Тематика архивных документов дает нам возможность разобраться в основных функциях двора для аудиенций, представлявшего собой обширную прямоугольную городскую площадь, окруженную с трех сторон портиком, имевшим в северной части возвышение для царского трона. Здесь дворцу передавались доходы в золоте и серебре, здесь же собирались караваны для доставки изделий из ткани, выдавались пайки гонцам, которых посылали в чужие страны.
Царский дворец в Эбле занимал значительную территорию, имел вид целого архитектурного комплекса и был расположен в южной части акрополя на юго-западных и западных склонах холма. Весь центральный комплекс дворца был расположен в акрополе, а другие — ниже его».
Далее П. Маттиэ писал, что «в западной части этого двора были построены складские помещения, а в северной части возведены контрфорсы в виде крыльев. Археологи обратили внимание на возвышение в этой части двора и высказали предположение, что оно было возведено для царского трона. Рядом с этим возвышением находились складские помещения для продуктов. В них вела дверь, через которую можно было подняться на парадную лестницу с четырьмя маршами.
Парадная лестница была богато украшена инкрустированными раковинами в виде различных видов цветов.
В восточной части двора имелся вход в административный комплекс дворца.
Когда ученые прочли таблички, то поняли предназначение двора аудиенций. Там принимали положенную для царской семьи дань, формировались торговые караваны в близкие и дальние страны, гонцы получали воду и питание для дальних переходов.
Ученые обратили внимание на украшения внутренних стен двора — разнообразные панно из золота, лазурита, дерева, известняка. В цокольном и втором этаже были обнаружены различные ценные предметы.
В южной части дворца были расположены у самого подножия акрополя и не отличались размерами небольшие комнаты и дворик.
В самом большом из этих помещений было возведено возвышение. Здесь нашли три глиняные таблички где рассказывалось о, хозяйственных делах, и приводились экономические выкладки. Когда все эти комплексы были изучены, то о них можно было говорить более обоснованно.
Прежде всего хотелось бы отметить тесную связь комплекса с самим городом и его неизолированность, неотделенность от всего города, а наоборот, его тесную увязку с городскими сооружениями, всем городским ансамблем».
Профессор П. Маттиэ детально описал дворцовый комплекс. «В градостроительном аспекте большое дворцовое сооружение было решено не как замкнутый комплекс, полностью отделенный от самого города, а напротив, как четкий по своей структуре и по своему плану организм, связанный с городом открытым пространством и сам входящий в городскую черту.
Двор для аудиенций является функциональной частью дворцового комплекса, хотя в пространственном отношении он находится вне дворца. По существу, он служит связывающим звеном между дворцом и городом, является частью того и другого, будучи весьма оригинально решен одновременно как городская площадь и как двор. Царский дворец не воздвигался как нечто целое по единому проекту, его строили, приспосабливаясь к исторически предшествующим топографическим особенностям акрополя и к последствиям ужасных разрушений самого акрополя у его подножий. Сложность архитектурного сооружения и является следствием такого характера планировки. Его высота составляла минимум два этажа, не считая цокольного, в плане же обнаруживается целый ряд разнообразных пространственных решений, которые явно ни в чем не подчиняются типологическим схемам, а обусловлены необходимостью приспосабливаться к топографии местности.
Художественный вкус архитекторов города проявляется в манере оформлять пространство и подчеркивать монументальность. Так, портик высокого северного фасада во дворе для аудиенций был снабжен боковыми крыльями, которые предназначались, конечно, для придания устойчивости всему сооружению, но вместе с тем давали тень и на углах прерывали лоджию, которая, несомненно, тянулась вдоль всех четырех сторон двора.
С градостроительной точки зрения обширное пространство двора для аудиенций, бесспорно, является ключевым пунктом в структуре города ввиду оригинальности его решения, которая заключалась в ясно выраженной многозначности этого двора; в то же время он был внешней границей между двором и городом и внутренней территорией города, и по своему характеру ничем не походил ни на дворцовый внутренний двор, ни на городскую рыночную площадь.
