Изменить стиль страницы

—     При такой влажности тяжеловато.

—     Пока не начнутся дожди, влажность будет расти.

—     Значит, станет еще тяжелее. Стопроцентная влаж­ность... Не представляю, как я переносу ее.

И снова тень пробежала по лицу сестры.

—     С вами все будет хорошо, доктор, — она сказала это уверенно.

—     Конечно, Клодин.

—     У вас назначена встреча с доктором Сен-Пьер. Отме­нить ее?

—     Нет-нет, я не отменяю встреч. Вы это знаете.

Энсон, на которого некогда можно было надеяться, как на ветер, стал абсолютно дисциплинированным че­ловеком. Каждую среду в полдень он встречался в не­большой больничной столовой с доктором Сен-Пьер; там он ел свой любимый чаудер [22]с зеленым салатом, выпивал бутылку камерунского «Гиннеса», а на десерт поглощал шарик шоколадного мороженого. Там они с доктором Сен-Пьер общались неофициально, обсуж­дая дела больницы, клиники и лаборатории, работу над «Сарой-9» и в последние годы его собственное здоро­вье.

— Простите меня, доктор, — начала Клодин, — но, по- моему, вы все еще дышите с большим трудом.

— Возможно... трудно сказать.

— Нет ли какого-нибудь другого лекарства, которое я могла бы вам дать?

— У меня... столько лекарств... что я сам... иногда пута­юсь... в них.

— Успокойтесь и просто дышите! Мне, наверное, стоит позвать доктора Сен-Пьер.

Энсон махнул ей рукой, что должно было означать «по­дождите, не беспокойтесь!» Сестра отошла к стене, но не сводила с доктора внимательного сочувственного взгля­да. Незаметно для него, она сунула руку в карман халата и нервно потрогала лежащую там пробирку с бесцветной жидкостью.

Точно, один и четыре десятых кубика — не больше и не меньше.

Такой была инструкция.

Точно один и четыре десятых...

Ланч назначался на полдень, но когда доктор Энсон на­дышался кислородом и смог пройти в столовую, было уже четверть первого. В столовой за одним из трех небольших столов сидела только доктор Сен-Пьер. Перед ней стоял высокий стакан со льдом и лежал бутерброд с тунцом, а сама она листала какой-то журнал. Одета она была в шор­ты цвета хаки и белую футболку, обтягивающую весьма соблазнительную грудь. На несколько секунд Энсон от­влекся от своих проблем с дыханием. За годы, проведен­ные вместе с Элизабет, он часто ощущал, что их отноше­ния готовы перейти за границу близкой дружбы, но этого так и не произошло.

Энсон уселся за столик, и через секунду повар уже поч­тительно расставлял перед ним тарелки с едой — немое свидетельство того, что не было в больнице, лаборатории или во всем центре человека, в жизни которого доктор не играл бы важную роль.

—Понять не могу, — сказал он Элизабет по-английски, сделав паузу, чтобы сделать глубокий вдох, — как вы ухит­ряетесь выглядеть свежей в такую погоду.

—Думаю, что и вы выглядели бы посвежее, если бы дышали чем-нибудь получше, нежели кислородный кок­тейль восьмидесятипроцентной крепости.

—Я сегодня уже принял дневную норму.

—Боюсь, что долго вы так не протянете.

—Кто знает? Легкие могут привыкнуть.

—Только не с легочным фиброзом, Джозеф, и вы это знаете не хуже меня.

Энсон принялся за салат и, как обычно, сделал боль­шой глоток своего камерунского «Гиннеса» прямо из гор­лышка. «Элизабет права», — подумал он. Она всегда была права, когда речь заходила о его здоровье. Но все же...

—Сейчас не время ложиться на операцию. Сезон мус­сонов вот-вот начнется, а работа в лаборатории идет так хорошо... Мне же столько еще надо сделать!

—Вы каждый день рискуете умереть от сердечной не­достаточности! — Элизабет положила свою ладонь на руку доктора. По выражению ее лица можно было безошибочно определить, что ее забота являлась столь же личной, сколь и профессиональной. — Вы так много сделали для столь­ких людей, Джозеф! Я не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось. А ваше состояние становится все хуже и хуже, и улучшения не предвидится. Если положение еще ослож­нится, оперировать станет намного рискованнее.

—Возможно.

