Он подождал, пока я закончу, и сказал: «Я тебе это еще припомню!» Когда я услышал о нем в связи с делом Чарльза Френсиса, первой моей реакцией было сообщить о том давнем инциденте, а потом я подумал: если он окажется в итоге невиновным, я поступлю так же по-свински, как и он в случае с Хоффером. А теперь, когда мы тут случайно встретились, я предоставляю тебе самому делать отсюда выводы.

— К началу второго года обучения он, стало быть, был номером 11. Почему же он отодвинулся назад в списке?

— Ну, во-первых, некоторые инструкторы просто не любили его. А кроме того, физически он был менее вынослив, чем большинство в классе. Полевые учения были часто ему не по силам. Ну а всадник он был просто никакой. Вначале он вообще всякий раз оказывался на земле, да и до конца он так и не смог преодолеть страха перед лошадьми. К тому же старый Кампанини решил, что неуспехи Дорфрихтера бросают тень на его репутацию преподавателя, и сажал его на самых норовистых лошадей.

— Был ли еще кто-нибудь в классе, кто не ладил с Дорфрихтером?

— Нет, но это ни о чем не говорит. В училище все не так, как обычно среди офицеров. Отчасти и времени достаточно не было, чтобы завязалась дружба, да и все мы были конкурентами. Немногие из класса были теми, кого все любили, — и Мадер был один из них. Лучшего товарища, чем он, просто не было.

Хозяйка дома подошла к ним и пригласила к столу. Кунце пришло в голову, что она на протяжении всего вечера как-то выделяла Дугонича. Котильон, правда, она танцевала с почетным гостем — шефом Генерального штаба Конрадом, но до этого ее изумруды постоянно сверкали на фоне темно-зеленого мундира Дугонича.

Ужин имел большой успех и длился с полуночи до двух часов утра. Год назад Лили Венцель удалось одержать решающую победу над соперницами в свете — она сумела переманить к себе повариху скончавшегося Иоганна Штрауса. Пышная бабенка, урожденная венгерка, с божественным даром что касается венской кухни, была в своем деле таким же маэстро, как ее усопший хозяин в музыке. Вставая из-за стола, все гости были под хмельком и убеждены, что они слегка переели.

В конце ужина Лили Венцель «нечаянно» опрокинула бокал с шампанским и залила себе платье. Она поспешила наверх, чтобы переодеться. Обнаружив в своей комнате крепко спящую на стуле горничную, Лили растолкала ее и приказала немедленно идти спать, сказав, что она больше не понадобится. Девушка мгновенно исчезла, пока госпожа не передумала.

Капитан Дугонич, которому Лили объяснила, как пройти в ее комнату, тем не менее дважды оказывался не там. Когда он наконец попал к ней, Лили стояла перед огромным, до пола, зеркалом. Ее пышное белоснежное тело от бюста до бедер было скрыто шелковым корсетом. Не отрывая от нее глаз, Дугонич тихо прикрыл дверь и пытался рукой нащупать ключ. Не найдя его, он посмотрел на дверь и увидел, что ключа вообще не было.

— Скажите, что, дверь вообще не запирается? Клянусь, мой боевой дух не так силен при мысли, что в любой момент сюда может войти ваш муж.

Она рассмеялась.

— В этом доме — никогда. Мы нашли тайный рецепт для счастливого супружества. Каждый уважает личную жизнь другого. Карл слишком хорошо воспитан, чтобы сюда ворваться, если его не пригласили.

— И вы его действительно приглашаете?

— Время от времени, конечно. Я же должна давать ему возможность доказывать, что он женился на мне не из-за денег. Это необходимо ему для самоутверждения.

— Кажется, вы хорошо разбираетесь в психологии, да?

— Нет, я только осторожна. Я уже сталкивалась с тем, насколько мужчина без самоутверждения может быть опасен.

Он привлек ее к себе и поцеловал в шейку. Его правая рука скользнула по ее телу, отправляясь в увлекательное путешествие.

— Как хорошо, что я не ваш муж, — сказал он.

— Вы им и не смогли бы быть. Я никогда бы не вышла за вас замуж.

— Почему же нет? Я богат, благовоспитан и неплохо выгляжу.