Трудно усмотреть реальную почву для сопоставления с дворцом в Кише, городе, что находился в Месопотамии и который к тому же более чем на сто лет старше дворца в Эбле и включал в себя самое меньшее три блока, из которых сохранились только два. Эти блоки располагались вдоль двух сторон открытого пространства, откуда шли входы в оба блока, а вдоль одной из сторон проходил портик с колоннами из сырцевого кирпича. Кроме того, во дворе, в центре большого помещения самого крайнего блока, было четыре колонны, размещенные вдоль одной оси; такое расположение напоминает систему из двух колонн в большом помещении административного комплекса в Эбле.
Оба блока дворца в Кише, вне сомнения, воздвигались по единому простому проекту, что типично для архитектуры Месопотамии, но не для обычной строительной практики в Эбле.
Тем не менее вполне возможно, что в обоих названных центрах, пусть даже по-разному, проявились следы древней традиции оформлять колоннами связанные с дворцовыми зданиями пространства, предназначаемые для определенных целей. Вполне возможно, что этот стиль в архитектуре пришел и в Киш и в Эблу из южного города Месопотамии — Урука».
Документы Эблы свидетельствуют о том, что нападения врагов были неожиданными и исключительно разрушительными. Но судьба все же сохранила для наших современников превосходные произведения древних эблаитских мастеров. Среди них горельефные изображения мужских фигур, мозаичные фризы с изображением различных животных, мужских и женских головок круглой скульптуры.
Профессор П. Маттиэ отмечал, что «…основу панно, несомненно, составляли деревянные плиты, на которых, видимо, были вырезаны рельефы, изображающие непокрытые части тела людей; вся одежда и все головные Уборы были выполнены в высоком рельефе из известняка, а прически вырезаны на лазурите или стеатите. На мозаичных фризах фигуры были выполнены либо в технике интарсии (интарсия — деревянная отполированная инкрустация, составленная из разноцветных кусочков дерева различных пород), особенно в случае маломерных композиций, либо составлены из различных подобранных друг к другу кубиков и частично облицованы.
Фигурки, как правило, составлялись из известняковых кубиков, а для фона обычно использовались разные материалы, из которых наиболее употребительны были лазуриты и красноватый камень. Круглые скульптуры по способу изготовления скорее всего не слишком сильно отличались от комбинированных панно и от фигурки быка с человеческой головой из дерева, золота и стеатита, которая была, вероятно, фрагментом украшения какой-то мебели и которую удалось полностью реконструировать. Бюсты и головы, очевидно, тоже комбинировались с сердцевиной, деревянной основой, к которой крепились плоской стороной стеатитовые изображения причесок, головных уборов, выделанные из других твердых камней и, быть может, покрытые золотом деревянные резные изображения лиц.
Остановимся теперь на тематике этих произведений. На комбинированных панно были изображены различные люди — одни в профиль, с непокрытой головой, другие в фас, с характерным тюрбаном на голове. Одеты они были в классические шерстяные юбки с фестонами, за исключением одной фигуры, облаченной в мантию.
От панно сохранились куски, на которых, в частности, изображены известняковые юбки; куски собраны по большей части во внутреннем дворе и в самом большом помещении административного комплекса, где, очевидно, эти панно и крепились к стенам. Панно, безусловно, различались по размеру — об этом свидетельствует разная величина юбок, самые большие могли принадлежать фигурам высотой 35–40 сантиметров, а самые мелкие — фигурам не выше 15 сантиметров. Сравнив эти остатки с интарсиями, где в фас изображен человек с секирой у груди, в мантии с шерстяными фестонами и в высоком тюрбане со свисающим сбоку хвостом, а также сопоставив их с оттисками цилиндрических печатей, на которых воспроизведен тот же персонаж, мы приходим к мысли, что эта крупная фигура относится к эблаитской иконографии царя, атрибутом которого являлись тюрбан и секира.