—Я остановился в гостинице в Сода-Спрингс, — сказал он. — Думаю, мне стоит сейчас вернуться, а завтра мы до­говорим.

—Нет-нет! — воскликнула Карен, беря себя в руки. — Все в порядке. Я сейчас позвоню доктору Кристиансен.

—Вы уверены, что именно в больнице Карибу Мемори­ал Лонни делали анализ крови?

—Думаю, да, — ответила Карен.

—Нет! — вмешался Рэй. — Там, около аптеки, откры­лась новая лаборатория. Я сам возил Лонни.

—Новая лаборатория?

—Верно! — подтвердил Рэй. — Такое новое здание. Оно открылось за полгода-год до того, как мы там были. Не помню, как она называется.

—И я тоже не помню, — сказала Карен. — Я сейчас по­звоню доктору Кристиансен и узнаю, сможет ли она с вами встретиться, Бен. Она очень огорчится, узнав о... Лонни. 

Он, хоть и редко виделся с ней, был одним из ее любимых пациентов.

Пока она звонила, Рэй и Бен сидели молча, глядя на чашки с кофе.

—     Все в порядке, Бен, — заверила Карен, закончив разго­вор. — Доктор ждет вас завтра утром в десять часов у себя в кабинете. У вас будет время, чтобы хорошо позавтракать и успеть посмотреть на гейзер в парке Хупер-Спрингс.

—     Я так и сделаю, — ответил Бен, вставая и пожимая хозяевам руки.

Он повернулся, снова потрепал Джошуа по холке и уже взялся было за ручку двери, когда Карен неожиданно вос­кликнула:

—     О, кстати, я вспомнила! Это лаборатория «Уайтстоун».

—     Прошу прощения? — не понял Бен.

—     Лаборатория, где делали анализ крови Лонни! Она называется «Уайтстоун». Думаю, что она принадлежит к сети лабораторий.

—     Наверное, самой большой в мире, — пробормотал Бен.

Можешь ли ты видеть чем-нибудь иным, кро­ме глаз?

Платон, «Государство», кн. I

Кровь была повсюду. Она била ключом из-под земли, растекалась по асфальту, заливала Бену лицо. Он редко запоминал сны, но, проснувшись в половине пятого утра в своем номере в гостинице, четко помнил, что беспокойная ночь была полна кошмарных эпизодов, которые связы­вались воедино окровавленным фургоном «Виннебаго». Иногда Бен сам вел этот фургон, иногда за рулем сидел Винсент — звероподобный обитатель исчезнувшего гаража на Лавровой улице. Дважды Бен просыпался в хо­лодном поту но тут же забывал о его причине. Он шел в туалет, возвращался в постель, но только для того, чтобы снова погрузиться в кровавый кошмар.

Наконец усилием воли Бен прогнал видения, зажег на­стольную лампу и, положив рядом старый томик Тревиса Макги в обложке, попытался выжать хоть какой-нибудь смысл из своих мрачных сновидений. Почувствовав, что глаза опять слипаются, он встал, принял душ и вышел из гостиницы, чтобы прогуляться по еще спящему городу.

Проходя мимо закрытых магазинов, Бен на секунду остановился перед аптекой. «Если предположить, — поду­мал он, — что «Виннебаго эдвенчер» являлся транспортом, на котором доноров принудительно доставляли к нетер­пеливо ожидающим их реципиентам, то сколь же велики масштабы этого бизнеса?»

Еще несколько шагов, и Бен оказался у скромного зда­ния из красного кирпича с вывеской «Лаборатория Уайт­стоун». В Чикаго, как он припомнил, такие лаборатории попадались чуть ли не на каждом углу. Некоторые из них, как например, та, которую Бену пришлось посетить пару лет назад, являлись всего лишь центрами для забора кро­ви. Пробирки с анализами они отправляли курьером в региональную лабораторию, где и делалось большинство анализов. Чикагская лаборатория, где у него взяли кровь, находилась на первом этаже здания всего в пяти кварталах от офиса Бена. Он вспомнил, как доктор Бэнкс говорил о скорости, эффективности и надежности этих лабораторий, об их почти военной точности, которая помогла им из ма­лоизвестного учреждения стать одной из самых крупных клинических лабораторий в мире.

