Вот о чем думал новый сенешаль лондонского Темпла, но молчал: дисциплина в ордене требовала смирения. Что, однако, не помешало Гастингсу переговорить с Осто де Сент-Омером позже, когда тот наблюдал с галереи за конными рыцарями, затеявшими игру в шикан [53].
Сэр Ричард встал рядом с командором и тоже какое-то время следил за игрой. Ибо там, среди гонявших шестами толстый, свалянный из шерсти мяч конников, был и его подопечный Артур ле Бретон. Работая коленями и удилами, молодой рыцарь направлял лошадь туда, куда только отбили мяч, успевал доскакать едва ли не первым, но если его нагоняли, то не спешил смешаться с массой сталкивающихся и теснивших друг друга всадников, а выжидал удобный случай, когда мяч оказывался в стороне, и тогда ловко поддевал его шестом, направляя в нужную сторону.
— Кажется, мой Артур неплохо справляется, — заметил Гастингс. — Вы не находите, друг мой?
Командор медленно кивнул, не сводя взора с поля для игры в шикан, сейчас более похожее на раскисшее болото из-за ливших уже который день дождей. Из-за этого и лошади, и всадники были мокрыми и сплошь заляпанными грязью. И все же подобная конная забава в прецептории приветствовалась: рыцари приобретали необходимую сноровку в управлении лошадьми, учились оценивать положение противников, а заодно и расходовали так свой пыл, чтобы быть более хладнокровными в повседневной жизни и общении.
Осто де Сент-Омер медленно повернулся к Гастингсу.
— Похоже, вы даже не заметили, что назвали этого рыцаря «мой Артур». Я давно заметил, что вы излишне сильно привязались к госпитальеру.
Гастингс смутился, но стал уверять, что его расположение к бывшему рыцарю ордена Святого Иоанна основано на том, что он оценил его как способного воина, который может принести немало пользы и славы ордену Храма.
— А вы, Осто, словно игнорируете его. Мне это непонятно. Получается, что мои рекомендации этому парню ничего не значат для вас?
— Просто я вижу все несколько иначе, чем вы, Ричард, — ответил командор и опять посмотрел в сторону играющих всадников. — К примеру, вы не заметили, что манера Артура ле Бретона ездить верхом более схожа с хорошо заученными навыками, а не происходит естественно, как у тех, кто вырос в седле. Знаете, у нас существует поговорка: «Воинами становятся с детства или никогда. Тот, кто не стал воином сызмальства, годится только в священники». И, учитывая грамотность и знание латыни госпитальера, я скорее готов поверить, что его растили для монашеской стези, нежели сражаться в рядах рыцарства. Кто был его отец? Что мы знаем о нем и его роде?
— Но разве… Ведь когда я писал вам о госпитальере, вы уже кое-что разузнали о нем.
Осто де Сент-Омер прищурился, словно раздумывая. Но потом все же поведал своему другу нечто, чего тот еще не знал: оказывается, чтобы проникнуть в иной орден и узнать подноготную об интересующем их человеке, необходимо получить разрешение самого Великого магистра тамплиеров. Однако сейчас орден Храма остался без своего главы. Ибо магистр Эврар де Бар неожиданно снял с себя полномочия, решив стать монахом, а так как его преемника еще не избрали, остались неразрешенными и многие вопросы. В том числе и вопрос о дознании про Артура ле Бретона.
Гастингс задумчиво погладил свою светлую бороду.
— Да, теперь я понял, почему наш Великий магистр не выставил королю Стефану претензии, что тот, вопреки всем законам, разграбил и убил Эдгара Гронвудского, столько сделавшего для нашего братства.
— Но Эдгара Армстронга торжественно погребли в новом Темпле, — несколько сухо произнес командор. — А это великая честь для человека, давно снявшего плащ с крестом. Что вы еще хотели, Ричард? Чтобы орден объявил войну королю Англии или его сыну Юстасу?
— Я хотел бы, чтобы мы позаботились о дочери павшего собрата, — тихо, но твердо сказал Гастингс.
