Изменить стиль страницы
8.
Неоглядно и пустынно плещет ширь враждебных вод.
С жалким криком вьется в небе птиц бездомных хоровод.
Но сквозь дождь внизу, все ближе подплывает к ним ковчег
И измученные птицы камнем пали на ночлег.
         Сразу кровля ожила —
         Вся трепещет, вся бела.
         В тучах чуть сквозит закат.
         Птицы радостно шумят…
         Эгла мчится в хлев: «Эй, Хам!
         Слышишь? Птицы снова там».
         Хам вскочил, взял толстый сук
         И полез наверх сквозь люк.
         Злая, сильная рука
         Беспощадна и метка…
         Птицы бьются, не летят,
         Тонут, падают, кричат…
         Но внезапно за спиной
         Вырастает старый Ной:
         «Хам, не смей! Ты слышишь? В хлев!»
         В крике — скорбь и властный гнев…
         — Но, отец, не ты ли сам
         Столько птиц оставил ТАМ?
         Этих жалко стало вдруг?..—
         И опять заносит сук.
         «Хам, не смей!..» Как зверь ночной
         Прянул к Хаму грозный Ной.
         «Сброшу в воду!» — Замер крик.
         Быстрый взгляд тяжел и дик…
Злобно пятясь, как гиена, Хам во тьме сползает вниз.
Птицы смолкли и ложатся. Горизонт туманно-сиз.
Дождь и волны чуть вздыхают. Средь крылатых сонных тел
Ной стоял и долго-долго на гостей своих смотрел.
9.
В хлеве грязного ковчега все сильней протяжный рев.
Но со смрадом звери свыклись, теплый мрак для них покров.
Дождь и плен давно привычны. Что ж волнует темный скот?
Это вспыхнул жадный голод. Жертвы стонут — он ревет.
         Кольца влажных гибких змей
         Душат трепетных коней.
         Львы, порвав веревки пут,
         В темноте верблюдов рвут.
         У смердящих кровью стен
         Зло горят глаза гиен.
         Мяса! Мяса! Пир кишок
         Все вбирает в свой мешок:
         Белых нежных лебедей,
         Серн, кротов и лошадей,
         Сонных ласковых ягнят
         И слепых еще щенят.
         Липкий пол в крови, в пуху…
         Чей светильник там, вверху,
         Брызнув светом по стене,
         Закачался в глубине?
         Ной проснулся. Он не раз
         Шел на стоны в поздний час.
         И спускал к зверям огонь
         В тьму и воющую вонь.
         Смотрит. В старческих глазах
         Изумленье, гнев и страх…
         Молкнет рев. За рядом ряд
         Звери никнут и дрожат.
Там над кровлей где-то небо… Что им небо? Дремлет скот.
Пусть несытый дождь бушует и стучит о лоно вод.
Псы зализывают раны, львы, зевая, лижут мех.
Мертвый, теплый мрак бездумья… — Мстить слепым? Но в чем их грех?
10.
Брошен труд, томятся люди. Будь ты проклят, вечный дождь!
Ной бессилен и нестрашен — в зыбкой тьме не нужен вождь.
Вечер. Дальние зарницы мечут сноп багровых стрел.
Словно волны над плотиной — хлынул хмель плененных тел.
         Звякнул бубен. Взвыла мгла…
         Эгла факелы зажгла.
         Хам Ноаму, хохоча,
         Сбросил в светлый круг с плеча.
         Вылез Сим из шкур на свет,
         И, качаясь, Иафет,
         Выгнув стан, вдохнул в свирель
         Томно-вкрадчивую трель.
         Острый звук рванулся ввысь,
         И, ликуя, с ним сплелись,
         Заливая все углы,
         Смех, и топот, и хулы.
         Ждать? Чего? — Не стоит ждать:
         Завтра боль придет опять.
         Дни уходят… Сладок грех!
         Тела хватит здесь на всех.
         Гром? Кружитесь! Пусть гремит…
         Хмель — покров, веселье — щит.
         Иль для скорби и труда
         Пощадила их вода?
         Смех и пляска все пьяней…
         Дымно гаснет глаз огней —
         И безумные тела
         Обнимает жадно мгла.
Ной один в тоске на кровле повергается во прах.
Звери спят… и люди воют… Это было там, в шатрах!
Ветер бережно над Ноем дождь относит за корму,
И проснувшиеся птицы жмутся жалобно к нему.
11.
Дождь. Ковчег плывет в тумане, словно темный мертвый кит.
Золотой цветок надежды все бледней во тьме горит.
Безнадежность хуже смерти… Ной их взял — пусть даст ответ:
Где конец тоске и плену? Есть ли берег или нет?
         Смолк разгул, не тешит грех,
         Страх и гнет сковали всех.
         Тот же холод, та же мгла.
         Даже злоба умерла.
         Иафет с тупым лицом
         Молча ждет перед отцом.
         В глубине, как псы, за ним
         Хам, Ноама, Эгла, Сим.
         Овцы сдвинулись вкруг них.
         Ветер смолк, и дождь затих.
         Все слышней — в углу вдали
         Беспокойно стонет Ли.
         «Ной! Молчанье — не ответ…—
         Дерзко крикнул Иафет.
         — Ты нас спас — ты должен знать».
         Дождь в ответ забил опять…
         Жалким всплеском всхлипнул вал.
         Ной прислушался и встал,
         Не ответил никому
         И ушел, потупясь, в тьму.
         Овцы с блеяньем глухим
         Расступились перед ним.
         Хам плюется. Иафет,
         Словно мертвый, смотрит вслед.
Золотой цветок надежды догорел и слился с тьмой.
Равнодушно злится ветер и молчит ковчег немой.
Ли затихла и не стонет. Ной сидит вдали один,—
Вдруг Фамарь пришла и шепчет: «Ной! У Ли родился сын».