Пока он говорил, рука его скользила по корсету, расстегивая многочисленные крючки. Она откинула голову назад, глаза ее под густыми ресницами затуманились, дыхание участилось.

— Я бы никогда не вышла за мужчину, в которого я влюбилась.

Его рука задержалась. Слово «влюбилась» подействовало на него как холодный душ. Ничего он не опасался больше, как связей, основанных на чувстве.

— Вам не кажется, что мы все-таки слегка рискуем? — спросил он. — Не было бы разумней встретиться завтра в городе? У меня есть квартира на Химмельпфортгассе…

— Нет. — Она стала расстегивать пуговицы его мундира. — Сейчас.

Она обвилась вокруг него с такой стремительностью, что он упал на обтянутый шелком шезлонг и увлек ее за собой. Под этим пламенным огнем его оборона была прорвана. В зеркале он на миг увидел их переплетенные тела среди вороха белья и сдавленно засмеялся. «Вот если бы кто-нибудь сейчас зашел…» — подумал он. Его неожиданный смех заставил Лили насторожиться, во взгляде, брошенном на него, на секунду скользнуло недоверие, но затем глаза ее вновь закрылись, и она забылась в сладостном блаженстве.

Позже он спросил ее:

— Ты всегда так развлекаешься, когда у вас собирается общество?

Лили выбрала голубое вечернее платье из шифона, и он возился со сложными крючками на спине. Она резко повернулась к нему, и в какой-то момент ему показалось, что она его ударит.

— Нет, — сказала она. — Не всегда удается найти подходящего партнера.

— Несмотря на то что тут столько молодых орлов? Уверен, что каждый бог знает что отдал бы за это.

— Да, бог знает что. А кончается это тем, что они просят замолвить за них словечко перед генералом. То, что я вам про самоутверждение мужчин сказала, относится и к женщине. Я не хочу, чтобы меня использовали. По крайней мере, пока не хочу. Может быть, через пару лет, но не сейчас. Сейчас я хочу, чтобы меня принимали, какая я есть, и каждый должен рисковать точно так же, как и я.

Только теперь он все понял. Вот почему на двери не было замка!

Он рассмеялся:

— Ну ты и стервочка! — Однако вдруг почувствовал, что полностью протрезвел.

Капитан Кунце провел первую половину дня, изучая журнал успеваемости офицеров, которые получили циркуляр Чарльза Френсиса, и пытаясь понять, почему именно эти десять человек должны были умереть. Разговоре капитаном Дугоничем навел его на мысль побеседовать с каждым из них, чтобы понять их взаимоотношения с обвиняемым.

— Странно, — сказал он лейтенанту Стокласке. — Девять из этих десяти превосходные наездники, и вообще все они хорошие спортсмены. В характеристиках подчеркиваются их выдающиеся достижения. Единственным исключением является Молль. Майор фон Кампанини поставил ему «весьма посредственно» так же точно, как и Дорфрихтеру.

— Возможно, Дорфрихтер испытывает личную злобу к Моллю.

— Это мы должны выяснить, — кивнул Кунце. — И еще многое другое, — добавил он, вздохнув.

Дорфрихтера доставили на допрос. Казалось, он слегка поправился. Круги под глазами и следы усталости на лице исчезли. Он был не таким бледным, как раньше. Бесспорно, это было результатом его ежедневных «прогулок» при настежь открытом окне. На улице похолодало, и он выстудил камеру почти до уличной температуры, оставляя окно постоянно открытым. Воспаление легких для него предпочтительней, чем сидеть в духоте, сказал он. На вопрос, как он себя чувствует, он всегда отвечал, что ему скучно, но других жалоб у него нет.

— Какие отношения у вас были с капитаном Моллем? — начал допрос Кунце.

Если он и предполагал какую-то объяснимую реакцию, то был разочарован. Дорфрихтер отвечал с удивленным видом.

— Капитан Молль? Думаю, что я не знаю никакого капитана Молля.

— Ну хорошо — обер-лейтенант Молль. Он был одним из ваших однокашников по военному училищу.

Дорфрихтер почесал в задумчивости лоб.

— Молль? Ах да, Молль. Сейчас я смутно припоминаю. В конце концов, в выпускном классе было больше ста человек. Я не думаю, что смог бы вам навскидку назвать больше десяти имен.