Вот так реакционеры из эгоистических побуждений проложили дорогу преступникам и сами, не ведая того, попали под удар, который скоро на них и обрушился.

Лучше не задумываться, чем бы все это могло закончиться, если бы не Советский Союз, который сразу распознал преступные цели «фашистских молодчиков» и оказал Испании многостороннюю помощь.

Но поддержка Страны Советов Испанской республики не ограничивалась только государственной помощью, ведь это была колыбель всемирного пролетариата! Когда по всей земле прокатилась волна протеста, когда народные массы всех стран в знак солидарности выразили желание прийти на помощь своим испанским братьям, СССР немедленно поддержал этот благородный порыв, взяв на себя задачу по координации действий. В результате этой работы были сформированы в наше время уже легендарные Интернациональные бригады, составленные из добровольцев, приехавших со всего мира! Эти беззаветно преданные великой идее люди бросали работу, прерывали учебные и научные занятия, прощались с семьей, чтобы как можно скорее вступить в бой на полях сражений республиканской Испании.

Можно сказать, что в историческом смысле родилась новая форма союза.В него вступали не правительства, не государства, не армии, а — народные массы, общественные классы и партии. Никто не вмешивался во внутренние дела государства (как это было при заключении союза с империалистическими странами), ведь смыслпроисходящего выходил за рамки внутренней проблемы отдельного государства: борьба испанского народа за социальное освобождение не рассматривалась как конфликт локального значения, а как составная часть общего процесса — смертельной классовой борьбы в масштабах всей планеты.

Этот апофеоз интернационализма был, очевидно, главным ударным моментом всего торжества, однако по эмоциональности он уступал национальной литургии, то есть «польской карте».

Сначала вступал Кароль Брода, но минутой позже рядом с ним появлялся Первый докладчик и принимал эстафету, цитируя наизусть отрывок из резолюции Польской Коммунистической партии.

— Правящая клика Санации и ее генералов на весь мир опозорила Польшу, снискав себе сомнительную славу массовыми убийствами рабочих и крестьян, беззаконием и ложью, коррупцией и истязаниями в тюремных застенках. Правящая клика обесчестила само имя Польши, превратившись в глазах демократической общественности Европы в вассала фашистской Германии, в служанку самых темных сил варварства, реакции и мракобесия.

Тут выходил Второй докладчик и, опровергая унылое начало, победоносно заявлял:

— Но сегодня о Польше идет уже другая слава. Слава Народной Польши, Польши, борющейся за свободу. Эта слава пришла с гор, из долин и равнин Испании, где лучшие из лучших, собравшись в отряды имени Домбровского, не щадя жизни, сражались за освобождение угнетенных народов.

Едва отзвучало эхо этой радостной вести, как на сцене появился следующий исполнитель, porte-parole благородных домбровцев:

— Мы следовали традиции героев, боровшихся «за вашу и нашу свободу»: свободу Польши и всего человечества. На полях сражений Испании нас вдохновляли на борьбу образы героев, поднявших знамя свободы сначала в Польше, а потом на баррикадах Парижской коммуны.

Это патетическое выступление тешило польское сердце, однако вызывало и удивление, особенно когда Кароль Брода — в несколько ином контексте — высказался следующим образом:

— Теперь испанский народ познакомился совсем с другими поляками, а не с теми, которые участвовали в наполеоновских войнах и в сражениях под Сомосиеррой, Туделой и Сарагосой, где поседевшие в боях легионеры, наивные демократы, подло обманутые тираном Европы, шли против испанцев во имя порабощенной Польши.

Одним из кульминационных моментов не только этой части программы, но и всего торжественного заседания был отрывок из речи Долорес Ибаррури, знаменитой Пассионарии, которая провожала на фронт отважных домбровцев и благодарила их за помощь. Однако особым успехом речь Пассионарии пользовалась не благодаря своей форме и содержанию, но прежде всего благодаря тому, кто ее читал. Произносила текст первая красавица школы: черноволосая, надменная Люсиль Ружогродек, объект ухаживаний и воздыханий не только школьной молодежи, но и более серьезных поклонников — студентов и плейбоев. Люсиль (в очень узком кругу избранных ее звали «Люси») в черном облегающем платье с приколотой над левой грудью крупной красной гвоздикой, в черных английских туфлях на каблуках-шпильках (наверное, позаимствованных у матери) и с пурпурной лентой в непокорно вьющихся волосах медленно выходила на сцену, после чего, выдержав долгую паузу, начинала своим низким, чувственным голосом монолог:

— Вы оставили ваших жен, ваших женщин и детей, чтобы отправиться в нелегкую дорогу, полную предательских ям, преград, ловушек и ощетинившихся штыками границ. И вы пришли, и вы сказали: «Мы здесь. Испания не одинока».

Сила этих слов была воистину ошеломляющей. «Люси» произносила их так, что аудитория невольно забывала, кто это говорит, кому и зачем. Испанией становилась сама «Люси», а отважными бойцами — ее многочисленные поклонники, готовые бросить семью, любовниц и невест, чтобы припасть к ее ногам и избавить от одиночества.

— Меня очень взволновали письма, которые я недавно прочла, от ваших матерей и жен, от сестер и невест. Несмотря на то что вы оказались здесь, вдали от них, что вы рискуете своей жизнью и многие из вас, увы, пали на поле брани, они не жалеют об этом, не проклинают Испанию, напротив, они гордятся тем, что их сыновья и братья, мужья и женихи сражаются и умирают за свободу, что не поворачиваются спиной к истекающей кровью Испании, а стоят в первых рядах ее бойцов и даже в эти трудные дни служат ей своим оружием.

Приближался трагический финал.

Франко бросал в мясорубку войны последние резервы; немецкий легион «Кондор», подвергавший опустошительным бомбардировкам испанские города и села, нес огромные потери под ударами советской зенитной артиллерии; республиканцы и voluntaries internacionales с криком «venceremos» поднимались в очередные атаки; батальон Палафакса и центурия Парижской коммуны бесстрашно сопротивлялись варварским ордам захватчиков, а мудрое коммунистическое руководство крепко удерживало руль власти.

К сожалению, несмотря на одержанные победы и самоотверженную борьбу, Республика погибла. Пала Андалузия и крепость Алькасар, пали Арагон, Каталония и Мадрид.

На фоне «Герники» Пикассо, высвеченной на экране проектором, появлялся Первый докладчик и начинал эпилог:

— Когда под ударами превосходящих сил погибают в невыразимых муках окруженные защитники свободы, когда хор шакалов и гиен выкрикивает, подвывая агрессору, старый клич римской солдатни: «Горе побежденным!», мы, обращаясь к могилам мучеников за святое дело, которых у нас больше, чем в любой другой стране, отвечаем лозунгом Элизы Ожешко, рожденным на кладбище январского восстания: «Gloria victis!» — слава павшим.

После этих слов на сцену выходил Второй докладчик и смягчал воцарившееся трагическое настроение словами надежды и веры:

— Нет, нет и нет! И сто раз нет! Вас не смогли сломить! Наша вера несокрушима: победабудет за нами!

Последнее слово спектакля предоставлялось Каролю Броде:

— Атмосферу того времени литература может передать лучше самого скрупулезного исторического исследования. Однако необходимо терпение. Ведь Кшиштоф Седро ждал своего Жеромского. А уланов Надвисланского легиона отделяет от создания «Пепла», кто бы мог подумать, целое столетие!

«Экзотическое трио» начало напевать «Кукарачу», а участники в полном составе приступили к коллективной декламации другого известного стихотворения Владислава Броневского — «Честь и динамит»: