— Неправда! Я бы не прочь.

Хмурый наливает коньяк в два бокала, но мне дает только один. Держится он с поразительным самообладанием, но по мрачному огню в глазах я догадываюсь, что лишь хорошее воспитание не позволяет ему поднять руку на женщину. Превозмогая себя, он даже улыбается.

— Не исключено, что мои секретные дела преследуют ту же цель, что и твои безумные выходки. Пожалуй, мы могли бы объединить усилия и действовать сообща. Но если эта цель тебе не по нраву, я мог бы просто помочь тебе — исключительно по доброте душевной.

Вольготно устроившись в кресле, я демонстративно отставляю бокал с коньяком.

— В таком случае прогуляйся к Шефу и сообщи ему, что по приказу Йона Хольдена убиты Марион Терон и Арджил, а в данный момент его киллеры охотятся за мной.

Даниэль тоже садится. Залпом опрокидывает свой коньяк и молча переваривает услышанное. Поскольку и я молчу, он вынужден заговорить первым:

— Ты уверена, что это Марион?

— Абсолютно. Ну и что ты теперь намерен делать?

— Обожди, — он делает успокоительный жест. — Я должен обдумать твое сообщение.

— Чего тут раздумывать?

— Есть у тебя минута? — Хмурый одаряет меня подкупающей улыбкой.

— Есть.

— Ну тогда помолчи минуту.

— Слыханное ли дело! — апеллирую я к небесам, вернее, к потолку. — Сам всю плешь проел мне, чего, мол, я молчу, а теперь требует попридержать язык.

Даниэль пропускает мои слова мимо ушей. Озадаченно качая головой, он хватается за телефонный аппарат, но затем, передумав, кладет трубку на место. На лбу его прорезаются морщины, которых я прежде не замечала.

Надо бы взглянуть, что творится в спальне. Подумать только, каких результатов можно достичь с помощью всего лишь автоматной очереди. Двум вагонам мышей не наделать таких основательных разрушений. Разорванное в клочья и пропахшее порохом постельное белье я сгребаю в охапку и запихиваю в мусорное ведро. То, что открывается взгляду из-под снятого белья, тоже зрелище не для слабонервных. Невольно задаешься вопросом, как теперь использовать изрешеченную кровать. Разве что в качестве дуршлага.

Что ни говори, а пора бы уже завалиться на боковую. Но взломанную дверь-то не запрешь! Безвозвратно канули в прошлое добрые старые времена, когда все двери в квартире были настежь и никого это не волновало. Мне вспоминается, как Даниэль впервые пришел ко мне и в темноте пытался нащупать сонную артерию, чтобы узнать, жива ли я. Ну разве не трогательно?! Я возвращаюсь к Даниэлю.

Вскинув взгляд, он протягивает ко мне руки, и я не задумываясь усаживаюсь к нему на колени. Обнимаю его за шею, он прижимает меня к себе и тихонько бормочет на ухо:

— Я готов благодарить небо за каждый час, проведенный с тобой. Другой такой одержимой отродясь не встречал. Твоя храбрость граничит с безумием, а это уже опасно для жизни. По списку убитых я вычислил твоего информатора. Любош Хольден, верно?

— Браво! Только он ведь тоже исчез с горизонта, и боюсь, мы рискуем наткнуться на еще один хладный труп.

— Даже Йон Хольден не все может себе позволить.

Я в упор смотрю на Хмурого.

— Где спрятан Нелл?

— Нелл? — медленно переспрашивает он, и я понимаю, что соврать у него сейчас язык не повернется, но и правды мне не узнать.

Даниэль обнимает меня за талию и прижимается губами к моим губам. Поцелуй длится нескончаемо долго, ну да нам не к спеху, и так вот-вот рассветет. Едва я успеваю подумать, что Хмурый испытывает меня на прочность, как он, оторвавшись от моих губ, поднимает меня и несет в спальню, где бережно укладывает на постель. Оказывается, после столь суматошного дня на некоторые вещи смотришь сквозь пальцы. А может, взять патент на пороховой запах как стимулирующее средство в сексе?

