— Куда теперь?

— Я собираюсь выпить.

— Я с тобой!

— А разве ты не должна продавать подлинники Олафа Свенсена этим милым туристам?

— У меня работает молодая студентка, Ома может заняться немцами. — Она резко развернула машину — А я лучше займусь гобой.

Они поехали к Педро, немного дальше по дороге. Педро поставил несколько столов и стульев на широком тротуаре, и они сели в тени дерева. Джордж заказал пиво себе и коньяк для Фрэнсис.

Она сказала:

— Дорогой, что-то ты вдруг стал трезвенником.

— Меня мучит жажда.

— Надеюсь, ты не слишком страдаешь.

Она потянулась за письмами, торчащими из его кармана, и, положив их перед ним на стол, попросила:

— Вскрой их.

— Зачем?

— Затем, что я любопытна. Я хочу знать, что пишут в письмах, особенно если это чужие письма. Мне не нравится думать, что они благочинно старятся, как хорошо воспитанные пожилые дамы. Вот… — Она взяла нож с небрежно накрытого стола и вскрыла конверты. — Теперь все, что тебе остается сделать, — достать их и прочитать.

В угоду ей Джордж так и сделал. В первом содержалось письмо из журнала о яхтах, и в нем говорилось, что ему заплатят восемь фунтов и десять шиллингов за статью, которую он им послал.

Он передал письмо Фрэнсис, она прочитала его и обрадованно произнесла:

— Ну вот, что я говорила? Хорошая новость.

— Лучше, чем ничего. — Он вынул второе письмо.

— А о чем статья?

— О самоуправляемом рулевом механизме.

Она похлопала его по спине:

— Ну какой же ты умница… А это от кого?

Это было от его издателя, но он уже читал письмо и не слышал вопроса.

« Джорджу Дайеру,эсквайру,

клуб «Наутика», Сан-Антонио,

Балеарские острова, Испания.

Уважаемый мистер Дайер, за последние четыре месяца я написал Вам не меньше пяти писем в надежде, что Вы пришлете нам хотя бы некоторого рода резюме на вторую книгу, продолжая начатое «Фиестой в Кала-Фуэрте». Я не получил ответа ни на одно из них. Все письма были адресованы на клуб «Наутика» в Сан-Антонио, и я начинаю думать, что, возможно, Вы там больше не проживаете.

Как я указывал Вам, когда мы согласились опубликовать «Фиесту в Кала-Фуэрте», очень важно на этом не останавливаться, если мы хотим поддержать интерес публики к Вам как к писателю. «Кала-Фуэрте» пользуется спросом, и мы готовим ее третье издание и ведем переговоры о издании ее также и в мягкой дешевой обложке; но мы должны как можно скорее получить Вашу вторую книгу, если Вы не хотите, чтобы объем продаж снизился.

Очень жаль, что мы не смогли встретиться лично и обсудить данный вопрос, но мне кажется, когда мы соглашались опубликовать «Фиесту в Кала-Фуэрте», я четко объяснил, что мы можем это осуществить только при условии, что она явится первой книгой серии, и я был уверен, что Вы это поняли.

В любом случае буду Вам признателен за ответ на это письмо. Искренне Ваш, Артур Ратлэнд».

Он дважды перечитал письмо и затем бросил его на стол. Официант принес напитки, и пиво было таким холодным, что высокий стакан покрылся капельками воды, а когда он взял его рукой, то почувствовал настоящую боль, как будто дотронулся до льда.

Фрэнсис спросила:

— От кого это?

— Прочти.

— Я не хочу его читать, если ты этого не хочешь.

— А, прочитай.

Фрэнсис стала читать, а он пил пиво.

Она дочитала до конца страницы и сказала:

— Да, по-моему, паршивое письмо. Кто, он думает, он такой?

— Мой издатель.

— Ради всего святого, у тебя ведь нет контракта!

— Издатели не любят писателей, написавших лишь одну книгу, Фрэнсис. Они хотят или совсем ничего, или непрекращающийся поток.

— Он писал тебе раньше?

— Да, конечно, писал. Он достает меня месяца четыре или пять. Вот почему я перестал распечатывать письма.

— А ты пытался писать вторую книгу?

— Пытался? Я нажил себе грыжу от потуг. О чем, черт возьми, мне ее писать? Я написал первую книгу только потому, что думал, что у меня кончаются деньги, а приближалась долгая и холодная зима. Я и подумать не мог, что ее опубликуют.

