— А ну, уматывай, очковая душа.

— Размер сто на семьдесят, — спокойно продолжала Айя. Мальчиков своей группы она знала достаточно хорошо. — Бумагу я сейчас принесу. Техника по выбору. Можно и фломастерами, и карандашами, и акварелью… Тебе лучше знать.

В субботу вечером Даумант наколол на чертёжную доску чистый лист ватмана. Чёрт побери, что же нарисовать! Проще всего было бы срисовать с открытки или книги, но как-то неудобно.

Сестра с маленьким Андрисом на коленях смотрела телевизор. Широко раскрытыми глазами малыш уставился на экран, где смелый заяц гонял неудачника волка.

— Не двигайтесь минутку, — попросил Даумант и, взяв пастельный мелок, уверенными движениями сделал набросок.

Кристап по пути в свою комнату взглянул на рисунок и, присвистнув, остановился.

— Советская мадонна вместо Сикстинской, ха, ха! — это было сказано не без зависти. Примерный во всём, старший брат не имел ни малейшего таланта к рисованию.

— А почему бы и нет? — Даумант был настроен миролюбиво. — Одолжи мне свой лак для волос, чтобы мел не осыпался, — обратился он к сестре.

Зане с сожалением смотрела, как дефицитный польский лак покрывал рисунок.

— Не переживай, ещё осталось, — утешил Даумант, встряхнув баллончик аэрозоля.

Плакаты были выставлены в вестибюле училища.

Большинство групп пошли по лёгкому пути: или перерисовали отдельные фигуры с напечатанных плакатов, или вырезали их из журналов и сделали цветные монтажи. С плакатом из седьмой группы мог соперничать только плакат из второй с силуэтом бегущего ребёнка и фоне восходящего солнца. Рисунок был образным, с несомненной выдумкой, но плакат седьмой группы был более художественным.

Жюри долго обсуждало, какой группе присудить первое место, оставило его за седьмой. В награду Даумант получил большую коробку с пастельными мелками, о которых давно мечтал.

Время от времени в нём давал знать себя художник. Тогда Даумант, зажав под мышкой папку, отправлялся на берег Личупите. Набрав в консервную банку воды, он садился на обросший мхом камень и принимался за работу. Ему нравилось побыть наедине с собой, отключиться от ежедневных забот, уйти в мир фантазии, где не было ни кухни с детскими пелёнками, ни отца, утопающего в болоте алкоголя, ни заплаканных глаз матери. Через два года, нет, уже через год и восемь месяцев, он станет самостоятельным, будет прилично зарабатывать, и сможет сам распоряжаться своей судьбой. Ему исполнится девятнадцать, и если Байба согласится… Продолжать учиться он не думает, по крайней мере, в ближайшем будущем. Все эти истории, физики, литературы… спасибо, сыт по горло, хотя учителя в один голос трубят, что учение развивает ум, логическое мышление, делает человека духовно богаче и тому подобное. Что им ещё говорить? Это их работа, их хлеб. Дауманту было ясно, что зазубренные школьные премудрости через несколько лет выветрятся, как сигаретный дым.

Глаза и руки делали своё дело. На бумаге уже зеленела озимь, деревья своими голыми ветками тянулись к низким облакам, в речной глади, как в зеркале, отражался маленький голубой просвет в небе.

— Откуда он взял такие облака?

— И берёзы не там, — критиковали мальчишки за спиной.

— Прикуси язык. Это ж чемпион по боксу.

— А рисует, как девчонка.

— А ну, кыш отсюда, — не выдержал, наконец, Даумант.

Мальчишки бросились врассыпную. Какое-то время было спокойно, потом появились другие любопытные. Но особенно они его не волновали. Мальчишки есть мальчишки.

Холод пробирался за шиворот. Ветер пригнал тучи, и они быстро затянули небо. Большими холодными каплями пошел дождь. Положив рисунок в папку, Даумант поспешил домой.

Кухню до самого потолка наполнял аромат кислых щей. На плите призывно свистел чайник. Мать, улыбаясь, поставила перед сыном полную до краёв тарелку. Отец, на этот раз трезвый, смотрел хоккейный матч между рижским «Динамо» и московским «Спартаком».

— Г-о-о-л! — раздался из соседней комнаты крик брата. — Молодец, Балдерис!

С тарелкой в руках Даумант присел рядом.

— Кто выигрывает?

— Наши ведут.

— Шайбу, шайбу, — орала публика.