Амбалы клянутся-божатся, будто вломились с целью ограбления, меня они знать не знают и никто им не заказывал мое убийство. На вопрос, для чего грабителям автоматы, последовали сбивчивые объяснения. Усталому сыщику очень скоро осточертели оба киллера — и поодиночке, и вместе взятые. Когда мы с ним остаемся с глазу на глаз, сыщик, прихлебывая полуостывший кофе, устремляет на меня измученные, воспаленные глаза.

— К тебе у меня тоже есть несколько вопросов… Как мне прикажешь поступить?

— Поверь нам на слово, — советую я.

Преувеличенно суетливыми движениями он перекладывает с места на место протокол допроса, затем жестом фокусника сметает его в стол и указывает мне на дверь. Дважды меня просить не приходится, и уже на пороге я слышу негромкий голос коллеги:

— На твоем месте я бы поостерегся очередных «грабителей».

Спасибо, до этого откровения я и сама додумалась. Паршивое, однако, ощущение: где бы ты ни был, чем бы ни занимался, постоянно ждать — вот сейчас, здесь… Того и гляди, сунут взрывчатку в машину, швырнут гранату, скосят автоматной очередью. Пристрелят в упор из пистолета, подсыплют яду, пырнут ножом…

Чтобы заглушить страх, я пускаюсь во все тяжкие и опять начинаю мутить воду. Утром за чашкой кофе я изложила Даниэлю смысл своей просьбы к Джой Крафт, значит, это колесико уже завертелось. Теперь, дабы окончательно подтвердить свою репутацию гениального сыщика в юбке, решаю доказать, что Шеф был совершенно прав, поручив именно мне, и никому другому, идентифицировать неопознанную утопленницу. Мое заявление о том, что убитая — Марион Терон, вызывает эффект разорвавшейся бомбы.

Вдаваться в подробности я, естественно, не могу. Рада бы, мол, назвать убийцу, но мотив не ясен, и коллеги делают вид, будто верят этой отговорке. Впрочем, сейчас не до мелочных придирок: обнаружен изуродованный труп Арджила Раффина, и всеобщему возмущению нет предела, ведь с учетом покушения на меня в списке жертв уже три сотрудника полиции. А тут еще «Ю» подлил масла в огонь. Прошлой ночью, пока я резвилась с амбалами, наш народный герой снова завалил город листовками. Их сенсационное содержание наводит ужас и кажется поистине невероятным. Перечисляются поименно лица из руководства полиции, прокуратуры и министерства юстиции, повинные в коррупции и преступном пособничестве. Призванные служить делу справедливости и правопорядка, эти деятели берут под свое крылышко крупных гангстеров, уничтожают или подтасовывают улики, стремятся замять дела, всячески мешают следствию, способствуют побегу арестованных преступников или организуют их убийство в тюрьме, чтобы спрятать концы в воду.

«Ю» подчеркивает, что это не голословные обвинения. Он располагает неопровержимыми доказательствами в виде магнитофонных и видеозаписей, письменных документов и фотоматериалов, каковые в ближайшие дни будут обнародованы.

Сногсшибательная новость воспринимается по-разному. Простой народ откликается с воодушевлением, радиостанции стараются придерживаться фактов и избегают комментариев. Газеты пока не успели отреагировать, а в обшарпанном здании, где я имею счастье — или несчастье — трудиться, царят полнейшая растерянность, шок и… затаенная надежда. Люди пересказывают друг другу содержание листовок, но не дают своей оценки.

Чуть позже, пораскинув мозгами, коллеги рискуют высказать предположение, что страшная гибель Марион Терон и Арджила Раффина каким-то образом связана с разоблачением полицейской верхушки, а покушение на меня объясняется тем, что я опознала погибшую.

Я остерегаюсь высовывать нос за порог своей конторы, хотя, сдается, на меня сейчас всем наплевать, поскольку мою разоблачительную деятельность затмила очередная бомба «Ю». Но нет, оказывается, я ошибалась. Приходит Шеф и ведет меня за руку на самый верхний этаж. Пышные ковры и целая пальмовая роща в кадках, три секретарши в приемной. В роскошном кабинете, где свободно можно устраивать рыцарские турниры, нас поджидает элегантный господин, пользующийся персональным лифтом и прочими благами положения, царь и бог нашего ведомства.

Толстыми пальцами он подцепляет листовку и издали показывает мне.

— Что вам известно об этом? — Он сверлит меня взглядом.

— О чем именно?