— Но ты много путешествовал, Джордж… ты многим занимался. То плавание в Эгейском море…

— Ты думаешь, я не пробовал писать об этом? Я потратил три недели, выколачивая слова на машинке, и ее было так же скучно читать, как и писать. В любом случае, это уже было. Все уже раньше было.

Фрэнсис последний раз затянулась сигаретой, а затем тщательно затушила окурок в пепельнице. Ее загорелые руки были большими, как у мужчины, ногти очень длинные и покрыты ярко-красным лаком. На запястье тяжелый золотой браслет, и когда она шевелила рукой, он звякал о деревянный стол. Она спросила, осторожно подбирая слова:

— Неужели это и впрямь такое уж несчастье? В конце концов, одна твоя книга пользуется успехом, и если ты не можешь написать вторую, то, значит, не можешь.

От причала яхт-клуба отходила яхта. С воды донеслось бряцанье якорных цепей, а на мачте поднялся парус. На секунду он обвис, но тут парень у румпеля развернул яхту, парус слегка встрепенулся, распрямился и надулся ровной натянутой кривой, яхта накренилась и помчалась вперед, где ее подхватил новый порыв ветра, и она накренилась еще больше.

Он сказал:

— Я не люблю нарушать обещания.

— Ах, дорогой, ты говоришь так, как будто это личное дело.

— А разве нет?

— Нет, это бизнес.

— А что, деловые обещания можно нарушать?

— Конечно нет. Но писать книги — это совсем не то, что продавать акции или вести бухгалтерские счета. Это творчество, и к нему нельзя подходить с теми же правилами. Если у тебя период творческого застоя, тут уж ничего не поделаешь.

— Творческий застой, — с горечью сказал Джордж. — Так это называется?

Она положила ему на плечо руку, тяжелую от браслета:

— Почему бы тебе не забыть об этом? Напиши мистеру… — Она взглянула на подпись в конце письма. — Ратлэнду и скажи: «Ладно, хорошо, если Вам так хочется, то к черту, больше никаких книг».

— Ты и впрямь думаешь, что я могу так поступить. А что потом?

Она пожала плечами:

— Ну… — и произнесла протяжным голосом: — Есть и другие развлечения.

— Какие?

— Через две недели Пасха. — Она взяла в руки нож, которым вскрывала конверты, и стала кончиком ковырять стол. — Меня приглашают в Малагар на корриду в пасхальное воскресенье. У меня там друзья, американцы. Они большие любители корриды. В Малагаре лучшие быки и лучшие тореро. И все дни и ночи кругом вечеринки.

— Звучит, как мечта агента бюро путешествий.

— Дорогой, не злись на меня. Я ведь не писала это письмо, я только прочитала его.

— Я знаю, прости.

— Ты поедешь со мной? В Малагар!

Официант носился между столиками. Джордж окликнул его и расплатился за выпивку, парень забрал стаканы, Джордж дал ему чаевые и, когда парень ушел, взял кепи, розово-белый сверток и два письма.

Фрэнсис сказала:

— Ты не ответил на мой вопрос.

Он стоял, держась за спинку стула.

— Я думаю, ты забыла, что я никогда не был aficionado. Я падаю в обморок при виде крови.

Она протянула капризно, как ребенок:

— Я хочу, чтобы ты там был…

— Я все испорчу.

Она посмотрела в сторону, стараясь скрыть свое разочарование.

— Куда ты теперь?

— Назад, в Кала-Фуэрте.

— А ты не можешь остаться?

— Нет, я должен вернуться.

— Только не говори мне, что снова должен кормить кошку.

— Помимо кошки, мне еще кое-кого надо кормить. — Он коснулся ее плеча прощальным жестом. — Спасибо, что подвезла.

Темнота застала Джорджа на пути к Кала-Фуэрте. Как только солнце скрылось за горизонтом, стало прохладно, и когда спустились сумерки, он остановился у одинокого фермерского домика и достал запасной свитер, который захватил с собой. Когда он натянул свитер, то увидел, как из дома вышла жена фермера, чтобы набрать воды из колодца. Из открытой двери струился желтый свет, и на этом фоне выделялся ее силуэт. Он крикнул ей: «Buenas tardes» [15], и она подошла немного поболтать и стояла, прислонив кувшин с водой к бедру, и спрашивала, откуда и куда он едет.