3.
Спугнув болтливый круг старух,
Под дубом в середине стана
Сим крикнул, привлекая слух:
«Кто даст секиру за барана?»
— Толстяк, ведь ты пастух. Зачем? —
Смутился Сим: «Не знаю… Надо».
— Ого, не знаешь… Спелся с тем! —
Орут. Придвинулись, как стадо.
— Смотри, бичи разбудят прыть!
Иль страх тебе заклеил губы? —
«Ной запретил мне говорить»,—
Ответил Сим, прижавшись к дубу.
— Га, запретил! Молчишь? Постой!
Морочишь стан… Дурак, а хитрый!..—
Но миг, и хлынули толпой
На зов вдали запевшей цитры.
Забыт был Сим, и Хам, и Ной,
Смех раскатился до ущелья…
Всю ночь стонал там грех хмельной,
И, словно смерч, росло веселье.
Когда же люди и скоты
Свалились на заре устало,
Над станом в гулкие щиты
Зловеще эхо застучало.
Оставив пир, толпой к шатрам
Метнулись в диком страхе крысы:
Ной с Иафетом, Сим и Хам
В горах рубили кипарисы.
4.
И днем и ночью Ной и дети
Свозили крепкие стволы.
Ослы кричали, выли плети,
Клубился душный дым смолы.
День изо дня, как сон недобрый,
Росла громада на холме,
И ночью сквозь крутые ребра
Луна сквозила в дымной тьме…
Послали самых старых к Ною:
«Народ велел спросить, зачем?»
Ной повернулся к ним спиною
И был, как мертвый, глух и нем.
Звериный гнев зажег всех в стане:
«Огней! Огней! Молчит? Так сжечь!»
Текут, как лава… На поляне
Вдали ждал Ной, прямой, как меч.
С холма неслись протяжно стуки.
Смолк крик. Как псы, бегут к нему.
Но Ной безмолвно поднял руки —
И гаснут факелы в дыму.
Проклятья, тьма, хула и стоны
Слились в слепой ревущий ад,
И дети, псы, мужи и жены
Рванулись в ужасе назад.
А сверху Хам, склонясь над долом,
В огне костров, как вепрь в крови,
Кричал им в бешенстве веселом:
«Го-го! Дави, дави, дави…»
5.
Ли, Иафетова жена,
С Ноамою, женою Сима,
Следят с холма всю ночь без сна,
Как тучи проплывают мимо.
Обняв задумчивую Ли,
Шепнула робкая Ноама:
«Постой, ты слышишь? Там вдали
Как будто крик и хохот Хама?»
— Нет, это ветер средь камней…—
«Спросила Ноя, что брать в лодку?»
— Да. В первый раз за много дней
Он улыбнулся. Кротко-кротко…
Ноама, спишь? Ах, долго ль ждать?
Как будет весело, Ноама!
Вчера мне говорила мать,
Что мы помчимся к солнцу прямо…—
«Она сама не знает, Ли,
Никто не знает, кроме Ноя».
Шептались жены, а вдали
Светило встало огневое.
В долине, в мертвой полумгле,
Как море, волновались люди:
Вверху на каменном челе
Свет солнца возвестил о чуде…
Умолкли вскрики топоров.
Что на горе? Не стены ль храма?
«Ковчег готов, ковчег готов!» —
Шепнула робкая Ноама.
6.
Из горных чащ, вдоль водопадов
Хам гнал, как скот, со свистом в плен
Мохнатых скорпионов, гадов,
Шакалов, тигров, крыс, гиен…
Не страшно! Ной сказал не много:
Как стадо коз, всю злую тварь
От паука до носорога
Пусть Хам пригонит пред алтарь.
И он пригнал. В дверях ковчега,
Когда зверье сбивалось в вал,
Под хохот падал бич с разбега
И тяжело помост стонал.
Сим гнал привычною рукою
Домашний и убойный скот.
Волнистой, длинной чередою
Шли пары мирные вперед.
И с песней из лесных ущелий
Пригнал к ковчегу Иафет
Оленей, ланей и газелей,
И всех, кто красит божий свет…
Как три реки, вливались звери
В ковчег покорною волной.
Дымилась пыль. Зияли двери.
На кровле ждал безмолвный Ной.
А там внизу ловили жены
Домашних, злых и певчих птиц,
Следя в испуге затаенном
За беглым трепетом зарниц.
7.
В последний раз к полудню Ной
Спустился к людям в дол зеленый.
В шатрах, объятых тишиной,
Укрылись вспугнутые жены.
На солнце, греясь, как ужи,
Лежали люди, тешась зноем.
Ной шел, и дерзкие мужи
Вставали в первый раз пред Ноем.
Никто молчанья не прервал,
И только мальчик зверолова
С вершины дуба закричал:
«Ной, Ной, ты к нам вернулся снова?»
Ной тихо обошел весь стан
И скорбно замер у колодца.
Сквозь мутный старческий туман
Чей образ там в воде смеется?
Не он ли звонкие кремни
Метал о воду с детским смехом,
И не к нему ль в сырой тени
Взлетали всплески влажным эхом?
Как много там таких в шатрах —
Невинных, словно цвет граната,
Но Бог велел — Ной червь и прах…
Быть может, в них зерно разврата…
Он встал, взял посох и пошел.
Кружились голуби над Ноем,
И псы, тоской смущая дол,
Следы его лизали с воем.