—А послеоперационный период не затянется так на­долго, как вы думаете. Врачи, с которыми я работаю, — лучшие трансплантологи в мире. Они сделают для вас все возможное.

Энсон допил пиво. Он надеялся, что у него хватит силы духа убедить Элизабет, что медицинские показатели для пересадки еще не столь серьезные и вообще время непод­ходящее.

— У меня выдалось несколько хороших дней... — начал он.

— Ради бога, Джозеф! Будьте честным хотя бы с самим собой. Если вы среди дня не хватались за ингалятор или кислородную маску, это еще не значит, что был хороший день. Взгляните на себя. Вы же умный человек, ученый. Но вы не можете сказать и половины того, что думаете, только потому, что вам просто не хватает воздуха! — Она снова взяла его руку в свои ладони. — Джозеф, прошу, послушайте меня! Доктора в «Уайтстоуне» узнали о до­норе, Джозеф, исключительное совпадение тканей! Ради этого мы объехали весь мир. Вам почти не потребуются иммуносупрессоры, а это значит, что не будет побочных эффектов. Вы вернетесь к работе гораздо раньше, чем ду­маете.

Энсон внимательно посмотрел на Элизабет. Впервые разговор зашел о конкретном доноре, не говоря уже о сов­падении тканей. Доктор Сен-Пьер и ее коллеги-консуль­танты сделали первый ход в этой игре с такими высокими ставками.

— Как долго ваши люди искали донора?

— С тех пор, как сделали анализы и поняли, что у вас редкий тип тканей.

Энсон откинулся на спинку стула и покачал головой.

— И где вы нашли... такое совпадение?

— В Индии. Город Амритсар, штат Пенджаб, к севе- ро-востоку от Дели. Человек подключен к аппарату ис­кусственного дыхания в местной больнице. Смерть мозга в результате обширного кровоизлияния. В больнице то­ропятся с изъятием органов, но мы упросили их подож­дать.

Энсон встал и прошелся по столовой. Даже эти несколь­ко шагов дались ему с трудом, но он убеждал себя, что это из-за высокой влажности.

—     Я не могу, — сказал он наконец. — Я просто не могу. Здесь много работы, и надо предупредить дочь, и... и...

—     Джозеф, пожалуйста, — остановила его Элизабет, — перестаньте! Если вы не готовы, значит, не готовы. В таком случае почему бы вам просто не пойти домой и не отдох­нуть час-другой перед послеобеденным обходом? Я управ­люсь здесь без вас.

—     По... пожалуй, — ответил Энсон тоном капризного ребенка. — Я рад, что вы на меня не сердитесь.

—     Я за вас волнуюсь, Джозеф, и за наш проект «Сара-9», но вряд ли я на вас сержусь. Позвольте, я вызову охранника, и он отведет вас домой. Может, вам нужна кресло-каталка?

—     Нет! — воскликнул Энсон. Он повернулся, но вдруг на него нахлынула волна слабости. — Хотя, наверное, с ка­талкой будет лучше, — капитулировал он.

Когда охранник вкатил в столовую кресло и помог Эн- сону усесться в него, доктор был уже настолько слаб, что едва мог дышать. Он пытался вдохнуть, но, казалось, его мозг не хотел больше участвовать в этом процессе. Доктор хотел что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова.

Охранник покатил кресло и дверь, стены комнаты на­чали кружиться перед взором Энсона. На дорожке, веду­щей к жилому комплексу, проехав всего несколько футов, Энсон вдруг почувствовал, что его дыхание остановилось. Мир вокруг потемнел и провалился в черноту. Потеряв сознание, доктор вывалился из кресла и упал лицом на до­рожку.

Охранник, крупный коренастый мужчина, подхватил доктора, словно тряпичную куклу, и бросился обратно, зовя на помощь. Через мгновение тело Энсона лежало на носилках в палате экстренной помощи, а Клодин готовила к работе оборудование жизнеобеспечения. Сен-Пьер, ко­торая умела сохранять хладнокровие и в более тяжелых ситуациях, приказала подсоединить кардиомонитор, при­готовить катетер и иглу для внутривенного вливания, а за­тем, запрокинув Энсону голову, приступила к вентиляции легких с помощью маски и дыхательного мешка. Один из ординаторов предложил заменить ее, но Элизабет отказа­лась.

вернуться

22

Чаудер — густая похлебка из рыбы или моллюсков со свининой, сухарями и овощами.