Если верить указателю на западном въезде в город, в Сода-Спрингс проживало чуть больше тридцати трех тысяч человек. Похоже, этого лаборатории «Уайтстоун» хватало. В этот утренний час за окном, выходящим на улицу, было темно, но, вглядевшись, Бен увидел холл с несколькими крупными растениями в кадках. Полицейский автомобиль, проезжавший мимо, притормозил, и после беглого осмот­ра одинокого прохожего патрульный улыбнулся и помахал рукой. «Наверное, — подумал Бен, — кто-то из бдительных соседей позвонил и сообщил о странном незнакомце, не спеша прогуливающемся по Главной улице в предрассвет­ных сумерках. Добро пожаловать в маленький город!»

До намеченной встречи надо было убить еще несколько часов. Бен вернулся в гостиницу, съел неожиданно при­личный завтрак из двух яиц всмятку и домашнего рагу из мяса с кукурузой, а потом позвонил в свой офис в Чикаго и выслушал сообщение, записанное на автоответчик:

«Мистер Каллахэн, — говорил низкий мужской голос, — мне посоветовал обратиться к вам судья Калеб Джонсон. Он сказал, что вы лучший детектив в городе...»

«Если Джонсон знает, кто я такой, — подумал Бен, — то он куда круче детектив, чем я сам».

Голос продолжал рассказывать о своем деле — возмож­ной супружеской неверности — и о том, что от результатов тайного расследования может зависеть судьба нескольких миллионов долларов. Каким бы ни был обычный тариф мистера Каллахэна на подобные услуги, голос обещал за­платить втрое больше, если его делом Бен займется немед­ленно.

Он быстро подсчитал и понял, что если дело будет сде­лано быстрее обычного, хотя на это не стоило слишком рассчитывать, у него окажется на руках сумма, в несколько раз превышающая ту, что была на чеке «Охраны органов», и ту, которую он почти потратил, не говоря уже о деньгах, не полученных от Катрин де Суси. Втрое больше... Густой бас представился Бену лестницей, выводящей наверх из глубокой дыры, в которой он пребывал. Он вспомнил при­пев из песенки Прайна:

Отче, прости неразумных деток...

«Как бы там ни было, но все оборачивается лучшим об­разом», — подумал Каллахэн.

Доктор Мэрилин Кристиансен, остеопат по основной специальности, оказалась симпатичной женщиной немно­го за сорок. Ее офис располагался в старом здании в вик­торианском стиле на восточной окраине городка. В проти­воположность вечно спешащему и суетящемуся доктору Бэнксу, она была собранной и спокойной. Известие о ги­бели Лонни Даркина действительно очень огорчило ее, а новость о том, что его использовали как донора костного мозга, повергла в шок.

—Очень грустно, — сказала она. — Лонни был един­ственным сыном Даркинов. Есть ли какое-нибудь другое возможное объяснение случившемуся?

—По мнению эксперта из Флориды, нет. Следы изъ­ятия костного мозга обнаружены на обоих бедрах.

—Очень странно. Видите ли, я не часто видела Лонни, он редко болел, но хорошо его знала, как и все в городе. Славный мальчик. Я говорю «мальчик», хотя ему было двадцать с лишним, потому что, как вы, вероятно, поня­ли...

—Я понял, — ответил Бен, прервав объяснения докто­ра. — Родители сказали мне, что обращались к вам по по­воду головокружений у Лонни.

—Да, два года назад. Я, хотя и не подозревала ничего серьезного, рекомендовала сделать обычный набор лабо­раторных исследований. Все результаты оказались нор­мальными, да и головокружения вскоре прошли. Может, это было какое-то вирусное заболевание.

—          Исследование проводили в лаборатории «Уайтстоун»?

—Да. Я могла бы воспользоваться лабораторией боль­ницы, но посчитала, что в «Уайтстоуне» будет более эф­фективно.

—Вы знакомы с заведующим лабораторией?

—Ее зовут Ширли Мэрфи. Я ее не очень хорошо знаю, но слышала, что она одинокая, живет с дочерью-подростком.

—     Вы не могли бы позвонить ей и спросить, не сможет ли она меня принять сегодня?

—     Конечно. Но, подозреваю, что вы и без меня сможете встретиться с ней.