«Наверное, нашла на берегу куклу, — подумала Юдит. — Прибитую к берегу куклу с белой фарфоровой головой. Играет, хоть и великовата для игр. Впрочем, она ведь как дитя. Нельзя на нее сердиться».
Так думала Юдит. Но, не успев домыслить, она увидела, что ошибается.
К груди девочка прижимала вовсе не куклу.
Наверное, Юдит закричала.
Гагарки взметнулись в воздух, будто черные ракеты, и понеслись прочь над морем, со свистом рассекая воздух крыльями. Девочка подняла голову и почти сердито произнесла:
— Ты спугнула птиц.
Юдит перевела дыхание, в горле саднило. Она оперлась о скалу. Ей с трудом удалось стать обычной Юдит.
— Ты где нашла — это? — наконец спросила она, почувствовав, что голос уже не сорвется.
— Она лежала в воде. Вы уехали, а я слышу — чайки кричат, дай, думаю, пойду посмотрю.
Юдит присела на корточки рядом с девочкой, облизнула губы. Девочка мягко покачивала тельце, завернутое в шаль, и ее глаза, необычайно большие, непривычно сверкали. В складках шали виднелась маленькая ручка — маленькие пальчики, крошечные ноготки.
— Анна, ты понимаешь… ты понимаешь, что это такое?
— Чего ж тут не понять? — огрызнулась девочка, поразив Юдит тоном, прежде неслыханным. — Ребенок мертвый.
— Тс-с-с! Не говори так. Слова какие ужасные.
— Как думаете, сколько ей? И года, поди, не было.
— Анна, послушай!
— Кто ж с ней это сотворил? Зачем же крошечке такой помирать, зачем ее в море бросили? Вся жизнь была впереди! Скажите, Юдит, зачем?
— Слушай меня, а то по щекам нашлепаю! — завопила Юдит.
Девочка умолкла. Она смотрела на Юдит большими, сверкающими, какими-то новыми глазами, не отводя взгляда. И Юдит стало ясно — девочке больше не страшно.
Уже занесенная над девочкой рука медленно опустилась, как флаг, который приспускают к ночи. Юдит сидела перед девочкой на корточках, а та говорила:
— Я ж только хотела посидеть тут, подержать ее. Она ж одна-одинешенька, маленькая такая. Как ее звать, никто не знает, а мама далеко. Может, и мама умерла. Ничем-то мы помочь ей не можем, только побаюкать напоследок. Кто-то ведь должен позаботиться. Разве нет, а?
— Да, но ведь нельзя же… вдруг это опасно, бактерии… — Юдит умолкла и уставилась на камни, между которыми лежали белые осколки ракушек и черно-синяя нитка высохших водорослей. Юдит сглотнула, пытаясь прогнать свой стыд.
Девочка медленно покачала головой:
— Чего вы боитесь, Юдит? Вы все так смерти боитесь, что вслух ее не называете даже, не смеете… Я ж знаю, что вы там с островка труп убирали, когда в море ходили… не надо было.
Юдит упрямо смотрела на камни, осколки ракушек, сухую нитку водорослей.
— А теперь помогите мне, — сказала девочка.
Девочка собрала цветы: лютики, морской лук, дикую герань, поповник с клумбы у дома; из цветов она сплела венок, который осторожно надела на белую обнаженную головку младенца. Девочка, которая была у Юдит, пела мертвому ребенку тонким светлым голоском:
Так пела девочка. Мелодия была верна. Английские слова она произносила как следует. Юдит слушала в изумлении. Она, конечно, узнала песню «Битлз» «Элеанор Ригби», хотя вообще музыкой не особо интересовалась. Где Анна выучилась петь «Элеанор Ригби», Юдит не понимала и не надеялась понять.
Девочка отнесла мертвого младенца в лодку, Юдит сняла ее с прикола и завела мотор, они отправились в Тунхамн. Девочка сидела на кормовой банке, прижав к груди ребенка и бережно, нежно укутывая маленькую головку шалью, словно стараясь защитить от ветра.
— Может быть, найдем твою маму, — успокаивающе шептала девочка.
