Изменить стиль страницы

— Ой, папочка, какой ты молодец! — визжала Шатти.

Взгляды Кори и Гэрриет встретились.

— Видишь, — сказал он. — Все вышло как надо.

Он спешился, и тут — Гэрриет потом пыталась и не могла вспомнить, как это произошло, — из толпы вдруг появилась ослепительно золотая красавица в мехах и бросилась Кори на шею. Это была Ноэль.

— Милый мой! — вскричала она. — Я так горжусь тобой!

— Мама? — удивилась Шатти. — Ты тоже была здесь?

— Я решила не выходить за Ронни, — торжественно объявила Ноэль. — Я возвращаюсь — возвращаюсь к папе, и мы снова будем жить все вместе, одной дружной семьей.

Неожиданно оказалось, что кругом полно фоторепортеров.

— Это самый чудесный день в моей жизни, — говорила Ноэль, ослепительно улыбаясь в каждый объектив.

Лицо Кори совершенно ничего не выражало.

Гэрриет почему-то не могла оторвать взгляд от Шатти, которая тянула Ноэль за шубу.

— Мамочка, ты привезла мне подарок?

— Конечно, милая! И не только тебе. — Прекрасное лицо Ноэль Белфор обернулось к Гэрриет. — У меня есть кое-что даже для твоей няни.

Гэрриет подняла голову и чуть не вскрикнула. В двух шагах от нее, стройный и элегантный, как всегда, стоял Саймон. На нем была черная соболья шуба и темные очки.

— Привет, Гэрриет, — сказал он.

— Саймон? О Боже! — прошептала она. — Откуда ты здесь?

Она машинально коснулась рукой своей щеки.

И тут Шатти пронзительно взвизгнула:

— Смотрите, смотрите, у Гэрриет вся щека в крови!

Оглядев себя, Гэрриет поняла, что кровь течет у нее из руки. Потом чьи-то испуганные лица поплыли перед ней по кругу, и она потеряла сознание.

Было темно и душно, кровь пульсировала в Гэрриет толчками, в ушах гудели знакомые голоса.

Испуганный всхлип Шатти:

— Она не умирает? Нет? Нет?

Голос Ноэль с металлическими нотками раздражения:

— Господи, нет, конечно. Это просто обморок.

Голос Кори, громкий и резкий от волнения:

— Да расступитесь же наконец! Не видите, ей нечем дышать!

Еще один голос — бархатистый, медлительный. Неужели Саймон?

— Все, малышка. Теперь все будет хорошо, я же с тобой.

Потом черная туча снова заклубилась и поглотила ее, потом начала медленно рассеиваться, и наконец, открыв глаза, она увидела склоненное над ней лицо, бледное в обрамлении собольего воротника, — лицо, которое являлось ей в снах и пропадало в кошмарах.

— Саймон, — с трудом разлепив губы, пролепетала она. — Это правда ты?

— Привет, детка. Это я. Но не разговаривай, тебе сейчас нельзя.

— Ты не сон?

Он улыбался, но его глаза блестели, словно от слез.

— Я не сон. Вот, потрогай. — Он протянул руку и коснулся ее щеки. Она повернулась, чтобы поцеловать его руку, но он сказал:

— Лежи тихо, не дергайся.

— Где я?

— Во врачебном пункте. Какой-то старый педик — наверное, самый главный здешний врач — уже перебинтовал тебе руку. Ты порезала ее о стекло часов, которые были у тебя в кармане, — наверное, слишком сильно сжала их от неожиданности, когда увидела меня. Мне, честно говоря, приятно, что я до сих пор так на тебя действую.

Кажется, что-то тут было не так, но Гэрриет в своем полубессознательном состоянии не могла сообразить что.

— Где Кори? Где дети и вообще все?.

— Хватит волноваться обо всех, — прервал ее он.

— Саймон, какой ты красивый, — пробормотала она, и он тут же расплылся в довольной улыбке.

Намочив тонкий носовой платок в кружке с водой, он начал бережно вытирать кровь с ее щеки. От платка пахло лавандой.

— Когда ты немного придешь в себя, я отвезу тебя в больницу — там тебе наложат швы.

Гэрриет проследила за тем, как он закурил сигарету и вставил ее в синий мундштук.

— Саймон, это Ноэль заставила тебя сюда приехать?

На его лице появилось обиженное выражение.

