ГЛАЗА НОРРИСА

Пообедали, приняли душ и, обновленные, вернулись к своим заботам. Детлеф протер лопасти техническим спиртом, подсушил лампой и промазал смолой. Видимо, он не сумел соблюсти точную пропорцию смолы и отвердителя, состав не схватился до сих пор, хотя уже прошло часов пять. Не везет так не везет.

Зато повезло в другом. Рашад, уехавший с утра в Басру, вернулся с четырьмя большими кусками кожи. Обтянем кожей уключины, наложим кожаные кольца на стержни рулей — нашлись, кстати, драгоценные гвоздики, — будем шприцевать вазелином или оливковым маслом, и проблема с вращением весел в гнездах, похоже, смягчится.

На радостях Рашад, Асбьерн и Эйч-Пи назакрепляли кожи везде, где что-то о что-нибудь трется: весло о корму, якорь о борт.

Осталось ждать и надеяться, что эпоксидка застынет. Тогда привяжем рули — ив путь. Если завтра выйдем, послезавтра, может быть, будем в Басре.

Вечером закусили в фабричном кафе. Пользуемся возможностью сокращать кухонное самообслуживание — скоро сядем на судовой паек… Даже Норман, которого мучает лихорадка, не устоял перед перспективой поужинать на суше, пошел в кафе вместе с нами и там не жаловался на отсутствие аппетита.

Он бодрится, но ему явно не по себе и от болезни, и от сознания причастности к нашим бедам. А меня гложет совесть: зря я на него вчера накричал.

Он ведь не со зла, не по умыслу — искренне старался сделать как лучше, да и после драки кулаками не машут, и вовсе ни к чему нам, ветеранам «Ра», прилюдно устраивать друг другу сцены.

КОНСОРЦИУМ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Словарь гласит: «Консорциум — соглашение, заключенное несколькими монополистическими синдикатами для осуществления определенной финансовой операции».

Подчеркиваю — финансовой.

С момента, когда Хейердал подписал контракт, он имел дело не с друзьями-доброжелателями — к тому же трагические жизненные перипетии вынудили Лёнарда Эренборга отойти от дел, — а с объединением пайщиков, рискнувших капиталами и настроенных эти капиталы с лихвой вернуть.

Участники консорциума хотели за свои деньги получить такой фильм, какой им нужен. Число и умение приглашенных Туром кинооператоров их удовлетворяло, но все же они решили дополнительно подстраховаться. Питсбургское телевидение зарезервировало в экипаже место для своего полномочного представителя.

Так у нас появился Норрис.

Он Туру не подчинен, формально от него независим, его труд оплачивает телевизионная компания — этакий вольноопределяющийся на борту. И есть у него камера, синхронная, с дистанционно управляемым магнитофончиком — по слухам, в прошлых экспедиционных поездках Норриса она поработала достаточно, ловко фиксируя на потребу публике житейские трения и психологические неурядицы.

Не знаю, не знаю… Ничего плохого не хочу и не могу сказать о Норрисе, уважаю его, но глаза!.. Какие инструкции ему даны, что он намерен запечатлевать своей камерой?

Поживем — увидим.

В ХЛОПЬЯХ ПЕНЫ

Пишу и наблюдаю, как по реке на нас движется пена каустика и останавливается между нами и мотоботом. Афродита из этой пены отнюдь не родится. Что будет с нашим бедным камышом?! Слой химически активной мерзости толщиной в сантиметров десять! Взяли с Рашадом бамбучины, оттолкнули «Тигрис» от мотобота, разогнали пену, словно покрутили мешалками в котле, где кипятится большая стирка.

Очень скучаю по Ксюше, маме, детям. Прикрепил к потолку хижины их фотографии и перед сном с ними разговариваю. Они спрашивают: «Как тебе плывется?» Отвечаю: «Сами видите».

Иду спать.

ОТ ЭПОКСИДКИ К МОРИЛКЕ

Утро тихое и спокойное. Встал, умылся, побрился — и на берег, проведать злополучные рули. Они безмятежно возлежали на козлах. На одном смола высохла отлично, на другом превратилась в какую-то вязкую массу и сползает слоями. Опять думать, что делать.

Собрался консилиум. После долгих споров здешние хозяева, немецкие инженеры, уговорили нас очистить лопасти от всего лишнего, покрыть их морилкой и поверху — расплавленным битумом.