Лицо Осто де Сент-Омера сделалось напряженным. Он заговорил быстро и напористо: насколько ему известно, леди Милдрэд получила полагающееся ей по договору содержание, она ни в чем не нуждается и живет в замке на острове Уайт как датская жена английского принца. Да, они не венчаны, но Юстас заботится о сей леди. Что же касается ее доброго имени, то… И тут Осто перешел почти на шепот, так что сэру Ричарду пришлось склониться к нему. А услышал он странное: принц Юстас, как поговаривают, готов жениться на Милдрэд Гронвудской, и если он сразу не назвал ее своей невестой, то лишь потому, что все еще жива его супруга Констанция. Но французская принцесса не совсем нормальна, и Юстас не поднимает разговор о разводе, поскольку он сейчас в союзе с ее августейшим братом. Но рано или поздно такой вопрос всплывет. И тогда Юстас сможет жениться на женщине, которая является потомком прежних саксонских королей и которая достаточно высокородна, чтобы стать королевой. Должны ли тамплиеры стремиться вырвать девушку из рук наследника короны, когда перед ней открывается такое будущее? Уж по крайней мере никто из поступивших на службу к Юстасу саксонских танов не видит ничего дурного в том, что Милдрэд стала невенчанной женой принца, как некогда прославленная Эдит Лебединая Шея [54]. Даже то, что Юстас захватил Гронвуд, не кажется саксам преступлением, если Эдгар, как повсюду объявлено, хотел податься к чуждым в Англии анжуйцам.
— Вы не согласны с моими доводами, сэр? — произнес командор, видя, что Гастингс понуро молчит.
Сэр Ричард вздохнул.
— Мне все это не кажется исполненным чести и рыцарских идеалов.
И опять Осто де Сент-Омер сощурился, холодно и недобро. Сказал, что его собрат забывает о том, что они живут не в идеальном мире, что тут на многое надо смотреть иначе, чем учат заповеди Христовы и законы высокого рыцарства. Но они, воины ордена Храма, должны оставаться в силе, чтобы продолжать свою миссию. И для этого — что бы ни мнил его друг о высоких идеалах — следует быть богатым. Войны требуют немало денег, которых всегда не хватает. И оказавшееся в их руках богатство Эдгара послужит подспорьем для их нужд. И уж если Гастингс так переживает за дочь Эдгара, он может не сомневаться: даже если ее брак с Юстасом не состоится, тамплиеры сохранят и приумножат ее наследство, какое сия леди передаст мужу, или все достанется бастарду, какого леди Милдрэд родит от его высочества, — и такое ведь возможно. Так что, как бы ни сложилась судьба самой гронвудской леди, род конфратера Эдгара Армстронга в убытке не останется.
Осто де Сент-Омеру казалось, что он говорит разумные вещи, но его друг оставался подавленным. Тогда командор решился отвлечь его иной темой.
— Дабы вы не забивали себе голову мыслями о судьбе саксонки, я вам сообщу нечто касающееся вашего любимчика Артура. Честно говоря, у нас есть серьезные подозрения, что он никакой не Артур ле Бретон.
Это и впрямь отвлекло Гастингса.
— Как же так? Вы ведь писали мне, что такой рыцарь значился среди госпитальеров.
— Друг мой, — Осто положил ему руку на плечо, — вы забываете, что у нашего братства везде есть свои люди. И они действительно получили задание связаться с домами иоаннитов и вызнать все о рыцаре ле Бретоне. Так нам удалось выяснить нечто странное: оказывается, упомянутому рыцарю сейчас должно быть по меньшей мере за тридцать, он успел побывать в Святой земле и даже одно время находился в плену у мусульман, которые его жестоко пытали. Ответьте теперь, есть ли на теле вашего подопечного следы каленого железа? Похож ли он на человека, который прожил большую половину жизни?
Гастингс был поражен. Но в этот момент их отвлекли крики на поле игры. Оказалось, одна из команд одержала победу, судивший поло коннетабль отметил это и велел усталым и измазанным грязью соперникам прекратить игру и отвести лошадей в стойла. Но пока что радостные рыцари-победители, сблизившись на лошадях и не обращая внимания на холодный дождь, весело обнимались, хлопая друг друга по плечам. Среди них был и Артур — радостный, возбужденный, сияющий. И привлекательный настолько, что даже в грязи был исполнен некой тревожной красоты. Это трудно было не заметить, это выделяло его среди других.