе в кабинет, повторяя на ходу только что выученные японские слова. Уже пятый час. Пора складывать инструменты. Поднимаясь на второй этаж, чтобы попрощаться со священником, слышу за домом знакомые детские голоса. Дети поют. Они открывают калитку и входят в сад. Последними идут молодая женщина с мальчиком — раньше я никогда их здесь не видел. Наверное, это та самая женщина, о которой рассказывал сегодня священник. О мальчике он ничего не говорил. Она задвигает щеколду и, не замечая меня, проходит под окном. Лицо кажется мне знакомым. «Кто она?» Провожаю ее взглядом. Длинные черные волосы, широкая юбка, легкая белая блузка. В руках голубые цветы. «Кто она?» — мысленно повторяю я. И тут же вспоминаю сон, приснившийся мне несколько недель назад. Не шелохнувшись, смотрю на нее, пока она не исчезает за дверью соседнего дома.

Вскоре возвращаются старшие дети с госпожой Танакой. Священник выходит из кабинета, вид у него усталый.

— Старшие сейчас придут сюда делать уроки, — говорит он мне. — Пойду послежу за младшими, пока женщины готовят ужин. Вы ведь поужинаете с нами?

— Спасибо, но сегодня я не могу. Мне нужно идти к родителям.

Он подходит к окну, которое я только что починил, открывает его:

— Теперь все в порядке! Спасибо!

Обуваясь, я спрашиваю у него про женщину с мальчиком, которых я видел в саду.

— Мальчик — ее сын, — объясняет священник. — Она прожила тут три года, когда была еще девочкой.

— Она сирота?

— Да. После землетрясения, случившегося десять лет назад. Тогда погибли ее мать и дядя, а других родственников у нее нет.

С минуту я молчу. Потом спрашиваю:

— Сколько ей было лет?

— Двенадцать.

— Наверное, ей пришлось нелегко. Надеюсь, теперь у нее все благополучно и есть семья.

Священник не отвечает. Я смотрю ему в глаза. Наконец он говорит:

— Мальчик родился вне брака. Он не знает, кто его отец.

Больше я не задаю вопросов. Иду к выходу.

— Я вас познакомлю с ними в следующий раз, — говорит священник. — Сегодня я слишком устал.

Я киваю. Он добавляет:

— Женщину зовут Марико Канадзава, а ее сына — Юкио.