— Взгляните туда, — вновь показывала Элеонора. — Ведь вы давно заметили эти два прекрасных строения на востоке и западе Кана. Это и есть плата Господу за любовь. И достойная плата, замечу. Какие башни, какое изящество арок, какая мощь и в то же время легкость! Их так и зовут сейчас — монастырь Ом и монастырь Дам. И они подлинное украшение Кана. А ведь некогда тут было простое поселение язычников норманнов, теперь же — столица! Ну а выигравшие свой спор за любовь Вильгельм и Матильда долго и счастливо прожили в браке. Малютка Матильда родила супругу десять детей и всю жизнь оставалась любимой и почитаемой. Вильгельм никогда не изменял ей, всегда считался с ее советами, и она правила с ним как истинная владычица. И поэтому… — Тут из груди Элеоноры вырвался вздох. — Поэтому, став супругой их потомка, я решила, что именно тут мое место. Чтобы память о той их любви благословила и наш с Анри брак, чтобы дитя, какое я ношу, — она смяла складки китайского шелка на животе, — родилось тут, в молодом городе любви, и чтобы…

Она неожиданно умолкла, и на лицо ее набежала тень сомнения.

— Знаете, сударыня, говорят, что после смерти Матильды Вильгельм словно лишился своего ангела-хранителя, стал вспыльчивым и жестоким, настоящим тираном. Вот и я бы хотела стать таким ангелом для моего Анри. А потом… когда мы исчерпаем чашу нашей жизни, я бы тоже осталась с ним. Как Вильгельм и Матильда. Видите величественную церковь в монастыре Ом? Это собор Святого Стефана, и именно там покоится прах Вильгельма. Подле Матильды. Построенная в ее честь церковь Святой Троицы в монастыре Дам, — опять взмах руки в сторону аббатства, — стала местом ее последнего успокоения. И уж поверьте, ее могила куда роскошнее и внушительнее, чем у великого завоевателя.

Она повернулась к саксонке. Ее освещенные солнцем зеленые глаза золотисто искрились.

— Вам понравился мой рассказ?

Милдрэд отвела в сторону развевавшуюся голубую вуаль.

— А что стало с тем саксом, которого по доверчивости полюбила Матильда?

— С Брихтриком? Ничего хорошего. Матильда не простила ему предательства. И позже, когда она управляла Англией, во время отсутствия супруга Матильда без суда конфисковала владения Брихтрика, а его самого бросила в тюрьму. Там он вскоре и умер. Поговаривали, что покончил с собой, приняв яд.

— Это справедливо, — произнесла Милдрэд сухим колким тоном. — За поруганную любовь надо мстить!

— Ну, это если больше нечем заняться, — отмахнулась Элеонора.

Она произнесла это беспечно, однако Милдрэд неожиданно показалось что-то наигранное в ее ответе, потому что за легкостью таился страх. И тогда она сказала то, что знала сама: из десяти детей Вильгельма и Матильды мало кто выжил, да и тех постигла не самая счастливая судьба. А сам Вильгельм умер в мучениях от полученной раны, в последний час его все покинули. Когда же единственный оставшийся с ним верный рыцарь привез тело Вильгельма в Кан, то при погребении живот покойника настолько раздулся, что в какой-то момент лопнул, забрызгав кровью и гноем немногочисленных присутствующих, и они кинулись прочь, зажимая носы.

— Сейчас вы говорите как обиженная саксонка, — заметила Элеонора. Она по-прежнему улыбалась, но в глазах ее появился колючий блеск. — Саксы все еще не простили Вильгельма, вот в чем дело.

Милдрэд хотела ответить, но побоялась сказать еще что-то резкое, чего любезная с ней Элеонора не заслуживала. Зачем огорчать ее? Она счастлива, в отличие от самой Милдрэд, она вышла замуж за давно влюбленного в нее Генриха, перешагнув все неприятности, какие ей принесли развод и суровое обращение прежнего мужа.

Когда молчание затянулось, Элеонора задала вопрос, от которого саксонка вздрогнула: герцогиня неожиданно спросила ее об Артуре. Дескать, когда Анри рассказывал ей о Милдрэд, он часто упоминал и некоего юношу Артура, который спас его, потом верно служил, а после исчез. Анри говорил, что у него с этим парнем сложились столь доверительные отношения, что он долго ждал его и даже был намерен принять в свое окружение.