Разбили стекло и принялись осколками соскребать то, что вчера намазывали. Затем немцы покрыли дерево морилкой, развели костер под бочкой с битумом и капитально пропитали им лопасти.

Эйч-Пи и Асбьерн привязывали кожу к вилкам, а Карло с Германом ставили бамбуковые стойки для бортового ограждения — на «Тигрисе» должны быть леера, без них в океане опасно.

Около часу дня подошел кран и помог нам вернуть весла на место. Наступила наша с Карло очередь — закрепили их сверху и снизу и попробовали, как движутся. Спасибо Диме и его топору, система работает почти идеально — почти, потому что конструкция уключин прежняя, хоть и улучшена кожаными обкладками, образовавшими род подшипников.

Нижние уключины немного велики, но, думаю, до Бахрейна во всяком случае весла нам огорчений не доставят.

ЧЕТВЕРТЫЙ СТАРТ

В 13.30 горячо поблагодарили хозяев и покинули территорию комбината. Ветра совсем нет, и нас тащит мотобот, но все же для красоты подняли парус, хотя он совершенно бесполезен и лишь тормозит наше движение.

Рули действуют превосходно.

Проплываем мимо маленьких деревень, люди с берегов машут нам и что-то кричат, по бортам — заросли камыша и прекрасные пальмовые рощи.

Тур призывает: «Любуйтесь, пока можно, скоро река станет совсем грязной, водяные буйволы исчезнут, и крестьяне вынуждены будут уйти в города».

А Карло добавляет: «Семьсот лет назад, путешествуя здесь, Марко Поло назвал эти края страной фиников, а Басру — их столицей».

Все успокоились, расслабились, затишье, безделье… Пойду совершу то, что давно надо бы: разберу некие укладки, привезенные мной из Москвы.

«КОСМИЧЕСКИЙ ЗАВТРАК»

Летом, когда друзья-медики помогали мне формировать спецаптечку, кто-то из них пошутил, что, мол, космонавтское слабительное действует только при космонавтском рационе. «А что, это мысль! Нужен, пожалуй, полный комплект!» Почти сразу выяснилось, что сия мысль пришла в голову не одному мне и не в связи с пищеварительным юмором.

Во Всесоюзном научно-исследовательском институте консервной промышленности мне подарили образцы продукции, разработанной для полетных нужд: две суточные дозы на одиннадцать человек, совсем немножко, чтоб попробовать.

Признаться, я про этот свой сувенир не то чтобы забыл, а считал, что доставать его еще не время. Но вчера, чаевничая на борту после кафе, мы развлекались, декламируя рекламный текст на банке шведского черносмородинового сиропа. Тур провозглашал пафосно: «Пейте наш сироп, и жизнь будет сладостна!» — и я похвастался, у меня, дескать, тоже есть с собой сироп. «Где, какой, поделись!» — так возникла идея «космического завтрака», к которому сейчас готовлюсь.

Тубы с борщом, творогом, крохотные, на один укус, буханочки, чтобы не сорить крошками в невесомости, сублимированная клубника, кофе, индейка — индейку прибережем к Новому году, — опять же сироп…

РАНОВАТО…

Мне казалось, перспектива все это распробовать вызовет общее одобрение. Но вдруг Детлеф начал капризничать: «Что это за рационы, подумаешь, ничего особенного, обыкновенные консервы». Я вступился за честь отечественной промышленности, стал объяснять: консервы, да не те, повышенной калорийности, особым способом приготовленные. «Не уверен, — твердил Детлеф. — Кому как, а мне такая еда не по душе».

Догадываюсь, в чем дело. Во-первых, Детлефа никак нельзя причислить к преданным друзьям моей страны; во-вторых, последние дни он регулярно дает понять, что он не кто-нибудь, а капитан «Тигриса», ближайший, наряду с Норманом, помощник и заместитель Тура. Борется за субординацию. Ну и, в-третьих, характер…

Огорчает, однако, меня другое. Больше, чем Детлефом, я недоволен самим собой. Я ведь всерьез обиделся. Надулся, запереживал — короче, реагировал неадекватно. Значит, налицо состояние психического дискомфорта. Допустим, я не совсем здоров, выражаясь попросту, живот болит уже который день, но это же не оправдание?