В Тунхамне девочка понесла младенца на участок, огороженный строительной пленкой. У входа ее встретила диакониса Хильдегорд Лёкстрём, возглавлявшая группу добровольцев из прихожан и членов Красного Креста, которые взяли на себя заботу о телах после окончания полицейского досмотра. Диакониса была одета в защитный пластиковый комбинезон, резиновые перчатки и маску. Она протянула руки, чтобы принять ребенка.
— Нет, — возразила девочка.
Не выпуская младенца из рук, девочка, которая жила у Юдит, ступила за ограждение из белой пленки.
ПОВОРОТНЫЕ ТОЧКИ
И Земля летит вокруг Солнца по чуть сплюснутой орбите на среднем расстоянии 149 670 000 километров, совершая полный оборот за 365 суток с небольшим. Четыре раза в течение этих 365 дней Земля достигает крайних точек. Теперь она приближается к той точке, что называется летним солнцестоянием.
И рассказ наш достиг одной из поворотных точек.
Передвижения небесных тел можно легко рассчитать и предсказать благодаря ньютоновскому закону всемирного тяготения. Рассказы же бывают куда более непредсказуемы. Силы, действующие в рассказе, далеко не всегда уравновешивают друг друга: повествование то замыкается на самом себе, то вдруг самовольно покидает заранее намеченный путь.
Морской радиопрогноз сообщает, что антициклон последних дней ослабляет действие и с запада приближается циклон. К вечеру ожидается южный ветер 3–6 метров в секунду, видимость хорошая или очень хорошая. К ночи восточный ветер с завихрениями, 9—12 метров в секунду, увеличится облачность. Позже возрастет вероятность проливных дождей.
— Всегда так — ко дню солнцестояния погода портится! — вздыхает Бедда Густавсон, откладывая в сторону книгу, заглавие которой гласит: «Завещание Нобеля». Рисунок на мягкой обложке представляет нашему взору блондинку в очках с розовыми линзами.
— Люблю детективы, — признается фрекен Густавсон, вытягиваясь всем своим небольшим округлым телом на шезлонге. — Говорят, что современные детективы — это «реалистичное изображение общества». Ну, это, конечно, чепуха на постном масле. Детективы — это сказки для взрослых. Писатели, несомненно, стараются сделать сюжет правдоподобным, чтобы читатели могли узнать себя. И это им, как правило, удается, если хватает мастерства. Но в глубине души все мы знаем, что происходящее в детективах имеет мало общего с реальностью…
На Бедде Густавсон широкополая соломенная шляпа, украшенная искусственным цветком, какого не найдешь ни в одной книжке по ботанике из собрания фрекен Густавсон. В вырезе белого купальника виднеется ложбинка между грудей, где кожа чуть высохшая, испещренная мелкими морщинками; светло-коричневые пигментные пятна разбросаны, словно островки на морской карте. Плечи чуть покраснели, несмотря на солнцезащитный крем.
— Так же и с Фагерё. Фагерё тоже… как бы это выразить… не взаправду. Все ведь знают, что в этой стране давно уже нет полицмейстеров. И кечи давно не ходят в этих водах. Но главное, что мы продолжаем верить в то, что и полицмейстеры, и кечи могли быбыть взаправду.
Хуторской вымпел на флагштоке хлещет из стороны в сторону, как хвост пасущейся лошади; мы слышим гул моря, мы слышим голоса птиц. И гул рефрижераторов слышится сегодня даже в Клосе, сегодня гул разносится над всем островом.
— Сил моих больше нет, гудит ведь денно и нощно, — сказала Советница супругу Ко-Дэ Матсону на кухне Вэстерграннаса и тут же осеклась, хотя на языке у нее явно вертелось что-то еще. Резким движением она захлопнула окно, громыхнув подпоркой.
7
Взгляни на всех этих одиноких людей, / Взгляни на всех этих одиноких людей. / Элеанор Ригби умерла в церкви, / Погребена — и имя забыто вместе с нею. / На похороны никто не пришел. / Отец Маккензи возвращается с кладбища, / Стряхивая землю с рук. / Нет никому спасения. / Одинокие люди — откуда они берутся? / Одинокие люди — где их пристанище? (англ)