Милдрэд слушала, успокаивая сильное сердцебиение. Артур? Да, она понимает, о ком говорит герцогиня. Что ж, насколько ей известно, Артур и впрямь одно время стремился попасть к Плантагенету, но потом у него появились иные планы, и в итоге он выгодно женился на некой Ависе из Глочестера. Как ей ведомо, ныне они оба должны находиться в Нормандии.

К ее удивлению, Элеонора расхохоталась. Борясь с растрепавшимися на ветру волосами, она возразила:

— То, что вы говорите, невозможно. Конечно, я знаю, о какой Ависе идет речь. Анри рассказывал, что имел с ней связь во время своего последнего визита в Англию. Это было еще до того, как родилась наша любовь, и я не пеняю ему за подобное увлечение. Было бы странным, если бы такой, как Плантагенет, не имел отношений с женщинами. К тому же я знаю, что эта женщина — редкая красотка. Но это увлечение Анри уже в прошлом. Более того, пока мой супруг занят войной, я лично слежу, чтобы в Глочестер отправлялись деньги на содержание его бастарда. Так что, замужем сейчас Ависа или нет, она в любом случае не смела бы появиться с сыном в Нормандии. Нет, нет, никаких прошлых связей. Я, признаться, весьма ревнива.

Она умолкла, пронзительно посмотрев на Милдрэд, хотела что-то спросить, но тут ее внимание привлекли звуки рога, донесшиеся от главных ворот Канской крепости.

— Наверное, прибыл младший брат моего дорогого Анри — мы ждем его со дня на день. Знаете, младшего из сыновей императрицы Матильды назвали в честь ее великого деда Вильгельмом, или по-французски Гийом. Гийом Плантагенет, как величают всех в этом роду. Я и сама ныне Плантагенет, — засмеялась Элеонора, как будто прозвище в честь веточки желтого дрока ее забавляло.

А потом, уже направляясь к лестнице, сообщила, что в честь прибытия ее деверя в замке будет пир и она приглашает на него Милдрэд. Не как пленницу — как гостью. Ибо хоть ее Анри и велел саксонке быть под присмотром супруги, но сама-то Элеонора не желает, чтобы в Кане кто-то чувствовал себя уныло. Тут только счастье и веселье. Именно таким хочет Элеонора видеть свой двор.

Когда она удалилась, Милдрэд осталась на стене. Она задумчиво глядела на островерхие башни соборов Кана, на блестящую на солнце речку Орн. С чего бы вдруг этой счастливой могущественной женщине принимать участие в ее судьбе? Оказывать честь своим обществом? И милость своими приглашениями? Да, когда-то Милдрэд перевязывала раны попавшему в засаду Генриху Анжуйскому. Но ныне Милдрэд с Юстасом, и только об этом должна думать женщина, столько времени вращающаяся среди сильных мира сего и прекрасно умеющая извлекать из всего выгоду. Что ей надо от плененной любовницы их с Генрихом врага? Либо она хочет у нее что-то выведать, либо… И Милдрэд вдруг поняла, что отчаянно хочет верить в это «либо»: Элеонора просто счастлива и, как счастливый человек, готова делиться со всеми своей радостью.

В любом случае Милдрэд не отказалась от полученного приглашения, старательно готовилась к нему, умащала себя благовониями, красиво уложила волосы в тонкую, расшитую мелким жемчугом сетку, а из нарядов выбрала серебристое сюрко с горностаем. И в положенное время, когда в замке затрубил рог, она отправилась в зал канского замка.

Герцогиня Элеонора умела все устраивать с роскошью и блеском. В большом пиршественном зале горело множество свечей, столы были накрыты белыми скатертями, украшенными длинными гирляндами цветов, звучала легкая музыка. Среди блестящего общества Милдрэд сначала чувствовала себя несколько неуютно, но тут к ней подошел улыбающийся светловолосый рыцарь, в котором она не сразу распознала ранее сопровождавшего ее Реми де Гурне. Теперь Реми был чисто выбрит, отчего казался моложе, а изящество, с каким он предложил Милдрэд руку, совсем не напоминало простецкие манеры, присущие ему в пути. Реми пояснил: ни одна дама на этом пиру не должна оставаться без кавалера, и он будет счастлив, если прелестная англичанка позволит ему составить ей компанию.