— Думаешь, я такая скотина? Вскоре после того, как я видел тебя последний раз, мы с Борзой окончательно разошлись, с тех пор я пытался тебя разыскать. Никто ничего толком не мог сказать — ни Тео, ни твоя бывшая хозяйка, ни даже родители. Про ребенка я вообще узнал только сегодня утром, когда мне позвонила Ноэль. До сих пор не могу прийти в себя: то радуюсь, что ты наконец-то нашлась, то пытаюсь представить, сколько тебе пришлось за это время пережить, и сам прихожу в ужас. Он взял ее за обе руки.

— С сегодняшнего дня я принимаю все решения за нас обоих, и я уже решил, что никуда тебя не отпущу.

Тут дверь отворилась, и в комнату вошел Кори. Гэрриет вырвала у Саймона руки и тут же обругала себя за это.

Кори был в старенькой дубленке, наброшенной прямо на полосатую розовую с серым рубаху. На пороге ему пришлось пригнуться, чтобы не удариться о притолоку.

— Ну, как дела?

Как сдержанно и прохладно, особенно после щедрой нежности Саймона.

Она попыталась сесть.

— Все хорошо. Извини, что с часами так получилось.

— За часы можешь не беспокоиться, в них надо только заменить стекло.

— Я рада, что ты выиграл забег.

На его губах мелькнула улыбка.

— Да, мы с Пифией неплохо прошли. Отлежись немного, чуть попозже я отвезу тебя в больницу.

— Я сам отвезу ее в больницу, — медлительно, словно лениво проговорил Саймон и стряхнул пепел с сигареты на пол, к ногам Кори. В этом жесте сквозило что-то дерзкое и презрительное. — Ну а после хотелось бы заехать к вам домой. Я горю желанием увидеть своего сына.

Потом в дверях появилась Ноэль.

— Кори, я отпускаю Гэрриет на выходные, — объявила она. — Миссис Боттомли не переломится, если поработает в полную силу для разнообразия. Думаю, пару дней она как-нибудь справится с детьми и Уильямом.

— Не говори ерунды, — буркнул Кори. — Гэрриет потеряла много крови. Из больницы она поедет домой и будет лежать в постели.

— Кори, — терпеливо сказала Гэрриет. — Они не видели друг друга столько времени, им надо побыть вдвоем…

— Чушь, — бесцеремонно оборвал ее Кори. — Все это было сто лет назад, теперь им даже нечего сказать друг другу.

Пока они так спорили над ее кроватью, Гэрриет становилось все хуже и хуже. Казалось, что к ней неожиданно привалила толпа гостей, а дома шаром покати. От смешанного запаха тяжелых духов, антисептика и французских сигарет у нее опять начала кружиться голова. Желтые глаза Ноэль сверлили ее холодно и безжалостно.

— Думаю, мне лучше поехать с Саймоном, — сказала Гэрриет.

Весь остальной день вспоминался потом Гэрриет очень обрывочно.

Сначала они ехали из больницы домой.

— Я заказал номер в гостинице у въезда в долину, — сказал Саймон в машине и положил ладонь на ее бедро. — Я и не догадывался, что я так сильно тебя хочу. Честное слово, я еще не встречал женщину, которая бы сходила с ума в постели, как ты.

Гэрриет вдруг почувствовала огромную усталость и подумала, что вряд ли сможет выдержать сейчас сексуальный марафон.

Встреча Саймона с Уильямом прошла совсем не так, как она рассчитывала. Уильям, красный и невыспавшийся, был в самом дурном расположении духа. Саймон немного посюсюкал с ним, пробормотал что-то нечленораздельное и явно не знал, что ему делать дальше. Он держал ребенка на вытянутых руках, как бомбу, готовую разорваться — вероятно, беспокоился за великолепную соболью шубу, — и почти сразу же вернул его Гэрриет.

Гэрриет так долго представляла себе эту встречу — эту радостную невозможность поверить в свое счастье, что действительность показалась ей ушатом холодной воды. Да, подумала она, Саймон не Кори.

Надежды на то, что ее хандра пройдет, когда она начнет собираться, тоже не оправдались. Укладывая вещи, она чувствовала себя так тоскливо, словно собиралась в ненавистную школу после счастливых каникул. В смятении она бросила в маленький чемоданчик три романа, которые хотела прочитать, и остатки снотворного, прописанного ей по настоянию Кори. Тритон и Севенокс горестно вздыхали по обе стороны от ее чемодана.