Приятное тепло разлилось по всему телу. Даумант погрузился в семейный уют. Нечего пищать: ему совсем неплохо живётся. Леону гораздо хуже. И Байбе тоже. А разве Том в своём шикарном особняке всегда счастлив?

— Г-о-о-л! Пять три в пользу наших. Ещё пять секунд до конца игры. Три, две… По-бе-да! — спортивный комментатор ликовал вместе с тысячеголовой толпой болельщиков.

Однажды субботним вечером Даумант сидел рядом с комнаткой вахтёра. Занятия закончились, кабинеты заперты, помещения прибраны. Из спортивного зала доносится песня ансамбля девушек.

Последняя репетиция. Завтра финал телевизионного конкурса.

— Не чисто. Альты ещё раз.

Песня начиналась снова.

— Ритм, ритм, Байба, ку-ку, не мечтай. Устали, да? Сядем на минутку, передохнём.

Громкий взрыв смеха. Даумант не выдержал и заглянул в зал.

— Байба, ты не ушиблась? Помните, Эрика тоже упала. Наверно, стул тот же самый. Отставьте его в сторону.

— Девочки, какой со мной вчера случай был! Слышу, кто-то скребётся у двери. Открываю — кот, огромный, пушистый, хвост трубой. Смотрит на меня своими зелёными глазищами и мяукает. Обошел квартиру, потом устроился на диване и замурлыкал. Наш терьер Джерри смотрит, в глазах ненависть и дрожит от злости: как этот чужой бродяга осмелился хозяйничать в его владениях?

Руководитель ансамбля Барбара Осе понимала: девочкам надо отвлечься.

— Отдохнули? Встаём. Второй куплет без вступления. Три-четыре и…

— Что ты здесь торчишь? — спросила гардеробщица. — Почему не идёшь домой?

— Т-с-с-с, — Даумант приложил палец к губам. — Слушаю бесплатный концерт.

— А-а-а, — протянула тётушка и, шаркая ногами, обутыми в старомодные боты, вышла на улицу.

«Ну сколько можно одно и то же!» — начал проявлять нетерпение Даумант.

— Причешитесь получше, платья погладьте как следует, туфли не забудьте. Инта, ты слышишь? На вас будут смотреть сотни тысяч зрителей.

— У меня ноги подкашиваются, как подумаю об этом. Сам Гвидо Кокаре руководит ансамблем девушек из Огре. Где нам с ними тягаться?

Девочки, без умолку болтая, направились к выходу.

— Байба, — позвал Даумант. — Я хочу показать тебе кое-что, не пожалеешь.

— Что же?

— Секрет. Идём.

Холодный воздух ударил в лицо. Байба плотнее обмотала шею шарфом.

— Ну и зимушка в этом году. Мороз да мороз. Надоело.

Белый, недавно выпавший снег хрустел под ногами.

— Как будто жалуется на что-то, — задумчиво сказала Байба.

— Дай свою сумку и сунь руки в карманы.

— А ты?

— А у меня варежки тёплые. Мама связала.

Деревья и кусты на берегу канала цвели белыми пушистыми цветами из инея. Ветки плакучих ив напоминали застывшие водопады.

«Если б можно было эту красоту нарисовать!» — тайком вздохнул Даумант.

Белоснежные узкие улочки и домики старой Риги выглядели празднично нарядными. Часы Петровского собора пробили шесть раз.

У Дворца пионеров Даумант остановился.

— Вот и пришли.

— Ты что, снова в пионеры собираешься вступать? — засмеялась Байба.

— Сейчас увидишь.

Даумант взял Байбу за руку и повёл вверх по лестнице.

— Ай!

В ярком свете прожектора на них смотрела мохнатая бычья голова, пламенели летние цветы, волновалось пшеничное поле с золотистыми колосьями и синими васильками. Чуть дальше отражались в Даугаве дома старого города. Тихо звучала музыка Раймонда Паулса, знакомая и близкая, как народная песня.

— Автор этих гобеленов — Эдите Вигнере, сестра Раймонда Паулса, — шептал Даумант. — Что брат выражает в музыке, то сестра красками в своих гобеленах.

— Какой бы ты выбрал себе?

— Этот, — Даумант указал на триптих под названием «Вселенная».

В чёрном космическом пространстве серебристо мерцали далёкие галактики. На полу у ног наша зелёная Земля с горами, низинами, голубыми водными просторами. И, наконец, вершина творения природы — мужчина и женщина на цветущем лугу.