Пока преодолел пространство орлиного взора, ночь подкралась. Вот она, голубая палатка. Изнутри подсвечена — не научились ещё дамы использовать оптимизаторы на полную катушку. Играют на гитарах, поют. Господи, когда это было, в какой из своих жизней перебирал струны с ними рядом? Слёзы подступили в глаза, мокрота в нос. Фыркнул, прочищая.

— Ой, там кто-то есть, — голос Настеньки.

Подался прочь, стараясь не шуметь. Оглянулся. Мама шарила лучом фонарика в кустах у палатки. Господи, нет чтоб скинуть эту вонючую шкуру да в объятия. Кому-то нужен твой маскарад? Но страх проклятия держал на расстоянии. Задавал себе вопрос — неужто посягнёт, червь могильный, на любимую дочь? И правнучку он, кажется, любил. Но не хочется искать ответы на такие вопросы: слишком велика цена риска. Привыкай, Алексей Владимирович, изгоем жить — посмотрел-послушал и будет….

На следующее утро Анастасии ползали на коленях возле палатки, изучая мои следы. Измеряли, фотографировали — должно быть, чёткий нашли отпечаток. И направление взяли верное — проследили мой путь до тех самых кустов, из которых я за ними наблюдал. Пришлось ретироваться и прятать следы в русле ручья.

Вечером, прокравшись к голубой палатке, слушал милые голоса и был счастлив — ни слёз, ни соплей. Гитары забыли, обсуждают, как меня приручить.

— Надо еду ему оставлять на видном месте, — говорит мама.

— Мы ж ничего не взяли! — восклицает доченька.

— Будем добывать. Готовить и оставлять. Он пообвыкнет, и мы подружимся.

— В Москву возьмём?

— Ну, в Москву…. А может быть. Если захочет.

Я ли не хочу в Москву, в нашу старую добрую квартиру? Эх, мама, мама.

Искать для йети яйца в птичьих гнёздах или ловить рыбу в ледниковом озерце (да там её никогда и не было) Настенька наотрез отказалась:

— Бабушка! Они же живые!

Вот и расти дочку сердобольной! Хорошо, что прошлогодние орехи не вызывали у неё чувства жалости. Набрали их мои дамы, накололи, от скорлупы очистили и на целлофанчике оставили как подношение. На валуне, средь поляны альпийского леса. Сами спрятались и наблюдают. Аппаратуру приготовили, ждут.

Сходить что ль, не томить? Только надумал, глядь — конкурент топает, самый настоящий йети. Ростом метра два с половиной — ну, не меньше, точно. В плечах косая сажень. Впрочем, плечи снежного человека не так ярко выражены, как у нас: сказывается отсутствие талии и длинные, до колен, могучие руки. Вся эта движущаяся масса…. Я бы сравнил её с гориллой, из-за растительности. Но морда (может, лицо?) существа более человеческая. И вообще, все движения йети выглядели осмысленнее, чем у простого примата. Не зря ж прозвали — снежный человек. Он шёл не к алтарю с орехами, а за спинами моих дам к их палатке. Они его не видели, а я наблюдал, не зная, на что решиться. Йети подошёл к палатке, помедлил — я думаю, принюхался — а потом, не удосуживаясь поисками входа, вспорол острым когтём крышу и сунул голову внутрь. Минуту он проверял глазами информацию носа. Убедившись в отсутствии признаков пищи, смял палатку, потоптался ногами, круша её содержимое, и пошёл прочь.

Вот сволочь! Догнать, набить рожу мохнатую? Однако, настоящий йети! Учёные его ищут, с ног сбились, и никак…. Можно сказать, подфартило вам, Алексей Владимирович. Стоит ли упускать шанс? Оставив за спиной алтарь с орехами, моих дам с кинокамерами и их порушенную палатку, устремился следом.

Заметил он меня на леднике, далеко от того места, где я его. Зарычал, замахал могучими руками над головой, будто пчёлы досаждали. Я ногу приставил — фельдфебель гневается. Он ждал другой реакции. Ещё порычал, распаляясь, а потом устремился на меня, скаля зубы и пальцы скрючив.

— Билли?

— Спокойнее, Создатель, без паники. Это демонстрация, нападения не будет. А решится — у нас ведь чёрный пояс айкидо.

— Слушай, сдаётся, этой твари все пояса по барабану. Он вообще голышом дефилирует.

— Ты, кстати, тоже. И не называй его так, настройся на дружелюбный лад.

При всём желании не смог бы растянуть в улыбке натянутую маску мышцами лица. Может, два пальца сунуть в уголки рта и…. Всё-таки боевое искусство айкидо мне пригодилось. Йети разогнался по склону и бросился на меня, думая смять с наскоку всей массой, разорвать когтями, вцепиться клыками. Вопить: "Билли, что с ним?" не было смысла, потому что не осталось времени. Увернувшись в последнее мгновение от туши клыков и когтей, двинул ему коротким ударом под локоть — знай наших. Но ещё эффектнее в момент контакта между нами проскочила дуга электрического разряда. Я, правда, ничего не почувствовал кроме запаха палёной шерсти. Посмотрел на волосатый свой кулак — не моей.

— Билли?

— Нормально, Создатель. Пусть охолонет — здоровью не повредит, уму не помешает.

— Считаешь, у него есть разум?

— Перед тобой представитель одной из засохших ветвей древа рода человеческого. Ты мог быть таким без маскарада, но повезло.

Мой дальний засохший родственник медленно приходил в себя от электрошока. Можно его внимательно разглядеть, измерить параметры черепа, длину конечностей…. Хотя зачем — ведь я не Дарвин. Связать и маме отнести? Вязать нечем. Оптимизатор нацепить?

Пока раздумывал, йети пришёл в себя. Глухо рыкнул что-то — мол, погоди у меня — и, сутулясь, побрёл прочь. Я следом….

Жилище снежных людей устроено в ледниковой пещере. Как она возникла, остаётся только гадать — на трещину не похожа, на дело рук человеческих тоже. Кроме моего проводника обитали здесь ещё пять особей. Детёныш — неуклюжий малый ростом с пестуна бурого медведя. Четыре самки. Как определил? Догадался.

Кореш мой едва вошёл в берлогу ледяную, они все к нему наперегонки. Да не тут-то было. Бац! Бац! Затрещины налево и направо — жратвы нет, хозяин не в духе. Накормив домочадцев тумаками, папа-йети завалился спать, рыкнув в мою сторону — и до тебя, мол, доберусь. А мне что? Войдя непрошенным, пристроился скромненько у входа — наблюдать. Три снежные мамы, поворчав на грубость супруга, подвалились к нему под бок. Недолго скулил обиженный детёныш — забрался в середку и притих.

Мной заинтересовался пятый обитатель жилища йети. Вернее, заинтересовалась. Бочком-бочком, прыг да скок, как бы совсем случайно оказалась поблизости. Пофыркала, принюхиваясь. А потом руку протянула и дёрг меня за шерсть. Ничего не произошло. В смысле, Билли не поразил её электроударом, и шерсть яка не покинула свою шкуру. Я протянул руку и погладил волосатое колено. Тут же получил шлепок по ладони. Ишь ты, ломается…. Кокетка.

Откинулся спиной на ледяную стену, вытянул ноги по ледяному полу. Подождём. Как учит природная мудрость — лучше два часа помолчать, чем три дня уговаривать.

О чём это я? Да, шучу. Шучу, конечно. Не собирался заводить шашней с мохнатой молодкой. И она, кажется, удовлетворила своё любопытство касательно моей особы — подбилась к общей куче лежащих тел.

— Билли.

— Предвосхищаю твой вопрос, Создатель. Это ещё одна попытка Природы помочь человеку выжить в естественных условиях. Сила, мощь, всеядность и способность существовать в экстремальных условиях — на границе жизни. Всё в ущерб ума. Результат — тупиковый путь. Когда-то они царили на земле….

— Оптимизатор может помочь?

— Поумнеть — вряд ли.

— Давай украдём младенца — в Москве ему сытней будет.

— Подумаем.

— Ну, думай, — устроился поудобней с намерением отойти ко сну в ледяной пещере снежных людей….

Из объятий Морфея вырвал оглушительный рёв папы-йети. Через мои ноги — и по ним тоже — он устремился к выходу. Следом дамы, последним полутораметровый малыш.

— Что случилось, Били?

— Беги, Создатель, йети что-то чувствуют. Беги!

Это было землетрясение. Я выскочил под звёздное небо и тут же рухнул с ног от толчка под ними. Оглушительно ломался ледник, глубокие трещины паутиной разбегались по его бело-голубому тулову. Йети, увлекаемые вожаком, понеслись вверх по склону, а я вниз. Туда, где за границей ледника в изодранной голубой палатке ютились самые дорогие мне на свете существа — мама и дочь.